Глава 17. Россия в XIX в.

ский проект, предполагавший введение Верховного правления с Диктатором во главе, Муравьев осуждал. «Весь план Песте­ля, — писал он, — был противен моему рассудку и образу мыс­лей». Муравьев называл его «варварским и противным нравст­венности». Особенно он критиковал организацию Временного Верховного правления, в котором усматривал опасность уста­новления революционной диктатуры. В плане Пестеля Муравь­ев находил не «учреждение правления в России на законах не­пременных», как писал о том сам Пестель, а, напротив, созда­ние условий, провоцирующих произвол и беззаконие.

Муравьев полагал, что в своих конституционных проектах он предложил решение сложных социальных, политических и юридических проблем, обеспечивающее гражданам России ус­тановление законности и правосудия, охрану свободы и непри­косновенности личности, а также ее экономическое благополу­чие и процветание.

4. П. Я. Чаадаев

Петр Яковлевич Чаадаев (1794—1856) — один из самых свое­образных и драматических персонажей в истории русской мыс­ли. Человек громадного ума и общественного кругозора, он, по независящим от него причинам, смог дать лишь малую толику того, что мог бы дать. Он был другом видных декабристов, имел благотворное влияние на А. С. Пушкина, о нем думал А. С. Гри­боедов, когда писал Чацкого. В его доме на Басманной пооче­редно встречались будущие славянофилы и западники, либера­лы и консерваторы, известные иностранцы. Немецкий философ Ф. Шеллинг, с которым он переписывался, считал его самым умным человеком в России, а Пушкин воспринимал его равно­достойным Периклу в Афинах или Бруту в Риме. Этот выпуск­ник Московского университета и блестящий офицер, уйдя в от­ставку, посвятил себя углубленным занятиям философией (вна­чале за границей, затем у себя дома). Результатом их стали восемь «Философических писем» (первоначально в форме «Пи­сем по философии истории»)¹, которые нигде не печатали.

¹ Возможным прототипом для чаадаевских писем с проблематикой всеобщей истории стало историософское творчество Вольтера, автора «Философских писем» (первоначальное название — «Письма об анг­личанах») и «Опыта о всеобщей истории нравов и духе народов».

567

И вдруг, без всякого участия с его стороны, в журнале «Теле­скоп» за сентябрь 1836 г. появляется первое «Философическое письмо» без имени автора.

В итоге редактор журнала был отправлен в ссылку, цензор отстранен от должности, а Чаадаев объявлен сумасшедшим. Полицейский лекарь отныне ежедневно должен был посещать больного. На самой статье рукой Николая I сделана была такая запись: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной — смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного». Так состоялось удаление мыслителя от участия в общественной жизни.

Чаадаев — преимущественно философ истории всего челове­чества, поэтому право и государственность народов Запада и Востока, в том числе и России, рассматриваются им также под этим углом зрения. Вся история человечества предстает у него постепенным приближением к возможному для него совершен­ству, процесс такого приближения протекает закономерно, хотя и неодинаково быстро и не одним и тем же путем. В этом не­равномерном движении есть и значительные завоевания, без использования которых все другие направления перемен не имеют своей собственной основной линии, самостоятельной ценности и жизненной силы. Самым значительным из таких достижений человечества он считал христианство, причем не его догматическую или мистическую стороны, а ту новую ори­ентацию, которую оно привнесло в содержание исторического развития. Таким образом, вопросы права и политики рассмат­ривались в наборе следующих историософских тем и проблем: человек, народ, человечество, Вселенная, Бог. Подлинными учителями в этом занятии для него стали, — правда, в разной степени — философы древности, Средних веков и Нового вре­мени. Среди них Платон, М. Монтень, Вольтер, Ж. Ж. Руссо, в особенности Ф. Шеллинг, И. Кант, Ф. Ламеннэ, Б. Спиноза.

Часто обращают внимание на то, как высоко Чаадаев оце­нивал исторический вклад католической церкви в осмысление и регулирование социальных вопросов в западноевропейских обществах. Между тем столь же высокой была у него оценка отдельных положительных сторон православия. Именно право­славие, по его мнению, сформировало на Руси духовное и ду­шевное устройство человека — «бескорыстие сердца и скром­ность ума, терпение и надежду, совестливость и самоотрече­ние». Православию мы обязаны «всеми лучшими народными

19. История полит, и прав, учений