Глава 18. Западная Европа в XIX в.

приведет к порождению человеческого типа, приготовленного к новому рабству, и тогда появится «сильный человек» — без предрассудков, опасного и привлекательного свойства, «тиран», невольно подготовляемый европейской демократией. С другой стороны, продолжал он, Европа, раздираемая в его время не­нормальной враждой своих народов, в будущем станет единой. При этом европейская проблема в целом виделась ему как «воспитание новой, управляющей Европою, касты».

Такая интерпретация тенденций развития объясняет и то ре­шающее значение, которое Ницше постоянно придавал про­блеме аристократического воспитания, пропаганде своих воз­зрений, и тот своеобразный наднациональный аристократиче­ский солидаризм, который он отстаивал. С этих позиций сверхнационального элитизма он критиковал национализм и на­циональную ограниченность, высокое самомнение европейцев в отношении к азиатам, национальное высокомерие немцев, тевтономанию, антифранцузские, антиславянские, антисемит­ские настроения и воззрения. Но в конечном счете он делал ставку на будущего европейца и видел в немцах именно тот на­род, который, подобно евреям и римлянам в прошлом, оплодо­творит грядущий «новый порядок жизни».

Ницше часто пользуется понятием «раса», толкуя его скорее как социально-политическую, нежели национально-этниче­скую характеристику; сильная раса — это, по существу, особая порода властвующих, аристократические господа, слабая ра­са — жизненно слабые, угнетенные и подневольные.

В контексте вечной борьбы различных воль к власти, на­сильственного характера самой жизни Ницше развивал и свои взгляды на войну. При этом он нередко, подобно Гераклиту, называл войной всякую борьбу в потоке становления. В таком по преимуществу философско-мировоззренческом аспекте Ницше восхвалял войну и отвергал мир. «Собратья по войне! — обращается ницшевский Заратустра к своим слушателям. — Любите мир как средство к новым войнам. И притом короткий мир — больше, чем долгий... Вы говорите, что благая цель ос­вящает даже войну? Я же говорю, что благо войны освящает всякую цель. Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему».

Метафизически оправдывая войну, Ницше связывал с ней свои надежды на новую высокую культуру. «...Война для госу­дарства такая же необходимость, как раб для общества». Имен­

731

но поэтому он расценивал войну и военное сословие как про­образ государства.

Как реально-политическое явление войну Ницше освещал, исходя из тех же критериев, что и при трактовке государства и политики вообще. Он за войну на службе у аристократиче­ской культуры, а не за культуру на службе у войны. «Против войны, — писал он, — можно сказать: она делает победителя глупым, побежденного — злобным. В пользу же войны можно сказать: в обоих этих действиях она варваризирует людей и тем делает их более естественными; для культуры она есть пора зимней спячки, человек выходит из нее более сильным для до­бра и зла».

Ницше — убежденный антисоциалист.

Вся европейская культура, по его оценке, уже с давних пор переживает кризис ценностей и движется к катастрофе. «Со­циализм, — писал он, — действительно является конечным вы­водом из «современных идей» и их скрытого анархизма».

Он отвергал революции и восстания угнетенных, расценивая их как угрозу культуре. Зло и не без проницательности Ницше предупреждал о неизбежных в грядущем революционных вы­ступлениях масс. «...Грядущему столетию, — писал он, — пред­стоит испытать по местам основательные «колики», и Париж­ская коммуна, находящая себе апологетов и защитников даже в Германии, окажется, пожалуй, только легким «несварением желудка» по сравнению с тем, что предстоит». Вместе с тем он считал, что инстинкт собственников в конечном счете возьмет верх над социализмом.

Остро критикуя социалистические идеи, Ницше полагал, что социализм даже желателен в виде эксперимента. «И в самом деле, — писал он, — мне бы хотелось, чтобы на нескольких больших примерах было показано, что в социалистическом об­ществе жизнь сама себя отрицает, сама подрезает свои корни». Социалисты, отмечал он, отрицают право и правосудие, инди­видуальные притязания, права и преимущества и тем самым отвергают само право, так как «при общем равенстве никому не будут нужны права». В весьма черных красках изображал он и будущее законодательство при социализме. «Если бы они, — рассуждал он о социалистах, — когда-нибудь стали сами пред­писывать законы, то можно быть уверенным, что они заковали бы себя в железные цепи и требовали бы страшной дисципли­