Криминализация девадаси

На рубеже XIX и XX веков в индийском обществе произошли серьезные изменения, которые привели в итоге к появлению на карте мира новой страны. На волне подъема национального самосознания и борьбы за независимость с конца XIX века индийцев чрезвычайно стала волновать «проблема девадаси», обсуждению которой уделялось довольно много внимания. Центром этих дебатов стало Мадрасское Президентство. И это не случайно. Мадрас был столицей Мадрасского Президентства, одним из трех административных дистриктов, находившихся под непосредственным контролем британской короны с 1858 по 1947 год. Он был одним из первых городов, который с 1760 года испытывал на себе непосредственное колониальное правление, став центром миссионерской деятельности и колониального законодательства (Whitehead, 2001: 161). После обретения Индией независимости город оставался Мадрасом, и только в 1997 году правительство штата Тамилнаду во главе с министром Карунаниди переименовало его в Ченнай.

Мадрас быстро становился новым культурным, экономическим и политическим центром и уже к началу XX века занял особое место в области южноиндийской музыки. Здесь жили и творили многие великие ученые, музыканты и композиторы стиля карнатик: Вина Дханаммаль, Пандит Лакшманачариар (блестящий исполнитель «харикатха» – божественных историй), Палгхат Анантарама Бхагаватар, Надуккавери Вайдьянатха Айер, Б. А. Варадачариар, Калахасти Вина Венкатасвами Раджу, Тенматам Нарасимхачариар, Масиламани Мудалиар (первый специалист по фотографиям), Аддаганти Вирасами, Сабхапати (брат скрипача Амбайирама), Гурумурти Наттуванар, Муттусвами Наттуванар и другие. Мадрас был также центром религиозной музыки. В разных частях города существовало бесчисленное множество бхаджана-мандиров, где исполнялись религиозные песнопения (bhājana).

Прежде главными местами изучения музыки в Южной Индии были либо столицы государств, правители которых покровительствовали музыке, либо

области, где заминдары сами являлись музыкантами и при этом оказывали при своем дворе поддержку знатокам музыки (Sambamoorthy, 1994: 429). Основными центрами музыкального образования в последние несколько веков были Танджавур, Мадурай, Майсур, Траванкор, Пудукоттай, Рамнад, Шиваганга, Еттаяпурам, Удаярпалаям, Карветнагар, Венкатагири, Виджаянагарам и Боббили. Когда британцы взяли под свой контроль Танджавурский двор, потеря царского покровительства привела к утрате привычного образа жизни девадаси. Тогда многие девадаси и наттуванары переехали в Мадрас. В XIX веке в Мадрас многие профессиональные артисты мигрировали из древних южноиндийских центров храмовой и придворной культуры. В это время в Мадрасе появилось немало профессиональных музыкантов и танцовщиц, которые были посвящены мадрасским храмам и которые впоследствии прославились как выдающиеся артисты. Девадаси, жившие в самом Мадрасе и его пригороде, часто выступали на праздниках, которые устраивали местные храмы (Капалешвары, Партхасаратхи, Ченнамалликешвара и др.) (Soneji, 2012: 254).

Но не всем удавалось устроиться на новом месте. Многие храмовые и придворные артисты оказались на обочине жизни. И такая ситуация была характерна не только для Тамилнаду, но и для других регионов Индии. Некоторые исследователи (Паллаби Чакраворти, Суманта Банерджи) предполагают, что после аннексии англичанами небольших городов и княжеств в 1880-х и в начале 1900-х много придворных танцовщиц мигрировало в большие города, такие как Бомбей или Калькутта, где они становились проститутками, театральными или уличными артистками

(Srinivasan, 2012: 58).

В Мадрасе установилась традиция, согласно которой обеспеченные люди покровительствовали искусству. Важную роль в поддержании и развитии высокого искусства здесь играли дубаши, которые владели английским языком и подражали британским манерам. Их нанимала на работу колониальная администрация, чтобы иметь посредников между британцами и индийцами. Они были переводчиками, ассистентами, прислугой. Некоторые из них смогли обзавестись значительной собственностью и построить дома в европейском стиле, приобрести политическое влияние, придавая Мадрасу и его окрестностям европейский колорит. Многие дубаши продолжали при этом выполнять те функции, которые они выполняли в своих деревнях – покровительствовали

мадрасским храмам и увеличивающейся общине переселившихся сюда музыкантов и танцовщиц (Douglas, Knight, 2010: 20). Покровители из среды дубашей и четтияров обеспечивали танцовщицам и музыкантам заработок и зрителей. В начале XX века одним из известных покровителей музыки и танца в Мадрасе был Сурисетти Раманайя Четтиар, который ежегодно устраивал в своем доме праздник Раманавами, где для салонного выступления собирались первые музыканты и танцовщицы города (Soneji, 2012: 254).

Именно в Мадрасе подробно обсуждался образ жизни девадаси, их имущественное положение, земельные доходы и права наследования. Особенно всех волновало то обстоятельство, что девадаси вели свободную сексуальную жизнь. Хотя в этом вопросе свободы у девадаси как раз было немного. Их личная жизнь была так же регламентирована и ограничена, как и у других кастовых групп. Тем не менее, более всего обвинений, поступающих в адрес девадаси, было связано с их занятием проституцией. Никто, казалось, не воспринимал всерьез их как «жен Бога». Они больше не являлись символом удачи и благополучия. Скорее, наоборот.

В 1880–1890-е годы появилось так называемое «anti-nautch movement»,

мишенью которого были танцовщицы (nautch girls). Слово «нач» (nāc) во многих североиндийских языках обозначает танец, отсюда и название для танцовщиц. Термин «наутч-герлз» европейцы стали применять по отношению к девадаси Южной Индии, не делая никакого различия между множеством типов танцовщиц, хотя между ними не было ничего общего, кроме того, что они имели отношение к танцу. Но и это отношение было различным, как и сами танцы. Однако этого не желали замечать как англичане, так и сами индийцы.

Целью движения было покончить с системой девадаси. В 1892 году его активисты подали вице-королю Индии и губернатору Мадраса апелляцию, где говорилось о том, что все без исключения nautch girls являются проститутками, имея при этом привилегированный статус, что общество им потакает и что их следует перестать приглашать на свадьбы и другие праздники. Вице-король ответил, что путешествовал по Индии и видел выступления этих женщин, но не обнаружил никакой непристойности в их танцах, что танцы являются их профессией – в согласии с обычаями страны. Губернатор Мадраса ответил в том же духе (Singh, 1997: 164–167).

Мадрасская Ассоциация Социальных Реформ (The Madras Social Reform Association) 5 мая 1893 года организовала в Мадрасе открытое заседание, начав агитацию против института девадаси. В том же году Индийская Национальная Социальная Конференция (Indian National Social Conference) приняла резолюцию в поддержку кампании, которую проводила Ассоциация против танцовщиц-наутч. В этом предприятии реформаторов поддержали христианские миссионеры (Ganeshram, 2015: 77). Одним из тех, кто организовывал «крестовый поход» против танцовщиц, был шотландский миссионер Уильям Миллер (1838–1923), возглавлявший в то время Мадрасский христианский колледж. Именно он в 1893 году начал официальное движение против танцовщиц. В этом деле его поддерживали и другие миссионеры Мадрасского президентства, а также оказывали содействие индуистские реформаторы (Joshua, 1998: 153). Также в 1893 году в Калькутте по инициативе епископа Торбарна (Thorburn) развернулась кампания против танцовщиц, в ходе которой девадаси всецело приравнивались к проституткам (Whitehead, 2001: 164).

Против девадаси выступали европейцы и образованные индийцы: врачи, журналисты, социальные работники. Для создания общественного мнения они организовывали по всей Индии различные семинары и конференции, а для достижения должного эффекта использовали ораторское искусство и журналистику, привлекая на свою сторону различные печатные издания

(например, «The Indian Social Reformer» и «Lahore Purity Servant»). Но колониальная администрация того времени не очень охотно занималась вопросом девадаси, в отличие от настроенных националистически законодателей (Whitehead, 1998: 92).

Движение «анти-наутч» изначально строилось на создании общественного мнения и привлечении на свою сторону как можно большего числа сторонников. Участники движения желали добиться того, чтобы люди перестали приглашать девадаси в свои дома. Они действовали активно, энергично, напористо. Дошло до того, что они начали совершать марши к домам элиты и собирать подписи, призывая бойкотировать танцовщиц и отказаться от танцев на частных торжествах. В итоге танцевальное искусство девадаси еще задолго до 1947 года было практически уничтожено. В 20-х годах XX века Анна Павлова уже не смогла увидеть в Индии настоящий храмовый танец.

Процесс криминализации девадаси начался с конца XIX века, когда

женщины, посвященные храму, рассматривались исключительно как проститутки. В дальнейшем презрение к ним лишь увеличивалось. Со всех сторон шло наступление на институт девадаси как рассадник проституции. Процесс криминализации девадаси сопровождался какой-то непонятной агрессией по отношению к этим женщинам, о чем красноречиво свидетельствует предложение Гунабушани (героини романа Рамамиртаммаль «Dasigal Mosavalai», о котором мы еще скажем) изолировать девадаси от приличного общества и выслать их на Андаманы

(Kannabiran, Kannabiran, 2003: 9). Сюда, на Андаманские и Никобарские острова, или Кала Пани (Черная Вода), ежегодно из британских владений высылали партии арестантов, приговоренных чаще всего к пожизненному заключению. Британцы начали использовать эти дальние острова в качестве тюрьмы после известного восстания 1857 года. В основном сюда отправляли самых опасных рецидивистов и «политических», чтобы избежать таким образом повторения восстания. Если преступник был приговорен к нескольким годам заключения на Андаманах, то правительство всячески содействовало тому, чтобы после своего освобождения заключенный оставался на островах, предоставив ему земельный участок и материальную помощь. Сбежать отсюда было практически невозможно: человек либо погибал в джунглях, либо тонул в море. Притхви Синх Азад, проведший в тюрьме на Кала Пани[59] шесть лет, вспоминал: «Работа, которую приходилось выполнять каторжанам, была так тяжела, а условия их жизни так невыносимы, что не проходило дня, чтобы кто-нибудь из них не покончил с собой, повесившись в джунглях или бросившись в океан» (Азад, 1987: 213).

Карательная акция против девадаси кажется необъяснимой, если учесть, что проституцию как таковую никто не отменял с тем же рвением. Британское правительство поддерживало проституцию, особенно в районах, где располагались казармы, и колониальные власти весьма активно занимались вопросом обеспечения британских солдат туземными женщинами, о чем свидетельствуют такие документы как «Индийский закон об инфекционных заболеваниях» (Indian Contagious Diseases Act, 1868–1888 гг.) и «Законы о расквартировании» (Cantonment Acts, которые принимались с 1864 года). Для обслуживания британских гарнизонов в Индии специально создавались бордели, куда переправлялось множество проституток (Whitehead, 1998: 92). Националистов 1880-х возмущал «Закон об инфекционных заболеваниях», они считали позором, что индийские женщины используются для обслуживания сексуальных потребностей

британских солдат (Whitehead, 1998: 93). Однако этот вопрос не вызвал такого бурного обсуждения, как в случае с девадаси. В XIX веке среди солдат британской армии был высокий процент больных венерическими заболеваниями, и выше обозначенные документы позволяли колониальным властям инспектировать бордели и выявлять зараженных проституток (Ramanna, 2002: 162). В Мадрасском президентстве зарегистрированные проститутки регулярно подлежали медицинскому осмотру (Soneji, 2012: 117). В период с 1800 по 1868 год в президентстве была создана система закрытых лечебниц (Lock Hospitals) для лечения венерических заболеваний среди британских солдат. В 1805 году была учреждена первая лечебница, куда направлялись для осмотра и лечения женщины. В XIX веке венерические заболевания и контроль проституции были главной проблемой как колонии, так и метрополии.

В августе 1875 года И. Дж. Бэлфор (E. G. Balfour), хирург Индийского Медицинского Департамента в Форте Св. Джорджа, встретился в Мадрасе с храмовыми администраторами (dharmakarta), чтобы обсудить проблему состояния здоровья девадаси, но те усиленно отрицали, что девадаси были заражены венерическими болезнями, и объясняли Бэлфору, что медицинский персонал не должен вмешиваться в их дела. Девадаси, принадлежащие храмам, были официально освобождены от обязательного медицинского обследования согласно «Contagious Diseases Act» 1868 года. Да и сами девадаси решительно выступали против этого. В сентябре 1866 года «Devadassee Mungoo of Madras» представило петицию одной женщины правительству Мадраса о том, что как девадаси она не должна регистрироваться в качестве проститутки согласно «Contagious Diseases Act». В марте 1874-го года телугуговорящая девадаси из Беллари обратилась к губернатору Мадраса с просьбой вычеркнуть имя ее юной дочери из списка проституток, составленного полицией (Soneji, 2012: 117). Но уже в 1878 году новый хирург Дж. Смит сообщал правительству Мадраса, что девадаси являются опасным классом проституток и являются носителями венерических заболеваний. То есть к концу XIX века девадаси все больше и больше начинают отождествляться с проститутками, а в сфере медицины и здравоохранения утверждается точка зрения, согласно которой девадаси – это проститутки.

Контроль над сферой половых отношений был частью установленного в империи порядка. Механизмы империи трансформировали локальные практики, стремясь к их стандартизации. Уравниловка была удобна в

данном случае. В истории британского уголовного права зафиксированы случаи осуждения за проституцию женщин, которые не являлись проститутками. Нередки были случаи, когда за проституцию принимали действия, которые к проституции не имели ни малейшего отношения. В Мадурае, например, мужчина, который согласно обычаю пытался совершить посвящение своей дочери храмовому божеству, был обвинен по статье 372 Индийского Уголовного Кодекса (Indian Penal Code, Section 372) за использование несовершеннолетних в целях проституции. В глазах властей эта юная танцовщица была обычной проституткой. Факт считался общепризнанным и не требовал никаких доказательств. Просто суд решил, что посвящение приводит к проституции (Kannabiran, Kannabiran, 2003: 10– 11). Это говорит о том, что в англо-индийской правовой сфере девадаси официально были приравнены к проституткам.

Ситуация усугублялась тем, что некоторые категории посвященных храму женщин действительно мало чем отличались от торгующих своим телом проституток. Как правило, это были джогати, матанги и др. Но вне зависимости от традиции все они именовались «девадаси». В одном сообщении из Беллари от 1887 года говорилось, что девадаси имеют сексуальные связи с местными сипаями из армии (Soneji, 2012: 117). В эту категорию «девадаси» входили и «наутчи», которые танцевали исключительно для развлечения мужчин. А в тамильской и телужской литературе конца XIX и начала XX веков термин «девадаси» использовался как синоним для обозначения носителей венерических заболеваний. Подобная терминологическая неразборчивость была продиктована колониальным мировоззрением, поэтому неудивительно, что обряд сати назывался убийством, ранние браки – изнасилованием, а девадаси – проститутками (Srinivasan, 1988: 178–179). И сегодня некоторые ученые не делают никакого различия между девадаси, далитскими джогати, проститутками и наутчами. Например, С. Ганешрам в своей статье, посвященной девадаси, рассказывает о наутчах: он пишет, что сами индийцы и колониальные администраторы способствовали росту проституции, посещая выступления наутчей. Когда какой-либо чиновник прибывал по долгу службы на место назначения, местные жители устраивали ему в качестве развлечения выступление наутчей. Даже для губернаторов Мадраса (Ganeshram, 2015: 75). При описании девадаси С. Ганешрам приводит факты из жизни женщин, которые никак не связаны с девадаси. Он рассматривает институт девадаси как единую традицию и искренне полагает, что все девадаси занимались проституцией: раз они

свободно вступали в близкие отношения с любым прихожанином, то были больны венерическими заболеваниями, что создавало проблему для семьи покровителя (Ganeshram, 2015: 76).

В сфере школьного образования ситуация была не лучше – девадаси и здесь числились в проститутках. Многие люди были категорически против того, чтобы детям девадаси давать какое-либо образование. В декабре 1874 года и в феврале 1875 года чиновники подали правительству рапорт, в котором они называли чудовищной ситуацию, когда деньги правительства должны расходоваться на профессиональных проституток для их будущей карьеры. У. Робинсон, видный чиновник, который выступал против допуска девочек девадаси к школе, представил длинный документ, содержащий выдержки из статьи, опубликованной в «Indian Native Opinion». В документе говорилось о том, что опасно и неразумно допускать общение детей с девочками из среды танцовщиц, поскольку эти девочки безнравственные и продажные, и даже до достижения ими полового созревания дочери девадаси уже являются проститутками. Следует обратить внимание на тот факт, что некоторые девадаси, которые не желали, чтобы их дети следовали их путем, сами обращались к колониальным властям с просьбой позволить их детям учиться в школе. Этот вопрос обсуждался в Лондоне в 1879 году секретарем по делам Индии, который в свою очередь запросил мнение правительства Мадраса. После длительных обсуждений правительство Мадраса отклонило предложение, аргументируя свой отказ тем, что родители учащихся будут против, чтобы с их детьми учились дети танцовщиц (Ganeshram, 2015: 76). Но некоторые допускали возможность обучения в школе девочек доподросткового возраста, а после достижения ребенком десяти лет обучение должно прекратиться (Soneji, 2012: 118). Исходя из этих данных, невозможно установить, о каких именно танцовщицах и каких именно девадаси в действительности шла речь, так как говорится обо всех сразу.

Но в любом случае, система общественного образования отражала растущее презрение к девадаси и их детям. В публичных обсуждениях на девадаси был навешен позорный ярлык проститутки, а их дочерям было отказано в доступе к обучению в правительственных и местных школах. Так уже к концу XIX века в медицинской, правовой и образовательной сферах девадаси официально считались проститутками.