ных категорий «Туран» и «тюрки» (при известных оговорках соответст­венно Западу и христианству, романо-германцам).

Туран можно рассматривать в различных смыслах. Как цивилизацию, среду функционирования определенных феноменов: языка, науки, мате­риальной и духовной культуры, а также государственно-правовых: тер­минологии, институтов, собственно государств и систем права, наконец, родоплеменной системы. Туран обладает размытыми границами во време­ни и пространстве. Как было сказано, уже в энеолите урало-туранский, центрально-азиатский, регион представлял собой нечто единое, по край­ней мере в отношении материальной культуры, хозяйственных и техни- ко-инновационных связей. Вместе с тем, по наблюдению основополож­ников теории евразийства (Данилевский, Трубецкой), «туранские» народы (по мнению авторов, тюрки, финноугры, славяне и монголы), несмотря на известные различия, обнаруживают элементы общности в мировоз­зрении, мировосприятии и культуре.

Туран - прежде всего синтез. Синтез земледельческого, хтоническо- го, начала и рационального максимализма номадов. Синтез множества культур, религий, языка. Возможность даже невероятного, казалось бы, соединения разного в одном. Так, Хазарский каганат совмещал под вла­стью кагана из рода Ашина множество различных по культуре, религии и языку народов.

В предельно общем, философском плане Туран - величайший из ми­фов человечества, континентальный брат-близнец Атлантиды, раство­рившийся не в пучине вод, а в степях, равнинах и вершинах гор бескрай­них просторов Евразии. Это выражение и воплощение феномена средне­вековой глобализации. В узком - феномен тюрко-арабо-фарсиязычного синтеза, общность культурной традиции, имевшей место от начала до конца II тысячелетия от Ирендыка до Ирана, от Восточной Европы до Восточного Туркестана, держава и риторика тимуридов, именовавших себя правителями Турана¹¹⁸.

Туран полицентричен. Потому попытки противопоставления, к при­меру, «степного суперэтноса» и «мусульманского» (JI. Гумилев) искус­ственны. Хорезм со времен Канглы (Кангюя) был связан с Южным Ура­лом, и данные связи не обрывались вплоть до XVIII века.

Впервые большинство культурных центров объединили тюрки Аши­на, сыграв решающую роль в формировании феномена Турана, и не только как создатели первой в мировой истории империи «от моря до моря». Представители монголоидного расового типа с золочеными вол­чьими головами на военных бунчуках, в глазах зороастрийцев они неиз­бежно были отождествлены с воплощением мирового зла (волк - символ зла в зороастризме), но иранцам пришлось изменить свои взгляды.

118 См. Подробнее: Амир Темур в мировой истории. Ташкент, 1996. С. 44.

1Ъ

Именно здесь следует видеть истоки феномена расовой и религиозной толерантности, присущего обществам Турана.

В концептуальном отношении основным элементом тюркской куль­туры являлось, безусловно, тенгрианство. Тенгрианство следует рас­сматривать в качестве одной из ранних монотеистических (либо эволю­ционирующих к монотеизму) религий, а не только лишь в ракурсе культа Тенгри (Tangre). Генезис культа Тенгри в настоящее время не является ясным (так, существует шумерская этимология от денгир - бог), что во многом связано со слабой сохранностью мифологии у большинства тюр­коязычных народов. Наиболее сохранившиеся мифы алтайских тюрок (алтайцев, хакасов и шорцев) обнаруживают ряд параллелей с древне­башкирской мифологией, интерпретация которых еще только предстоит. Как было ранее сказано, наиболее интересным является инверсия¹¹⁹ Shulgan - Ульгень, которая прослеживается вплоть до деталей сюжетов о двух братьях - демиургах. При этом инверсия не охватывает ни Homai - Умай, ни Jajyq - Иайык, место и роль которых как в древнебашкирской мифологии, так и в мифологиях алтайских тюрок совпадают. В целом вопрос о развитии тенгрианства требует дальнейших тщательнейших исследований. В настоящее время можно с определенной долей уверен­ности утверждать лишь о том, что именно тенгрианство обусловило от­носительно позднее принятие тюркоязычными народами севера Евразии современных мировых религий, а также, что сообщения европейских средневековых наблюдателей об исповедании ими христианства следует понимать как свидетельства в пользу распространения тенгрианства¹²⁰.

Тюрки - повод и объект первых в истории науки цивилизационно­культурных исследований. Если древние греки и китайцы оперировали преимущественно бинарными оппозициями (цивилизация - варварство), то средневековые арабы, столкнувшись с радикальными отличиями тюр­ков от других обществ, создали концепции идеальных культурных типов, культурно-исторических циклов (Ибн Халдун), хозяйственно-географи­ческого детерминизма и т. д. Исторические средневековые башкиры и башкирская культура в арабских источниках (Тарджеман, Ибн-Фадлан, Идриси и др.) описывается как тюркская (остается неопределенность от­носительно бурджан в арабской науке).

Так, Ибн ал-Джахиз отмечал: «Тюрки не знают ни лести, ни обмана, ни лицемерия, ни наушничества, ни притворства, ни клеветы, ни двули­чия, ни высокомерия с близкими, ни притеснения сотоварищей, они не

¹¹⁹ Феномен подобной инверсии асуров и дэвов в авестийской и ведической ми­фологиях в историко-культурном отношении связывается с обособлением ираноари- ев (положительные боги - ахуры) и индоариев (положительные - дэвы).

¹²⁰ См. подробнее: Аджи М. Европа, тюрки, Великая Степь. М., 2004. С. 227-235. Авторские интерпретации взаимосвязи тенгрианства и христианства, конечно, не бесспорны, что не мешает, на наш взгляд, адекватности вышеприведенных двух ут­верждений.

подвержены пороку ереси, не дают прихотям овладеть ими и не позво­ляют себе брать деньги за толкование (закона). Их недостаток и причина их страданий - тоска по родине, стремление к странствиям, страсть к на­бегам, влечение к грабежам и сильная привязанность к своим обычаям...

...Тюркам в тягость оседлая и размеренная жизнь, долговременное пребывание на одном месте, малоподвижный и безынициативный образ жизни. Они устроены так, чтобы быть в движении, а не находиться в по­кое, - таково их предназначение. Их духовные силы преобладают над их физическими возможностями, они вспыльчивы, горячи, энергичны, по­нятливы и сообразительны. Довольствие малым они считают слабостью, длительное пребывание на одном месте - глупостью, покой - путами, удовлетворенность - недостатком энергии...

...Конечно, не каждый тюрок таков, какими мы их описывали; точно так же не каждый грек - мудрец, не каждый китаец так искусен и не ка­ждый бедуин - поэт или превосходный следопыт. Однако эти качества именно у них получили наибольшее развитие и совершенство и наиболее характерны и распространены среди них. Мы уже говорили о причинах, обусловивших свойственную тюркам, в отличие от других народов, отвагу и ловкость верховой езды, а также о мотивах, побудивших их совершен­ствоваться в качествах, необходимых для войны. Эти качества - тре­бующие необычного образа действия и особых способностей, и они приносят своим обладателям славу благородных, энергичных и целеуст­ремленных людей - ревнителей учтивого обращения, твердого мнения, острой проницательности и здравого смысла» .

Необходимо отметить, что арабские исследователи именно в спра­ведливости обычного права тюрков усматривали основную причину как феномена «тюркской ностальгии», так и патриотизма: «...чувство тоски так отличает их от остальных неарабов потому, что на их натурах и при­родных качествах сказались особенности их рек и озер, их братские взаимоотношения, какие не встречаются ни у кого, кроме них... Любовь к родине присуща всем людям и сильнее всяких брачных уз. Но это чув­ство у тюрок более обостренное и более сильное, вследствие отличаю­щей их общности (характера), происхождения, справедливых обычаев и целостности натур... Привязанность к родине, тоска по ней и любовь к ней упомянуты в Коране и записаны на его страницах для всех людей.

Однако тюрки по мотивам, указанным нами, тоскуют и страдают больше

122

всех...» . Китайцы также отмечали указанную черту, подчеркивая, что у жунов (VII век до н. э.) «высшие сохраняют простоту в отношении низших, а низшие служат высшим, руководствуясь искренностью и пре-

¹²¹ Ибн ал-Джахиз Абу Усман Амр. Послание Ал-Фатху Б. Хакану о достоин­ствах тюрков и остального халифского войска // Арабские источники о тюрках в ран­нее средневековье / Пер. Ф. М. Асадова. Баку, 1993.

¹²² Там же.