Социологу всегда трудно оставаться в рамках структурно-функ- ционального анализа. Сильной стороной классического социолога (вторая половина XIX - первая треть XX в.) было умение работать с эмпирическим материалом. Для социолога второй половины XX - начала XXI в., напротив, характерен отказ от детального анализа фактов, он предпочитает прибегать к схоластическим схемам и ими оперировать. В обоих случаях социолог ощущает недостаточность структурно-функционального подхода, что заставляет его перехо- дить в сферу метафизики и религии. В результате логической об- работки эмпирического материала социолог получает знание о ста- тике и динамике социального явления, структуре и взаимосвязи его элементов, механизме его возникновения, изменения и развития. Но социологу, как правило, этого мало, ему необходимо сделать тео- ретические обобщения, претендующие на универсальный характер. Ему надо не просто открыть социальный закон, но показать условия его действия, а это уже требует либо метафизических, либо религи- озных оснований. Поскольку социология (как любая обществовед- ческая наука) способна работать только, так сказать, назад, путем обобщения уже известного материала, поскольку она располагает знанием лишь о фактах прошлого и современности, поскольку она претендует на установление законов, определяющих будущее, о ко- тором достоверно ничего не известно, постольку социология с не- избежностью дополняет свою доктрину метафизикой и религией. Недостаток знания компенсируется умозрительными установками и верой, после чего социологическая наука перерастает в социаль- ную утопию.

8. Психология как метод

Если переводить с греческого дословно, то термин «психология» означает учение о душе. До появления в XIX в. профессиональной психологии понятие души трактовалось крайне широко и, как пра- вило, отождествлялось со сферой человеческого сознания. В этом смысле психология - дисциплина, возникшая в глубокой древно- сти, поскольку на всем протяжении своего существования человек стремился понять феномен сознания и благодаря этому раскрыть тайну возможного личного бессмертия. Как представляется, имен- но эта мотивация лежала в основе стойкого интереса к психологиче- ским темам на протяжении многих тысяч лет вплоть до настоящего времени. Профессиональная психология XIX-XX вв. значительно сузила предмет своего исследования до понятия психики, под ко- торой обычно понимают сферу внутренней жизни человека, рас- положенной между его сознанием и физиологией. Психика - это эмоциональная жизнь индивида, обусловленная спецификой его

67

сознания, физиологии и воздействием со стороны окружающей сре- ды. Психика человека - феномен объективный в том смысле, что он фактически существует как самоочевидный факт, но это также феномен крайне субъективный, поскольку психика у людей всегда единична и индивидуализирована, нет двух людей с одинаковой психикой. Профессиональные психологи за последние 150-200 лет пытались выработать объективные методы исследования психики и на этой основе представить психологию в качестве строгой нау- ки. Особых успехов в этом отношении достигли эксперименталь- ная психология и психиатрия, результаты которых используются в медицине, работе правоохранительных органов и других областях практической жизнедеятельности. Вместе с тем одним из главных в психологии продолжает оставаться метод интроспекции (самона- блюдения), суть которого в том, чтобы на основании собственного эмоционального опыта описать и объяснить психическое состояние наблюдаемого индивида. Информацию о сознании и эмоциональ- ном состоянии человека внешний наблюдатель может получать но двум каналам: физиологические реакции организма и поведение ин- дивида. Если физиология человека поддается объективному наблю- дению, то сознание и эмоции по большей части продолжают оста- ваться «вещью в себе». Поведение индивида многое, конечно, может говорить о его мотивации, целях, степени адекватности сознания и т.д., но, тем не менее, дистанция между поведением и внутренней жизнью человека весьма приличная. На поведение человека влияет большое число факторов (часто даже не установленных), устано- вить между ними четкую зависимость крайне затруднительно. По- этому психология была, есть и будет набором гипотез, допущений, которые но большей части принимаются на веру. Так, психоанализ, ставший общепризнанной платформой психологии и психиатрии на Западе, в своей основе - не более, чем набор умозрительных те- зисов, которые либо принимаются, либо нет. Экспериментально доказать, например, факт Эдипова комплекса или комплекса Элек- тры, механизм вытеснения или сублимации не представляется воз- можным, но, опираясь на данные гипотезы, можно предложить до- статочно убедительный анализ психической жизни индивида. При этом, конечно, не избежать двусмысленности в толкованиях и оши- бок в диагнозе. В данном случае говорить о психологии как о стро- гой науке не приходится.

Несмотря на огромную популярность психологии в общество- ведении, ее научный статус всегда ставился под сомнение, напри- мер, со стороны социологии и социологии права. Показателен здесь подход М. Вебера и Э. Дюркгейма, для которых психология - лишь дополнительный инструмент в социологическом исследовании. С точки зрения первого, к пониманию общественных институтов

68

следует идти не от анализа психологических свойств человека, а путем изучения институтов, их структуры и взаимосвязи элемен- тов: «Только тогда психологический анализ может в определенном конкретном случае оказаться очень ценным, углубляя наше знание исторической культурной обусловленности и культурного значения общественных институтов»*. «Социальные факты, - поддерживает данную мысль Э. Дюркгейм, - не только качественно отличаются от фактов психических; у них другой субстрат, они развиваются в дру- гой среде и зависят от других условий»**. Ни индивидуальную, ни даже массовую психологию нельзя свести к социальным институ- там, представляющим собой качественно иную реальность. Психо- логия есть лишь бесформенное вещество, которое благодаря объек- тивным социальным условиям способно обрести форму, структуру и стать институтом. От религиозного чувства, инстинкта власти и пола до становления соответствующих институтов церкви, госу- дарства и семьи лежит пропасть. Социологу следует «отказался де- лать из психологии в некотором роде центр своих операций, пункт, из которого должны исходить и к которому должны возвращаться его отдельные вторжения в мир социальных явлений. Нужно, чтобы он проник в сокровенную глубь социальных фактов, наблюдал их прямо и без посредников» (т.е. без психологии)***.

Вместе с тем во второй половине XIX - начале XX в. психоло- гическое направление - одно из крупнейших в социологии Запада. Трудно назвать социально-политического мыслителя и тем более социолога, который не использовал бы данные психологии. Поми- мо позитивизма (для того времени - главная методологическая база психологии) психологическая наука играла немалую роль в социо- логии марксизма, кантианства, социал-дарвинизма. В России общая картина была примерно такая же, как на Западе: происходило бур- ное развитие позитивизма, психологии и социологии. Философия позитивизма, социология и психология взаимно дополняли и сти- мулировали развитие друг друга. Такое положение дел выразилось в том, что одни и те же авторы были и философами, и социологами, и психологами. Появление огромного вала литературы (переводной и оригинальной) по позитивистской философии и социологии сти- мулировало психологическую мысль, формировало соответствую- щую научную среду. Психологическое направление в русской со- циологической и социолого-правовой мысли было одним из самых

* Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-поли- тического познания // Вебер М. Избр. произв. М., 1990. С. 388.

* * Дюркгейм Э. Метод социологии // Дюркгейм Э. О разделении обще- ственного труда. Метод социологии. М., 1990. С. 399.

*** См. там же. С. 500.

09

крупных и стало оно таковым в силу своего междисциплинарного характера. Психологизм в большей или меньшей мере был присущ огромному числу авторов, так или иначе затрагивавших социолого- правовую проблематику.

Пример радикального объединения социологии и психологии демонстрирует Л.И. Петражицкий, который с самого начала своей творческой деятельности объявил о необходимости создать новую психологическую науку - политику права. Пренебрежительно вы- сказываясь о современных ему догматической юриспруденции (не способна понять существо права), социологии («музей научной па- тологии», набор конкурирующих теорий, выпячивающих в качестве фундамента социальной жизни какой-то один фактор) и психоло- гии («хромая наука», т.е. зауживающая свой предмет), он поставил перед собой цель - создать эмоциональную социологию, где юри- спруденция, социология и психология, радикально переработан- ные, объединят свои лучшие познавательные качества. Ее главный предмет - психологические переживания, ведущий метод - интро- спекция (самонаблюдение психических актов). Объективные фор- мы права и государства (нормативные факты) - подсобный матери- ал для установления главного - правовых переживаний. Понятно, что психология здесь не просто объединяется с социологией и юри- спруденцией, а полностью их поглощает. На выходе - почти солип- сизм, местами переходящий в фантасмагорию.

Рассмотрение власти, государства и права с психолого-соци- ологической точки зрения сыграло весьма позитивную роль в де- мифологизации и демистификации данных институтов, лишении их ореола святости, в становлении трезвого, собственно научного взгляда на них. Во все времена (включая настоящую эпоху) одна из важнейших задач политического класса - придать политико- правовым институтам значение огромной ценности, связать их роль с высочайшими запросами человеческого духа и исторической судь- бой народа. И это, конечно, абсолютно верная постановка вопроса, так как историческая судьба народа, его чувство собственного до- стоинства, его высшие духовные ценности действительно накрепко связаны с национальным государством и правом. Утрата государ- ственности всегда воспринималась народом как величайшая на- циональная трагедия (стоит только вспомнить, например, древне- русский эпос, отразивший монгольское нашествие). Идеология патриотизма, воспевающая национальную государственность как высочайшую ценность, действительно направлена на формирова- ние в личности высоких духовных качеств.

Вместе с тем человек и общество - биологические организмы, государство и право - часть природы, на которую распространяют- ся ее законы. Вот эту природную составляющую и попыталась пока-

70

зать психологическая социология права (более или менее удачно). Взгляд на власть, государство и право как на совокупность психо- логических реакций и механизмов объективно снижал их культур- ную ценность. Если, например, для Гегеля право и государство были проявлением свободы, мирового разума, торжеством высокого че- ловеческого духа, то с точки зрения психологической государство и право - всего лишь следствие стереотипов и рефлексов человече- ской психики. Психолого-социологическая трактовка предполага- ла, что право и государство были не столько элементами культуры, сколько природными явлениями. Поведение человека в области по- литики и права определялось не столько априорными нравствен- ными и религиозными императивами, сколько психологическими стереотипами, сложившимися в эпоху первобытного человеческо- го стада. Многие русские социологи считали, что, поскольку даже так называемый цивилизованный человек - стадное существо, он воспроизводит первобытные стереотипы поведения в условиях со- временного государства и права. В свою очередь, современные по- литико-правовые институты, неразрывно связанные с первобытной архаикой и основанные на ней, всячески ее стимулировали и много- кратно усиливали. Империалистические государства Запада и Рос- сия рубежа XIX-XX вв. не могли взращивать свою военную мощь, не апеллируя в конечном счете к древним инстинктам. Таким об- разом, психологическая социология права, выводя на первый план психолого-биологические аспекты жизни человека в сфере полити- ки и права, если не игнорировала полностью его рациональные ка- чества, то весьма сильно их принижала.

Исходной точкой психолого-социологической теории стало признание государства и права фактом жизни, эмпирическими яв- лениями во всей их природной необходимости. В рамках позити- вистской традиции государство и право сводились к эмпирическим проявлениям, которые и следовало изучать. Сущность данных ин- ститутов была отнесена к метафизике, предмет исследования — функциональные связи и механизм взаимодействия. «Власть, - ут- верждает Н.И. Кареев, - есть отвлеченное понятие, существуют же только властвующие и подвластные, повелевающие и повинующи- еся, приказывающие и исполняющие приказания, и власть являет бытие, пока и поскольку исполняются приказания ее носителей и представителей, пока и поскольку вообще повинуются ее велени- ям, т. е. происходит фактическое пользование властью, а не простое обладание ее титулами»*.

Иначе говоря, государство и право - данность, имеющая перво- причину своего бытия в феномене жизни и доступная наблюдателю

* Кареев Н.И. Общие основы социологии. М., 2010. С. 42, 43.

71

только в качестве природной эмпирики. Такой подход имел двоя- кое следствие. С одной стороны, провозглашенный позитивизмом агностицизм стимулировал научное познание психологических механизмов, связанных с функционированием политико-правовых институтов. Но с другой - мистифицировал феномен жизни, отнеся его первопричину к сфере иррационального. Психологическая со- циология права здесь была близка к философии жизни, берущей свое начало от Шеллинга, Шопенгауэра и Ницше и усматривавшей в феномене жизни иррациональное начало. Такой теоретической четкости русские социологи права, как правило, не демонстрирова- ли, но общий вектор их исследований был направлен в сторону бес- сознательного. Это не значит, что ставилась задача постичь бессоз- нательное (в этом случае они оказались бы на поле метафизики), но оперировать данной категорией и обращаться к его проявлениям им было необходимо. Эмоции, инстинкты, психические реакции - все это было феноменами жизни и имело глубоко иррациональные кор- ни. Открытые психологические механизмы создавали некоторую научную картину, но их подлинная первопричина, стихия жизни оставалась неразгаданной.

Первой в России системной попыткой обращения к бессозна- тельному стала эмоциональная социология Л.И. Петражицкого. При всем стремлении остаться на почве науки его теория эмоций в целом не выходит за рамки гипотезы. Концепция интуитивного права, систематизированная, детально разработанная, в значитель- ной мере оригинальная, даже опирающаяся на какой-то эмпириче- ский материал, должна все-таки приниматься на веру. Очевидных доказательств существования интуитивного права наука не предо- ставляет. Сторонник данной теории вынужден отталкиваться от положений, принимаемых в качестве аксиомы. Конечно, наличие психологической составляющей права и государства не вызывает сомнений; невозможно не согласиться с тем, что официальное право живет в самой гуще других социальных норм, от них зависит и ими пополняется; нельзя не признать разрыв между официальным пра- вом и другими социальными нормами, но все это еще не дает осно- вания делать вывод о наличии некоего интуитивного права.

Вместе с тем гипотеза Л.И. Петражицкого об эмоциональной (т.е. иррациональной) природе права и государства представляется весьма плодотворной. Основоположник психологической школы права прав в том, что обыденное сознание связывает авторитет го- сударства и права с неким внешним источником, расположенным вне субъекта. «Наивно-детское сознание», по Петражицкому, ищет источник авторитета политико-правовых институтов не в себе са- мом, а во внешних объектах. Человек с наивно-реалистическим взглядом на мир не в состоянии предположить, что он сам своими

72

переживаниями создает феномен авторитета, но вследствие интел- лектуальной незрелости переносит их на внешний объект, наделяет его своими свойствами. Данный фетишизм рождает представление, что «наряду с нашим “я” имеется налицо еще какое-то другое суще- ство, противостоящее нашему “я” и понуждающего его к известно- му поведению, какой-то таинственный голос обращается к нам»*. Этические эмоции переживаются как внутренняя помеха для про- явления своей свободы, воспринимаются как приказы или запреты. Благодаря такому механизму законам и власти начинают припи- сывать «высший мистический авторитет». Чем больше лиц, гото- вых приписывать внешнему объекту (например, дряхлому и бес- сильному старцу) свои эмоциональные переживания, тем большей коллективной силой распоряжается властитель. Этические эмоции оказывают давление на философов и ученых, что выразилось в по- явлении таких понятий, как «объективный дух», «народный дух», «общая воля», «инстинкт рода». Так называемая реальность госу- дарства и права, представленная в виде отдельных эмпирических проявлений (парламент, армия, текст закона и т.п.), делает вывод Петражицкий, есть не что иное, как «эмоциональная фантазма», фикция, подлинная реальность политико-правовых институтов - эмоциональное переживание человека**.

Схожую мысль высказывал Н.М. Коркунов: «Все, от чего чело- век сознает себя зависимым, властвует над ним, все равно, имеет ли оно и даже может ли иметь волю. Для властвования нет надобно- сти, чтобы это сознание зависимости было реально. Не требуется даже, чтобы существовало то, идея о чем властвует над человеком. Для властвования требуется только сознание зависимости, а не ре- альность ее. Другими словами, власть есть сила, обусловленная не волею властвующего, а сознанием зависимости подвластного... Го- сударственная власть - не чья-либо воля, а сила, вытекающая из сознания гражданами их зависимости от государства»***. Властью обладает любой, кто способен вызывать в людях сознание зависи- мости (знахарь и врач перед больным, праведник перед грешником и т.д.). На этом чувстве основаны патриотизм и готовность прино- сить жертвы, оно сплачивает людей в одно государство и служит его опорой****.

Оба юриста, вскрыв психологический механизм формирова- ния авторитета власти и права, указали на бессознательное как его

* Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 45, 46.

** См. там же. С. 56, 173, 174.

*** Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 2003. С. 300.

**** См. там же. С. 300, 301.

73