Глава 20. Россия в XX в.

кон разума, закон совести. Решающим принципом оценки и последней основой закона является именно этот естественный закон, написанный в сердцах, в совести людей.

Такое общехристианское понимание закона представляет глу­бинную ценность, но не потому, что оно решает антиномию за­кона и благодати, а напротив, скорее потому, что оно затрудня­ет ее решение. Только здесь раскрывается вся глубина антино­мии, «вся новизна и парадоксальность сверхприродной и сверхзаконной системы благодатных ценностей, этой «этики не от мира сего». Эта новая система ценностей не терпит рядом с собой никакой другой: она несовместима с признанием суве­ренной ценности закона.

В христианской дихотомии Закона и Благодати Вышеслав­цев увидел также вариацию рассуждений на тему соотношения позитивного и естественного права. Позитивность в праве есть сфера человеческого несовершенства, поскольку закон как та­ковой не может содержать в себе непосредственно божествен­ные ценности, но, правда, может иметь их в виду. Новый Завет исходит из представлений о бессилии закона человеческого в борьбе с грехом, являющимся следствием несовершенства че­ловеческой природы.

Обращаясь к традиционной теме идейных взаимовлияний Востока и Запада, Вышеславцев констатирует, что всемирность есть необходимость и для русской мысли, однако при этом не­редко проявляют себя избирательность и акцентированность, что делает Платона русским Платоном и Бентама или Канта русскими Бентамом и Кантом.

Евгений Васильевич Спекторский (1875—1951) — автор фун­даментальных исследований и учебных изданий по истории со­циальной философии, историко-генетической семантике общест­воведения, курса начал правоведения и государствоведения, а также исследователь роли христианства в развитии права и го­сударства. Преподаватель, затем декан юридического факульте­та и ректор Киевского университета. В 1920 г. эмигрировал и закончил жизненный путь профессором Свято-Владимирской православной духовной академии в Нью-Йорке.

При обсуждении проблематики «христианство и правовая культура» в книге «Христианство и культура» (Прага, 1924) он проводил мысль о том, что право может быть не только произ­ведением социальной культуры, но также предметом культа, почитания. Для этого у него есть все необходимое — свой миф

(учение об источниках права), свой догмат (юридическая дог­матика) и свой обряд (процессуальные формы). Юридическая культура существовала и задолго до появления христианской культуры, причем она охватывала не только человеческий, но также и божественный аспект общественного бытия и в этом смысле вполне оправдывала характеристику юстиции (справед­ливости) как «познания вещей (дел) божеских и человеческих» (Ульпиан).

Разумеется, христианство не является новым юридическим, политическим или экономическим учением. Однако это новое учение хотя оно и не от мира сего, тем не менее может и должно давать «оценивающие "принципы» для всей нашей культуры. Поэтому ни юридическая, ни политическая, ни экономическая культуры не могут совершенствоваться без его участия. Древ­нейшие дохристианские религии не только благословляют юри­дическую культуру, но и непосредственно создают ее. Бог солн­ца, справедливости на небе и на земле благословляет на царство Хаммурапи на известной каменной стеле, где они изображены вместе над высеченным текстом законов. Законодатель Крита Минос считался передатчиком воли Зевса, так же как законода­тель Спарты Ликург — передатчиком воли Аполлона, а законо­датель Израиля Моисей — воли Яхве. Вообще весь Ветхий Завет понимался как закон (Тора — Закон, Поучение), как нечто юридическое, как «какая-то сакральная юриспруденция». Сам «Бог есть судия» (Пс. 74, 8), ибо «суд — дело Божие» (Втор. 1, 17). И весь Израиль гордился своей юридической религией — «как люблю я закон Твой» (Пс. 118, 97).

В наше время, обобщает Спекторский, один из сознатель­ных и наиболее глубоких эпигонов иудаизма Герман Коген ориентировал даже чистую, философскую этику на юриспру­денцию и вдобавок «очень выпукло изобразил органическую связь иудаизма с юридизмом». Однако историк римской юрис­пруденции Р. Зом считает право несовместимым с христианст­вом и церковью и посему отрицает церковное право. Наш пи­сатель Л. Н. Толстой, алчущий и жаждущий правды, никак не мог примириться с мыслью, что истина есть продукт судогово­рения, и был уверен, что Христос отвергает какую бы то ни бы­ло юстицию. Юристы, даже не будучи атеистами, считали, что их дело может делаться без какой бы то ни было религии. Г. Гроций уверял, что существует естественное право, которое вполне допускает мысль о том, что Бога нет или он не заботит­