Глава 3. Право

21

ческое мышление ищет выраженные через абстрактно-понятийные язы­ковые средства правовые нормы там, где их нет.

Из вышеприведенной констатации следует вывод о том, что в рамках юридической науки необходимо выработать терминологический инстру­ментарий, пригодный для оперирования большинством феноменов кон­цептуального управления, а не только нормами романо-германского пра­ва либо прецедентами англо-саксонского. В противном случае придется согласиться с тем, что обычное право и неевропейские правовые системы представляют предмет исследований скорее антропологии либо культу­рологии, но не науки права.

Следует признать, что использование категорий «обычай» либо «мо­нонорма» также не позволяет достичь поставленных результатов. Изуче­ние обычного права через совокупность обычаев аналогично рассмотре­нию современного романо-германского права лишь через судебную практику. Понятие «мононорма», введенное как признание нерасчленен- ности права и морали в отдельных обществах и на определенных этапах исторического развития, представляет ту же «классическую» норму пра­ва (выраженную абстрактно-понятийным языком и направленную на действия во внешнем мире).

Наиболее оправданным решением поставленной проблемы, на наш взгляд, является безусловная констатация информативной природы пра­ва, соответственно признание того, что правовая информация может быть выражена в абстрактно-символической (правовая норма) либо об- разно-чувственной форме (правовой образ).

Дело в том, что наличие либо отсутствие в индивиде тех или иных лояльностей, конечно, может быть описано абстрактно-символическим юридическим языком, однако практически абстрактно-символическая форма малопригодна для указанных целей. «Храбрость», «благородст­во», «гармония», «справедливость» и прочие образно-чувственные кате­гории в традиционную эпоху носили не только эстетический, но и право­вой характер. Если абстрактно-символическая информация обычно опе­рирует действиями во внешнем мире, то образно-чувственная - прежде всего психологической активностью, то есть собственно индивидом. Первая создается и интерпретируется преимущественно абстрактно­логически, вторая - через вчувствование и соотношение. Собственно, с данным феноменом (образно-чувственным выражением права) связано неприятие абстрактно-символического права с позиций гуманизма.

Концепции правового плюрализма настаивают на рассмотрении в качестве правовых даже регулятивных систем, существующих в таких субкультурах, как молодежная, армейская и пр.⁹ В историческом же

⁹ Бочаров В. В. Антропология права: антропологические и юридические аспек­ты // Человек и право. Книга о Летней школе по юридической антропологии. М., 1999. С. 23.

плане господство определенной правовой системы практически всегда относительно, следовательно, можно констатировать наличие правово­го плюрализма. В соответствии с данным подходом ситуация, когда та или иная норма государственного права интерпретируется индивидом как «несправедливая» либо «ущемляющая свободу», указывает не на «неправовой закон», а на конкуренцию права. Таким образом, первых христиан, приверженцев Конфуция и т. д. нельзя относить к правовым нигилистам - соответствующие коллизии следует рассматривать не как конфликты права и морали, права и религии, а через конкуренцию раз­личных правовых систем. Дилемма «право и закон» логически ошибочна: закон всегда содержит в себе информацию, тем самым и право. При­знать наличие «неправового» закона означает фетишизацию (слияние в сознании идеи с ее конкретным выражением) определенного права, иллюзию¹⁰ возможности (существования) «идеального», «единственно верного» права.

Таким образом, при анализе права нас интересует прежде всего ин­формация, которая, во-первых, представляет продукт сознания и, во- вторых, может быть распространена (копирована) от индивида к индиви­ду без потери своих основных качеств. Информация, в соответствии с которой осуществляется деятельность людей, и есть право в позитивном смысле. Следовательно, интерес юриспруденции должен быть направлен на информационную (психологическую) реальность, лишь затем - со­циокультурную, экономическую и пр. Принципиальным является заме­чание Рене Давида о «трудности изучения обычаев» при анализе обыч­ного права обществ Африки: «...для иностранцев изучение обычаев весьма затруднительно. Прежде всего, очень трудно описывать их, поль­зуясь терминами европейского словаря. Его применение, использование конструкций западного права ведут лишь к полной деформации понятий обычного права»¹¹. Еще раз: изучение обычаев, социальных практик - это социологический подход, аутентичной лингвоинформационной ре­альности - собственно юридический.

В качестве иллюстрации проанализируем популярный в современ­ных работах феномен потлача во взаимосвязи с феноменом чести. М. Мосс указывает на значительную роль понятия чести во всех общест­вах, практикующих потлач («взаимные поставки»), отмечая, что если по­ставка (потлач) «осуществляется в другом духе, с целью непосредственно­го получения прибыли, она становится объектом подчеркнутого презре­

¹⁰ Невозможно вывести (создать) «универсальное», общечеловеческое право в принципе, тем более опираясь на тот или иной набор категорий (равенство, справед­ливость, свобода, гармония и пр.), которые в каждом социуме имеют различное со­держание. Пример фетишизации права см.: Нерсесянц В. В. Философия права. М., 2003. С. 17-31 и далее.

¹¹ Давид Р. Основные правовые системы современности. С. 465.