Глава 14. Россия в XVIII в.

Касаясь вопросов организации судопроизводства, Щербатов высказал ряд прогрессивных идей, активно обсуждавшихся его западноевропейскими современниками: открытость и гласность процесса, участие защитников. Щербатов возражал против вольного толкования смысла закона судьями и требовал их точ­ного соблюдения в процессе судебного исследования дел.

Но вместе с тем в своих «Размышлениях о законах» он не отрицал роль прецедента в судебной практике. Высшему суду «ежегодно велено бы печатать подлинником все дела, которые были в нем решены... Нижние же судные места, имея перед своими глазами решения вышнего суда, не осмелились бы от оных отдаляться».

Осветил Щербатов и традиционный для русской правовой мысли вопрос о милости виноватому, почти дословно повторив при этом утверждение Зиновия Отенского о том, что «милосер­дие, учиненное для виноватых, есть зло для невинных».

Обжалование судебных приговоров и решений он советовал ввести в законные рамки, точно определив возможные сроки принесения жалоб. Обращаясь к процессуальным нормам, Щербатов цитировал текст «Habeas Corpus Act» и выступал за то, чтобы и в России никто, «даже самый подлейший злодей», без суда не наказывался и чтобы каждый гражданин мог быть арестован только с разрешения соответствующих органов и в предусмотренном законом порядке. Выступал он и за соблюде­ние требования справедливой ответственности за вину, отмечая при этом, что суровость наказания должна соответствовать тя­жести преступления. Щербатов осуждал жестокие санкции, на­стаивая на их смягчении, а применение смертной казни считал возможным в редких случаях — по тяжким преступлениям, свя­занным с убийством и совершением повторных грабежей. «Со­храни меня, Боже, похвалить сии бесчеловечные законы, кото­рые наказуют смертной казнью и самые малейшие преступле­ния, понеже подлежит иметь почтения к человечеству». Но для таких преступников, как «отцеубийцы, разбойники, смерто­убийцы, обагренные кровью своих братьев», смертную казнь следует применять, ибо, писал он, нет гарантий у общества, что они вновь не совершат тяжких преступлений.

Особое внимание уделил Щербатов состоянию правосудия в России. Должность судьи ответственна и почетна, но при само­властии, когда все стало продажным (автор имел в виду царст­вование Екатерины II), должности заняли недостойные, но

457

способные за них заплатить, «воры и злонравные вознагражде­ны, развратность одобрена» самим государем; «можно ли после сего правосудия и бескорыстности от нижних судей требовать? В продажном обществе проданы все чиновники... Судья прода­ет правосудие для удовольствия сребролюбия временщика... ду­ховный человек вместо наставления панегирики сочиняет, тор­говля ослабевает, люди науки... не имея возможности мыслить свободно, бегут сих мест». Но мздоимство судей — особенно страшный порок, поскольку он разрушает правосудие в госу­дарстве. «Мздоимцев судить, — пишет Щербатов, — я почитаю яко разбойников, тем более опаснейших, что труднее избежать от их рук и что они разбои и грабежи среди своих градов и в священных местах чинят».

Социальные взгляды Щербатова достаточно противоречивы. Он активно критиковал петровскую Табель о рангах как закон, ущемлявший привилегии дворян, был недоволен екатеринин­ской «Грамотой на права вольности и преимущества благород­ного российского дворянства» (1785) за недостаточную, по его мнению, степень правовой и социальной защиты дворянства. В сословном устройстве общества Щербатов усматривал проч­ность общественных устоев, полагая, что «смешение состоя­ний» приводит к «умствованию равенства, до крайности дове­денного», и в конечном итоге к гибели государства. Каждому сословию следует определить его правовой и социальный ста­тус, а также подобающий ему круг занятий. Дворянам — право­судие, земледелие и военную службу; купечеству — торговлю и промыслы. Пожалование купцам дворянского звания он считал недопустимым: «Дед воровал, сын грабил, внук разбойничал, достоин ли он потомственного награждения?» Тем не менее каждое сословие должно иметь свой голос в решении важных государственных дел, поэтому в Высшем правительстве Офир- ского государства заседают и дворяне, и купцы, и мещане (о крестьянах упоминания отсутствуют).

М. М. Щербатов вполне осознавал экономическую несо­стоятельность и бесперспективность крепостного права, нару­шающего все нравственные нормы. Крепостное право, полагал он, в «самовластиях» обычно распространено. «Возможет ли что ли ужасни быть? — вопрошал он, — как видеть миллионы людей, сравненных со скотами... лишенные величайшего дара природы — вольности... Под самовластным правлением народ стонет в неволе».