3.2.3. Детская книга второй четверти XIX века

Новая эпоха в истории России связана с одним из самых героических событий XIX века — декабрьским восстанием 1825 года и восшествием на престол императора Николая I (1796–1855). Третий сын Павла I, которому не предназначалось быть императором, воспитывался уже без бабушкиного участия и отнюдь не по программе Руссо, как его старшие братья — Александр и Константин, любимые внуки Екатерины II. « Третий брат готовил себя к очень скромной военной карьере; его не посвящали в вопросы высшей политики, не давали ему участия в серьёзных государственных делах» (В.О. Ключевский), вступление его на престол было в значительной степени случайным.¹ Пройдя через события 14 декабря и сделавшись императором, Николай I стремился сохранить сложившийся в последние годы правления Александра I порядок, продолжая развивать и совершенствовать созданный предшественниками бюрократический аппарат. Известно, что в конце царствования он с удовлетворением констатировал: «Россией правит не император, а столоначальники». Период развития чиновничества, время знати и «табели о рангах», вторая четверть XIX века — это эпоха полного подавления общественной самостоятельности в России, отстранения образованного общества от какого — либо участия в государственных начинаниях. Прекрасно понимая, какую роль сыграли идеи и идеалы европейского просвещения в воспитании «людей 14 декабря», Николай I практически немедленно приступает к подготовке «школьных» реформ. Система образования и воспитания в России претерпевает в этот период (1825–1855) важные изменения, целью которых становится выработка единой для всех уровней образования школьной политики, которая была бы направлена на укрепление общественной стабильности и сложившейся структуры русского общества. В 1827 году специальный Императорский рескрипт провозгласил, что тип образования должен соответствовать социальному положению и будущему учеников. В 1828 году министром просвещения становится граф Ливен, при котором принимается новый «Устав о начальных и средних школах»(1828), в котором подтверждается прежняя 4-х уровневая структура системы образования, но открыто и достаточно жёстко декларируется принцип «каждому сословию свой уровень образования». Период широкого распространения идей эпохи просвещения в России окончательно завершился: приходские училища предназначались для низших сословий, уездные — для детей купцов, ремесленников и прочих «городских обывателей», гимназии и университеты — для детей дворян и чиновничества. Следует однако помнить, что в России оформление сословий, особенно так называемого «третьего сословия», а этот период ещё не было завершено, и правительство, понимая это, не стремилось абсолютизировать сословный принцип образования: не рекомендовалось препятствовать тем ученикам, кто стремился повысить свой общественный статус и при этом обнаружил хорошие способности. Это означало, например, что в университетах могли учиться люди свободных сословий, включая получивших вольную крестьян; дети крепостных крестьян и дворовых людей в университеты и гимназии не допускались, но они могли обучаться в приходских и уездных училищах, а также в различных технических и промышленных школах.

Сама идея свободы просвещения и образования была отвергнута новым правительством, школьная жизнь в николаевские времена проходила под строгим надзором начальства и полиции, все предосудительные вольности были изгнаны: за проступки полагались такие суровые меры наказания, как розга, исключение из школы и даже — ссылка в солдаты, а для неблагонадёжных преподавателей — увольнение со службы и арест. Подобные строгости позволили А.И. Герцену назвать этот период истории России «тридцатилетним гонением на школы». Знаковой фигурой своего времени, человеком, олицетворяющим в нашем сознании суть происходящих в отечественном образовании и воспитании реформ становится граф Сергей Семёнович Уваров (1786–1855), в 1833 году вступивший на пост министра просвещения и находившийся на нём плоть до 1849 года. С.С. Уваров — один из самых просвещённых людей своего времени: с 1818 по 1855 год он возглавлял Академию наук России; был убеждённым сторонником проведения осторожной, крайне консервативной школьной политики, необходимости преодоления «страсти к иноземному образованию» и развития «национального, независимого образования». Именно он в борьбе с влиянием развращающих неокрепшие умы «европейских идей» сформулировал знаменитую идеологическую платформу новой российской системы воспитания и образования — триаду «Православие. Самодержавие. Народность». Эти три принципа точно соответствовали основным идеям государственной политики Николая I в целом.

Одной из основных задач воспитания и образования детей в этот период официально признаётся — научить « беспрекословно подчиняться и верно служить Богу и царю». А.И. Герцен, называвший политику царя в области просвещения «войной с детьми», писал: «Знаток своего дела, Николай I с 1831 года начал воевать с детьми. Он понял, что в ребяческом возрасте надо было вытравлять всё человеческое, чтобы сделать верноподданных по образу и подобию своему»¹. Под неусыпным контролем государства в 30-первой половине 50-х годов находятся и государственные, и частные учебные заведения, поскольку «только правительство имеет все средства знать и высоту успехов всемирного образования, и настоящие нужды Отечества» (С.С. Уваров). В 30- 40-е годы все уровни школьного дела в России интенсивно развиваются: только в 1832–1842 годах число студентов в университетах (без Польши и Финляндии) выросло с 2,1 тысяч до 3,5 тысяч, при этом сами университеты постепенно превращаются в важные центры развития науки, в том числе — педагогической; число учащихся различных учебных заведений увеличилось с 69,3 тысяч до 99,8 тысяч (не считая учеников церковных школ, военных училищ, женских школ, основанных императрицей Марией Фёдоровной); само количество учебных заведений увеличилось очень заметно: гимназий — с 64 до 76; уездных училищ — с 393 до 445; приходских училищ — с 555 до 1067; разного рода частных школ — с 358 до 531²; в соответствии с Уставом 1828 года в губернских городах были созданы 47 закрытых учебных заведений для дворян и т.д.

Ядром национальной системы образования становятся «классические» гимназии Министерства просвещения, в которых естествознание было включено в программу только в 1849 году, зато интенсивно изучались греческий и латинский языки: «Классическое образование…формирует сопротивляемость к дурным принципам…и воспитывает консервативную фалангу…молодых людей, которые встанут во главе движения, противостоящего безверию и безнравственности» (из письма графа М. Воронцова С.С. Уварову в 1836 году.)³.

Ряд министерств участвуют в этот период в расширении границ среднего образования: Министерство финансов в 1839 году учредило в ряде гимназий и уездных училищ (Тулы, Курска, Риги и др. городов) «реальные классы», в которых получали образование учащиеся этих учебных заведений и посторонние лица «промышленного сословия»; Министерство юстиции организовало в ряде городов (Вильно, Минске, Смоленске и др.) гимназические «курсы юриспруденции»; Министерство государственной собственности создало несколько «повышенных школ» для государственных крестьян и т.д. В 1849–1852 году реорганизация гимназий, проведённая с учётом реальных нужд государства, привела к выделению трёх основных типов подобных учебных заведений: — с двумя древними языками; — с обучением естествознанию и законоведению; — с обучением законоведению.

В условиях интенсивного развития всей системы воспитания и образования в стране постепенно нарастает потребность в книжном репертуаре разнообразных изданий для детей, более точно ориентированных на реалии именно русской жизни. Образованное русское общество в 30–40-е годы очень активно обсуждало вопросы воспитания, в том числе в русле известной полемики между «славянофилами» и «западниками». Первые (И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, С.П. Шевырёв и др.) были убеждены в том, что необходимо, возрождать и культивировать религиозность, нравственность и любовь к ближнему, как основы именно народного, национального русского воспитания. Вторые (В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, В.Ф. Одоевский, П.Ф. Редкин и др.) были сторонниками западноевропейской образованности и возмущались сословно-крепостническими традициями русского воспитания и образования. При этом и те, и другие ратовали за просвещение, соответствующее национальным традициям, за «народность» воспитания и образования, но вкладывали в это понятие разный смысл. Практически во всех педагогических теориях этого времени детская литература (книга) уже безоговорочно признаётся в качестве важного средства воспитания и образования детей, однако собственно вопросы специфики детской литературы и книги рассматриваются в них с разной степенью глубины и детализации, только взгляды В.Г. Белинского складываются в единую стройную теорию, оказавшую значительное влияние на все последующие периоды развития русской детской литературы и книги, представляют для нас особый интерес.