Глава 13. Эпоха европейского Просвещения

димый текст демистифицирует конституционную идею, лишает ее привлекательности, что создает трудности с соблюдением предписаний конституции. Как явствует из опыта Англии, су­ществует множество плодотворных общеустроительных идей, которым нужно следовать, но которые не обязательно фикси­ровать в текстах законов, в том числе и конституционных зако­нов. Тот факт, что английский парламент являет собой пред­ставительное учреждение для узкого круга собственников и включает в себя также и наследственную аристократию в пала­те лордов, примиряет французского консерватора с английским конституционализмом.

Законы, отмечал Местр, являются лишь заявлениями о пра­вах, а права заявляются лишь тогда, когда на них наступают. Человеческое влияние не распространяется за пределы разви­тия существующих прав. Если люди неблагоразумно преступа­ют эти границы безрассудными реформами, то нация теряет то, что она имела, не достигая того, что желает. Отсюда вытекает необходимость лишь крайне редкого обновления, всегда прово­димого с умеренностью и трепетом. Если Провидение повелело быстрее образовать политическую конституцию, то появляется человек, наделенный непостижимой мощью: он говорит и за­ставляет себе повиноваться. Однако такие люди принадлежат, быть может, миру античному и временам молодости наций. Это всегда короли либо в высшей степени благородные люди. Даже обладавшие необыкновенной мощью законодатели всегда лишь собирали ранее существовавшие элементы в обычаях и нравах народов. Это собирание, это быстрое образование, походящее на создание, осуществляется лишь во имя Господне. Политика и религия образует единый сплав.

В ходе обсуждения природы и формы современных консти­туций Местр замечает, что не существовало свободной нации, которая не имела бы в своей естественной конституции столь же древних, как она сама, зародышей свободы. Ей всегда удава­лось успешно развивать путем принятия писаных основных за­конов лишь те права, которые существовали в естественной конституции. Конституция Франции 1795 г. создавалась из противоречивых материалов и содержит в себе как положитель­ные моменты (например, разделение властей), так и ошибоч­ные положения, вводящие граждан в заблуждение. Она, как и предыдущие конституции (1791 и 1793 гг.), создана для абст­рактного человека (общечеловека), которого в мире не сущест­

425

вует (в мире существуют французы, итальянцы, русские и т. д.). Подобные же конституции могут быть предложены любым че­ловеческим общежитиям, начиная с Китая и кончая Женевой. Но конституция, которая создана для всех наций, не годится ни для одной; такая конституция — это чистая абстракция, «схоластическое произведение, выполненное для упражнения ума согласно идеальной гипотезе». При создании конституции в виде совокупности основных законов необходимо, полагал Местр, решение следующей задачи: при заданных условиях — население, нравы, религия, географическое положение, поли­тические отношения, богатство, добрые и дурные свойства ка­кой-то определенной нации и т. д. — найти законы, ей подхо­дящие. Несоблюдение этого требования ведет к печальным ре­зультатам: «не устаешь от созерцания невероятного зрелища нации, наделившей себя тремя конституциями за пять лет» (Размышления о Франции). А между тем, как проговорился еще Руссо, «законодатель не может себе подчинить ни силой, ни рассудком».

Религиозные мотивы доминируют и в трактовке проблем законодательства Бональдом. В работе «Первоначальное законо­дательство, рассматриваемое в последнее время исключительно в свете разума» (1802) он различает закон как Божественную во­лю и закон как человеческое право. Религиозные законы — это правила взаимоотношений человека с божеством, а законы политические — правила взаимоотношений человека с челове­ком.

Закон как Божественная воля непосредственно выражен в первоначальном по времени, общем для всех существ основном законе, под которым имеется в виду естественный закон; пози­тивные законы — это частные, вторичные, местные законы, которые можно было бы называть законами-следствиями, по­скольку они должны быть естественным следствием основных законов. В этой связи Бональд ссылается на следующее поло­жение Мабли: «Законы хороши, если они являются продолже­нием естественных законов». Настало время, полагает Бональд, перейти к применению десяти заповедей к различным состоя­ниям общества и проследить развитие общего закона в местных законах.

Все народы, у которых частные или местные законы далеки от естественных следствий общего и основного закона, которые допускают нарушение этого самого закона (в виде идолопо­