Глава 19. Зарубежная политико-правовая мысль в XX в.

господстве различных элит, будь то элита львов (харизматиче­ских лидеров) или элита лис (организаторов и бюрократов) ли­бо, подругой классификации, — элита экономическая, полити­ческая, профессионалов, интеллектуалов и др.

Макс Вебер (1864—1920) — один из крупных политических мыслителей и социологов XX столетия, высказавший ряд фун­даментальных положений относительно социологических ха­рактеристик права и природы современной политической вла­сти, в особенности ее легитимности и законности.

Отправляясь от азбучного положения о том, что власть госу­дарства так или иначе связана с физическим насилием, Вебер уточняет, что современное государство следует воспринимать таким человеческим сообществом, которое успешно притязает на монополию легитимного употребления физического наси­лия в пределах данной территории, причем все другие социаль­ные институты употребляют насилие только по дозволению го­сударства.

В отличие от К. Маркса, предполагавшего преодоление всех современных противоречий в неком общественном состоянии, где свободные индивиды объединятся в свободные ассоциации во имя счастья и свободы, Вебер не видел никакого выхода из современных противоречий социальной жизни. Он считал, что движущей силой современности следует считать не капитализм как таковой, а растущую рационализацию социального мира, причем капитализм следует воспринимать лишь одной из теат­ральных сцен рационализации, поскольку рационализация им­манентна любым вариантам управления и вполне сосуществует с идеей господства права. Процесс рационализации присущ любой фабрике, любой государственной бюрократической ма­шине и даже такой разновидности централизации материаль­ных ресурсов, которая присуща деятельности верховного сеньо­ра в иерархии феодального общества.

Всепроникающая рационализация, имеющая место при ка­питализме, усиливает власть технологии и уменьшает человече­скую духовность. Она фактически разъединяет человечество и отчуждает его от естественных ритмов, присущих ему в досов- ременном состоянии. Этот процесс оживляет те опасения, ко­торые Гегель и Маркс высказали в отношении социального от­чуждения как одного из последствий модернизации. Рациона­лизируемая современность уверенно объявляет войну традиции и обычаю в пользу разумности, прогресса и свободы. Ее зако­

769

номерный плод — цивилизованный, разумный человек — обес­печен в этом качестве некими ключами к надежному знанию. Вследствие рационального познания природы и хода вещей че­ловек освобождается от доминирозания определенной идеоло­гии, от сомнительной традиции или обычая.

Вебер, однако, увидел и другой возможный крен в этой со­циальной трансформации. Рациональный человек практически осужден заниматься осуществлением только рациональных за­дач и подчинять себя результатам формальных логических вы­числений. В итоге осознание силы и влияния социально­функциональных структур настраивает человека не на борьбу против чего-то трудно осуществимого, а на подчинение тем требованиям, которые очерчены для него исчисленной разум­ностью.

Рационализация доминирует сегодня через посредство трех главных процедур: контроля над социальным целым при помо­щи всяческих подсчетов (собирания и фиксирования информа­ции в виде письменных документов и т. д.); систематизации смыслов и значения отдельных параметров в виде определен­ным образом упорядоченной системы; методологического оп­равдания некоторых повседневных правил (включая правила моральные, юридические и др.).

Одним из важных следствий такой рационализации стано­вится новая систематизация всех верований и всяческое исклю­чение логически несостоятельных или попросту мифических или мистических построений в пользу более абстрактных или универсальных построений. Так, возникает новая радикальная поляризация между публичной и частной сферами жизни, при­чем бюрократизация управления более всего гарантирует пре­вращение частных вопросов в публичные, например, когда речь идет о распределении публичных финансов и других ресурсов. Полная деперсонализация административной деятельности в бюрократических структурах в силу их приверженности к учету и организационной технике также усиливает тенденцию к фор­мальной рациональности. <

Эта деятельность образует разительный контраст досовре- менной управленческой деятельности, для которой характерны вера в силу духов и богов и следование обычаю и традиции. В той деятельности тоже присутствовала рациональность, но это была другая рациональность, которую Вебер именует субстан­циональной. В отличие от сегодняшней, формальной рацио­