§ 10. «Открытость» художественной речи

В художественное произведение могут входить такие слова и даже грамматические особенности, которые находятся за пределами литературного языка и в неху­дожественной речи отвергаются.

Время заплетало дни, как ветер конскую гриву. Перед рождеством внезапно наступила оттепель; сутки шел дождь, с обдоиской горы по ерикам, шалая, неслась вода; на обнажившихся от снега мысах зазеленели прошлогодняя травка и мшистые плитняки мела; на Дону заедями пенились окраинцы, лед, трупно синея, вздувался. Невыра­зимо сладкий запах излучал оголенный чернозем. По Гетманскому шляху, по прошлогодним колесникам пузырилась вода. Свежими обвалами, рудными ранами зияли глинистые за хутором яры. Южный ветер нес с Чира томленые запахи травяного тлена, и в полдни на горизонте уже маячили, как весной, голубые, нежнейшие тени. По хутору около бугров высыпанной у плетней золы стояли рябые лужины. На гумнах оттаивала у скирдов земля, колола в нос прохо­жего приторная сладость подопревшей соломы. Днями по карнизам куреней с соломенных сосульчатых крыш стекала дегтярная вода, надрывно чекакали на плетнях сороки (...)

На второй день рождества взломало Дои. С мощным хрустом и скрежетом шел посредине стор. На берег, как сонные чудовищные рыбы, вылезали льдины. За Доном, понукаемые южным волнующим ветром, стремились в недвижном зыбком беге тополя (М. А. Шоло­хов).

В обычной, нехудожественной речи употребление диалектизмов ограничивается (например, в бытовой речи) или даже вовсе запрещается (в деловой речи, в публицистической, научной). Представим, что в от­рывке из «Тихого Дона» М. А. Шолохова нет диалект­ных слов, их заменили обычные литературные выраже­ния. Сразу ушла бы значительная часть той силы и подлинности, которой дышит текст. Слова эти художест­венно необходимы. И поэтому литературная речь их благодарно принимает — в этом именно тексте, где их присутствие эстетически ценно.

Художественная речь допускает любые отклонения от норм литературного языка, если эти отступления эстетически оправданы. И не всегда потому, что вводят­ся слова, обусловленные самой темой, материалом пове­ствования: говорится о донских казаках — вводятся «донские» слова, идет речь о жизни ученых — вводятся термины. Художественные причины, обусловливающие включение внелитературного материала, бесконечно разнообразны.

Приведем отрывок из «Голубой книги» М. М. Зощен­ко (книга состоит из коротких исторических новелл, а также рассказов о нашей современности).

...Однажды римский диктатор Сулла (83 год до нашей эры), захватив власть в свои руки, приказал истребить всех приверженцев своего врага и соперника Мария...

Он объявил, что за каждого убитого он заплатит по двенадцать тысяч динариев (около пяти тысяч рублей золотом).

Эта высокая цена столь подействовала на воображение граждан, что (история рассказывает) «убийцы ежечасно входили в дом Суллы, неся в руках отрубленные головы».

Мы приблизительно представляем себе, как это было. (...)

Раб почтительно докладывал:

• Там опять явились... с головой... Принимать, что ли?

• Зови.

Входит убийца, бережно держа в руках драгоценную ношу.

• Позволь! — говорит Сулла.— Ты чего принес? Это что?

• Обыкновенная-с голова... Как велели приказать...

• Велели... Да этой головы у меня и в списках-то нет. Это чья голова? Господин секретарь, будьте любезны посмотреть, что это за голова.

• Какая-то, видать, посторонняя голова,— говорит секретарь,— ие могу зиать... Голова неизвестного происхождения, видать отрезан­ная у какого-нибудь мужчины.

Убийца робко извинялся:

• Извиняюсь... Не на того, наверно, напоролся. Бывают, конечно, ошибки, ежели спешка. Возьмите тогда вот эту головку. Вот эта головка, без сомнения, правильная. Она у меня взята у одного сена­тора.

• Ну, вот это другое дело,— говорит Сулла, ставя в списках галочку против имени сенатора.— Дайте ему там двенадцать тысяч... Клади сюда голову. А эту забирай к черту. Ишь, зря отрезал у кого-то...

• Извиняюсь... подвернулся.

• Подвернулся... Это каждый настрижет у прохожих голов — денег не напасешься.

Убийца, получив деньги и захватив случайную голову, уходил, почтительно кланяясь своему патрону.

В общем, больше двух тысяч голов было доставлено Сулле в течение нескольких недель.

История бесстрастно добавляет, что никто не избег своей печаль­ной участи.

Сам М. М. Зощенко так объяснял, почему истори­ческие новеллы написаны языком современных писате­лю героев: в новеллах о современности действует обыва­тель, его язык сатирически демонстрируется; если бы исторические новеллы были написаны другим языком, то их стиль был бы приподнят, герои облагорожены, а Зощенко хотел показать в исторических деспотах и угнетателях того же обывателя, которого он осмеивал в современности. Так в новелле о Древнем Риме то там, то здесь является просторечное словцо нашей современ­ности.

Художественных мотивов, которые оправдывают введение нелитературного материала в художественный текст, бесконечно много. Лишь бы это введение было эстетически оправдано. Почему такая широта, такая «терпимость» художественного текста ничуть не расша­тывает его нормативной строгости? Потому что все отступления воспринимаются на фоне нормы, все они требуют максимально ясного чувства нормы. Чего при­нес, велели приказать, видать, извиняюсь, настрижет...

голов — все это только тогда смешно, художественно значимо и выразительно, если читатель чувствует, на­сколько это не совпадает с нормой. Поэтому «откры­тость» художественного текста воспитывает не пренеб­режение к норме, а умение ее ценить; без острого чутья общелитературной нормы нет полноценного вос­приятия экспрессивно-напряженных, образных текстов.

Героем литературного произведения может стать сам язык. Он показан, он выявлен в своих типических чертах, раскрыта его красота. В книгу новелл Б. В. Шер- гина включен рассказ о языке поморов:

Северный человек никогда непрочь побеседовать и с предметами неодушевленными:

• Ты упряма, печка, сухи дрова любишь. Машкнну печь только подсвети — сразу завоет, а у тебя плачут дрова-те... Дрова сыры, дак они... спят, ждут, чтобы еще накинули, а сухим дровам не надо угождать.

Вспомнив перед сном, что забыла загасить лучину, бабка бежит в кухню и возвращается с просветленным лицом:

• Лучина-то умна, сама загасла,— куда, говорит, старуху де­нешь, без того ей горе...

Вот еще несколько примеров северного разговорного антропомор­физма:

...Льняна рубаха скоро утюг позабывает;

эта рубаха врет, что неглажена, у нее матерьял такой;

эта кастрюля вралья: чнщу, чищу, она все в пятнах;

крашеный пол вымоешь, он дня трн правду говорит, а тесаный на другой день врать зачнет.

Лучина помннт, что в печн была (сухая). Лучина забыла про печку (отсырела). Печь тепло помнит. Пол краску не помнит. Платок духи помнит. Весна зиму вспомнила (сиег выпал). Керосии давно вылит, а жестянка все еще его помнит.

Северянин поворачивает слово так, что оно блестит разными гранями...

На каком языке это написано? На литературном, не нд диалекте. И не только потому, что речь от лица автора везде строго нормативна. Главное — потому, что все соотнесено с литературной нормой. Б. В. Шергин показал образную силу северорусской речи... Такую же, как сила литературной речи? Нет, иную. Потому она так и впечатляет, что — не та, которая свойственна литературной (нехудожественной) речи; на ее фоне и расцвела выразительность речи северорусской.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М„ 1959. С. 167—258.

Винокур Г. О. О языке поэзии Ц Избр. работы по русскому языку. М„ 1959.

Пешковский А. М. Принципы и приемы стилистического анализа и оценки художественной прозы Ц Вопросы методики родного языка, лингвистики и стилистики. М.; Л., 1930.

Русские писатели о языке / Под ред. Б. В. Томашевского и Ю. Д. Левина. М., 1954.

Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка [1924]. М., 1965.

Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика Ц Структурализм: за и против. М., 1975.

Якобсон Р. О. Поэзия грамматики и грамматика поэзии Ц Семио­тика. Коммуникация. Стиль: Сб. обзоров. М., 1983.

КОДИФИЦИРОВАННЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК И РАЗГОВОРНЫЙ язык