Девадаси во дворце

Деятельность девадаси была связана с тремя основными пространствами – храм, дворец и частные дома элиты. Хотя основным местом, где была сосредоточена деятельность девадаси, являлся, конечно же, храм, тем не менее, отношения с дворцом и домами элиты тоже были важны.

Вюжноиндийских храмах танцовщицы были распределены по нескольким группам. Каждая из танцовщиц была задействована в определенной сфере в соответствии со своей специализацией и каждой из них в храме были отведены своя роль и свое место. Одни занимались исключительно храмовыми делами, а другие больше были связаны с дворцом. Это было характерно не только для Тамилнаду, но и для соседних регионов. Э. Терстон и К. Рангачари сообщали, что в небольшом керальском городке Кералапурам существовало две группы танцовщиц: мураккуди (murakkudi), которые были задействованы в ежедневных богослужениях, и чираппукуди (chirappukudi), чьими услугами пользовались в особых случаях. К числу таких особых случаев наряду с религиозными праздниками относились встреча и сопровождение членов царской семьи (Thurston, Rangachari, 1987: 141). В Ориссе дворцовым эквивалентом девадаси были деи (dei). Они, как и девадаси, не проживали постоянно во дворце, поскольку у них были свои собственные дома. Но когда покровителем деи был сам царь, от которого она имела ребенка, то тогда она жила во дворце. Как правило, деи имели близкие отношения с брахманами, которые являлись храмовыми служащими, и с членами царской семьи или их ближайшим окружением

(Marglin, 1985: 26).

ВТамилнаду также существовало несколько категорий девадаси. Еще в доколониальный период первую группу составляли рудраганики

(rudragaṇikā), рудракканикей (rudrakkaṉṉikai) и рудрадаси (rudradāsī),

которые представляли искусство танца и музыки с пением. Вторая группа девадаси включала раджаганику (rājagaṇikā), грамакканникей

(grāmakkaṉṉikai), или грамадаси (grāmadāsī), и рудрадаси (rudradāsī).

Грамадаси, или грамакканникей, должны были исполнять «kevala nṛttam»

в храме и в домах сатсутринов (satsūtrin) – тех, кто носит священный шнур, то есть брахманов, а раджаганика – «kevala nṛttam» и совершать служение царю (rājasevā), а также доставлять радость и удовольствие, делая все то, что обычно ей полагается делать во время праздников (utsava). Это означало, что тот образ жизни (vṛtti), который предписывался раджаганике, включал и ежедневную ритуальную защиту города и правителя

(Kersenboom-Story, 1987: 190).

Эти примеры говорят о том, что существовала категория девадаси, которая больше контактировала с членами царской семьи, их деятельность была в большей степени связана с царской семьей и с дворцом, нежели у других девадаси. Есть сведения, относящиеся еще к периоду правления династии Чола и говорящие о том, что девадаси в некоторых случаях могли принадлежать одновременно храму и дворцу. Рассмотрим сначала термины, которыми обозначались дворцовые женщины в чольский период. Пожалуй, самым распространенным термином для их обозначения был термин «анукки» (aṇukki) – «любовница, содержанка». При этом существовал термин «ануккан» (aṇukkaṉ), обозначающий мужчину – близкого друга царя, который носил титулы, говорящие о его высоком статусе (Orr, 2000: 212). Наряду с термином «анукки» часто встречаются и другие термины: термин «велам» (veḷam), обозначающий женщин, которые составляли столичный истеблишмент и представляли собой многочисленную прислугу разных типов; «париварам» (parivāram) – термин указывает на свиту и близкое окружение царя; «боги» (poki, от санскритского bhogi), обозначающий как дворцовую женщину, так и любовницу; термин «пендатти» (peṇṭāṭṭi) обозначает дворцовых женщин, но также используется в значении служанка (хотя в тамильской литературе это слово означает женщину и жену). То есть существовало несколько типов дворцовых женщин, среди которых были как служанки, так и содержанки. При царских особах всегда было довольно много женщин, которые использовались в качестве обслуживающего персонала. Значительная часть дворцовых женщин упоминается в надписях в связи с царицами и относятся к ее близкому окружению (Orr, 2000: 213). Часть из них была занята в сфере личного обслуживания царя, как, например, «манчанаттар велам» (mañcaṉattār veḷam), которые были причастны к ритуальному омовению (Orr, 2000: 239).

Похоже, что для обозначения храмовых женщин, которые в одно и то же время были и дворцовыми, использовались термины «aṇukki» и

«parivāram». В надписи из Танджавура говорится о женщине, которая одновременно являлась «tēvaraṭiyāḷ» и «parivāram» (Orr, 2000: 42).

Придворные женщины иногда имели чрезвычайно высокий статус, как, например, Паравей, анукки Раджендры I. Паравей щедро одаривала храмы, а иногда совершала дары вместе с Раджендрой. Примечательно, что ею был также сделан дар ради царя, чтобы передать ему благоприятный результат этого деяния (Orr, 2000: 213). Также многие надписи говорят о существовании детей, появившихся на свет от связи царя с его «анукки». Например, одна надпись сообщает о мужчине, который являлся сыном Раджендры I и его анукки, а другие надписи говорят о дочерях придворных женщин – пендатти, велам, богияр. В надписи, относящейся к XI веку, говорится о некой Пунниянсейталь, которая была анукки правителя Малайямана и деварадияль храма Тирувекампама в Канчипураме. Дочь Пунниянсейталь была также и дочерью Малайямана. Надпись упоминает о подарке, который преподнесла их дочь храму в той области, где властвовал ее отец, в 100 км от Канчипурама (Orr, 2000: 156).

Скорее всего, такой расклад был возможен в том случае, когда покровителем девадаси был кто-то из членов царской семьи либо сам правитель, или же в случае, если храм принадлежал правящей династии. Хотя для этого могли быть и другие причины, нам не известные. Также для обозначения девадаси, которые были тесно связаны с дворцом, могли использоваться наряду с «aṇukki» и «parivāram» и другие термины. Этот вопрос требует дополнительного изучения.

Иногда девадаси попадали в храм и достигали высокого положения в результате царской поддержки. Однако такое происходило не часто. Действительно, в некоторых случаях связи девадаси с храмом были инициированы именно царской властью, но в большинстве случаев эта связь устанавливалась по инициативе самих храмов или деревенских органов власти, например, брахманским собранием. Чаще это являлось результатом дара храму, который совершила девадаси по своей инициативе (Orr, 2000: 132). Надписи чольского периода ничего не говорят о том, что цари наделяли девадаси правами кани (kāṇi) или что именно правители играли особую роль в материальной поддержке девадаси (Orr, 2000: 131). Например, в одной надписи из дистрикта Мадурай, относящейся ко времени правления династии Пандья (XIII век), говорится о дарении пандийским царем земли и дома дочери деварадияль, а в другой надписи дочери деварадияль местным владельцем или вождем была подарена в

качестве кани земля. Но в этих двух надписях нет даже намека на то, что дары были получены женщинами за службу или за какие-либо функции, которые они выполняли в храме (Orr, 2000: 252). Таким образом, царское участие – это только один из вариантов получения кани, но ни в коем случае не единственный и уж тем более не доминирующий. Тем не менее, его нельзя игнорировать или преуменьшать его значение в установлении и упрочении связей между храмом и дворцом, между девадаси и правителем.

Вскоре после гибели Виджаянагара, примерно с XVII века, еще больше усилился процесс сближения и слияния дворцовой и храмовой культур, хотя такая тенденция наметилась задолго до XVII века. Поскольку слияние двух сакральных по своей сути пространств касалось ритуальной и музыкальной сфер, то изменения затронули и специалистов, обслуживающих эти сферы. Возникшие в новых условиях тесные связи между дворцом и храмом привели к тому, что девадаси начали играть активную роль не только в храме, но и во дворце. В результате такого культурного взаимодействия произошло сближение, и даже слияние некоторых функций храмовых и дворцовых женщин, когда куртизанки и девадаси объединились в одной роли. Нечто подобное можно было наблюдать еще в чольский период. Кроме того, слияние храмовой и дворцовой культур не было в Тамилнаду повсеместным и в сферу такого взаимодействия были включены не все категории девадаси. Это, прежде всего, касалось Танджавура и некоторых других центров власти. Где-то эта тенденция была выражена более ярко, а где-то слабее. Поэтому можно говорить лишь о том, что в определенные периоды и в отдельных случаях у девадаси были очень тесные связи с правителем и царским двором. В чольский период такого слияния еще не произошло (Orr, 2000: 42–43).

Издавна некоторые категории девадаси участвовали в храмовых ритуалах, направленных на благополучие царя и царства. Это была древняя точка соприкосновения двух миров, которые веками тесно взаимодействовали между собой. По словам Ф. Марглин, статус девадаси, как и царя, был аномальный и плохо вписывался в кастово-варновую иерархию (Marglin, 1985: 117). Ведь фигуры царя и женщины – особенно женщины, задействованной в ритуальной сфере, – издавна были сакрализованы благодаря присутствующей в этих существах анангу. Не удивительно, что они воспринимались как своеобразные культурные и религиозные символы. Между ними установилась особая связь, которая могла пониматься и проявляться по-разному, но при этом всегда царь

рассматривался как воплощение Бога на земле, а девадаси – как женщина, имеющая прямое отношение к божественной энергии. Например, в традиции культа Джаганнатхи в Пури девадаси рассматривалась как земная, воплощенная богиня (calanti devī), а царь – как воплощенный Вишну (calanti viṣṇu). Конечно же, между ними существовала ритуальная связь. При этом красноречиво название утреннего ритуала, в котором участвовали девадаси – он назывался «раджопачара» (rājopacāra), то есть «царский ритуал» (Marglin, 1985: 117). Более того, мужем девадаси считался как Джаганнатха, так и царь – воплощение Джаганнатхи. В связи с этим особый интерес представляет сообщение Ф. Марглин о том, что для посвящения девушки храму требовалось получить разрешение царя

(Marglin, 1985: 97).

Существовали и другие точки соприкосновения двух миров – дворца и храма. Наттуванары – музыканты и хореографы – работали в храме и во дворце, и там и там их служба была наследственной. Они обучали танцу девадаси и раджадаси, которые выступали на царских приемах (darbār) по случаю государственных и религиозных праздников. Танджавур – это уникальное место, где при дворе правителя обитало множество музыкантов, танцовщиц, учителей танца, художников, поэтов и композиторов, которые в XVII–XVIII веках слагали многочисленные и хорошо известные в наши дни падамы. Практически все они были наследственными артистами, и многие из них были артистами блестящими, у которых искусство было в крови. Обычно артисты жили не во дворце, а в домах, принадлежавшими им как уважаемым членам общины. От тех, кому покровительствовали члены царской семьи, ожидалось, что они своим искусством принесут славу царскому двору, прославят царя и его семью, его правление и царство. Не всегда артисты могли принять царское приглашение, но, как правило, принимали. Хорошо известно, что при дворах правителей Рамнада и Пудуккоттей XIX века девадаси играли весьма активную роль (Orr, 2000: 214).

Нужно иметь в виду, что некоторые категории танцовщиц были связаны не только с храмом, но и с дворцом, а некоторые – только с дворцом. Все эти женщины различались между собой по образу жизни и по своим функциям. Например, арангетрам девадаси был связан с храмом, а арангетрам раджадаси – с дворцом. Издавна существовала традиция, когда правители приглашали девадаси танцевать к своему двору, но не всегда отношения правителя и танцовщиц складывались мирно и гармонично. В некоторых

случаях танцовщицы подвергались гонениям. В одной из своих статей Камил Звелебил упоминает случай, относящийся к 1763 году, когда наваб Карнатаки приказал казнить около 30 танцовщиц за то, что они отказались немедленно прийти развлекать монарха в его дворце (Звелебил, 1969: 396). Правда, неизвестно, о каких именно танцовщицах шла речь.

Были периоды, когда связь храма и дворца усиливалась, и правители оказывали сильнейшее влияние на жизнь храмовых танцовщиц и даже на их репертуар. Часто талантливые девадаси за свое искусство получали от царя титулы и дорогие подарки. Но с упадком царских домов царское покровительство пришло в упадок. Колониальные власти не были заинтересованы в развитии местных музыкальных традиций.

Позже в каком-то смысле место царской особы заняли колониальные власти, которые пользовались услугами девадаси: в начале XIX века храмовые музыканты и танцовщицы обязаны были присутствовать на встрече правительственного лица, встречая его за чертой города и сопровождая в предназначенные для него апартаменты, обеспечив музыкой и танцами торжественность момента, и оказав таким образом уважение.