Глава 16. Германия в конце XVIII — начале XIX в.

сил и имеют еще достаточно досуга для размышления о своем духе и о сверхземном. По поводу назначения человека и судеб государства Фихте писал: «Жизнь в государстве не относится к абсолютной цели человека... при определенных обстоятельствах она есть лишь наличное средство для основания совершенного общества. Государство, как и все человеческие установления, являющиеся голым средством, стремится к своему собственно­му уничтожению: цель всякого правительства — сделать прави­тельство излишним». Фихте, правда, полагал, что такое состоя­ние наступит через мириады лет.

Когда в Германию вторглись войска Наполеона, Фихте стал призывать широкие массы к решительной борьбе против чуже­земных захватчиков. Он старается в первую очередь разбудить национальное самосознание немцев, оскорбленное завоевате­лем; он апеллирует к их национальной гордости. В пылу пат­риотической агитации Фихте подчас высказывал мысли, кото­рые вне их исторического контекста могут быть истолкованы как признание духовного и нравственного превосходства гер­манской нации над остальными народами. Самому же Фихте — приверженцу идеи вечного мира — претил шовинизм и была ненавистна сумасбродная идея господства Германии над иными государствами, захвата и порабощения Германией других стран. Не случайно он, как и Кант, ратует за мир и справедливость в отношениях между государствами, за создание международной организации, которая бы поддерживала такие отношения.

Для Фихте характерно, что национальное возрождение своей страны он тесно связывает с ее социальным обновлением: с созда­нием единого централизованного германского государства, ко­торое должно наконец стать «национальным государством», с проведением серьезных внутренних преобразований на буржуаз­но-демократической основе. Главную роль в достижении этой цели Фихте отводит просвещению и воспитанию народа в духе любви к отчизне и свободе. Вот почему он чрезвычайно высоко оценивает труд интеллигенции, ученых как истинных наставни­ков нации, способных двинуть ее по пути прогресса.

2. Историческая школа права

В самом конце XVIII в. в Германии зародилось и в первой половине XIX в. сделалось весьма влиятельным в изучении права особое направление исследовательской мысли. В центр

519

своих теоретико-познавательных интересов оно поставило во­прос о том, как право возникает и какова его история.

Основоположником направления в юриспруденции, полу­чившего наименование исторической школы права, является Густав Гуго (1764—1844) — профессор Гёттингенского универ­ситета, автор «Учебника естественного права, как философии позитивного права, в особенности — частного права» (1798). Виднейшим представителем этой школы был Фридрих Карл Савиньи (1779—1861), изложивший свои взгляды в книге «Пра­во владения» (1803), в брошюре «О призвании нашего времени к законодательству и правоведению» (1814), в 6-томном сочи­нении «Система современного римского права» (1840—1849). Завершает эту группу представителей исторической школы права Георг Фридрих Пухта (1798—1846), основные произведе­ния которого — «Обычное право» (1838) и «Курс институций» (1841).

Естественно-правовую доктрину и вытекавшие из нее демо­кратические и революционные выводы историческая школа права избрала главной мишенью для своих нападок. Эта док­трина вызывала недовольство своих противников тем, что до­казывала необходимость коренного изменения существующего со Средних веков политико-юридического строя и принятия государством законов, которые отвечали бы «требованиям разу­ма», «природе человека», а фактически — назревшим социаль­ным потребностям, т. е. общественному прогрессу.

Теоретики исторической школы права взяли под обстрел прежде всего тезис о позитивном праве как об искусственной конструкции, создаваемой нормотворческой деятельностью ор­ганов законодательной власти. Они утверждали, что действую­щее в государстве право вовсе не сводится лишь к совокупно - сти тех предписаний, которые навязываются обществу как бы извне: даются сверху людьми, облеченными на то специальны­ми полномочиями. Право (и частное, и публичное) возникает спонтанно. Своим происхождением оно обязано отнюдь не ус­мотрению законодателя. Гуго принадлежит очень характерное сравнение права с языком. Подобно тому как язык не устанав­ливается договором, не вводится по чьему-либо указанию и не от Бога, так и право создается не только (и не столько) благо­даря законодательствованию, сколько путем самостоятельного развития, через стихийное образование соответствующих норм общения, добровольно принимаемых народом в силу их адек­