восудие остановится, что совершенно невозможно с точки зрения государственной и общественной потребности. Ценностная пробле- матика ярко высвечивает очевидную однобокость догматической юриспруденции, нацеленной не на поиск высоких истин, а на ре- шение практических задач. Позиция Кельзена выглядит ущербной не потому, что он берется рассматривать вопросы, выходящие за рамки юридико-догматической теории, а потому что он вуалирует кричащие противоречия жизни. Вместо того, чтобы прямо сказать о невозможности согласовать свободу и каузальность, мир природы и мир ценностей, он пытается демагогическими приемами замазать это противоречие. Этому есть свое оправдание. Так, судья, вынося приговор о смертной казни, решает для себя не мировоззренческий вопрос о смысле жизни и смерти, а просто встраивает казнь данно- го конкретного лица в логику действующего права. Преступление должно быть наказано, рассуждает он, на этом строится правопоря- док и общественная безопасность. Назначение смертной казни - не нравственная трагедия, а логика закона, не знающего противоречий.

3. Фундаментальная юридическая наука и ценности

В отличие от догматической юриспруденции, фундаментальная юридическая наука, как она сложилась в континентальной Европе и России в XIX - начале XX в., отличалась гораздо меньшим уров- нем гомогенности. Главное в отраслевой юридической науке - раз- работка догмы права, ведущий метод - формально-догматический, поле ее деятельности в основном укладывается в рамки юридиче- ской техники, понимаемой в самом широком смысле. Процесс раз- работки юридической догмы связан с ценностной проблематикой опосредованно. Отраслевика, готовящего кодекс или анализирую- щего правоприменительную практику, интересуют, конечно, цен- ностные ориентиры законодателя и общества, но главный предмет его внимания - создание стройной, непротиворечивой системы норм, принципов и конструкций. Технико-юридическая деятель- ность по своей природе далека от мировоззренческих проблем, где собственно и встает в полный рост тема ценностей. Философские, религиозные, этические учения, прокатывавшиеся волнами по Ев- ропе и России, задевали, конечно, догматическую юриспруденцию, но в основном по касательной. Так, на отраслевую юридическую на- уку оказали влияние естественно-правовая и историческая школы права, но от этого суть технико-юридической деятельности не меня- лась. Неюридические компоненты не приживались и не могли при- житься в такой специфической сфере, как юридическая догматика.

Совсем другое дело - фундаментальная юриспруденция, где го- сударство и право рассматриваются, по существу, как социальные

189

явления в различных аспектах их существования. История и тео- рия государства и права, философия права, социология права - это дисциплины, теснейшим образом связанные с мировоззренческими вопросами, с философскими, религиозными, этическими идеями. Все эти дисциплины, по терминологии неокантианцев баденской школы, - науки о культуре, где господствуют не закономерности, не каузальные связи, а сознание, воля и ценности. Фундаментальная юридическая наука изучает политико-правовые явления как факты истории, на основе изучения истории, с привлечением материалов истории. Факты истории - вот та эмпирическая база, которую бе- рется исследовать ученый-юрист. Историк, теоретик, философ или социолог права, если он стремится к строгим научным выводам, к доказательности своих идей, обязан обращаться к фактам истории и опираться на них. Даже философ права, например, объективный идеалист, как бы высоко он ни поднимался в своих обобщениях, от- талкивается все же от известной ему реальности, представленной в фактах истории. «Философия права» Гегеля при всей своей аб- страктности и туманности нацелена была на осмысление государ- ства и права как эмпирических фактов истории. А между тем чело- веческая история не знает повторений, она каждый раз уникальна, искать в ней закономерности - пустое дело. Первые фундаменталь- ные работы по философии истории, написанные Гердером и Геге- лем, - значительный шаг в осмыслении человеческого бытия, но ограниченность их концепций очевидна. Им удалось сгруппировать известный им исторический материал, показать связь отдельных исторических фактов, но все это было сделано, так сказать, задним умом. Они попытались объяснить ход истории под углом зрения того исторического этапа, на котором сами находились (конец XVIII - начало XIX в.), и подогнать факты истории под имевшу- юся наличную действительность. В основу группировки истори- ческих фактов была положена теория прогресса, т.е. известная ценностная шкала. В XIX - первой трети XX в. попытки найти закономерности в истории не прекращались. Наиболее грандиоз- ная - исторический материализм, легший в основу политического движения многих стран мира. Однако две мировые войны и угро- за третьей, ядерной, способной уничтожить все живое на Земле, заставило ученых более сдержано, более трезво взглянуть на воз- можности общественных наук, и в частности на историю. Вряд ли ответственный обществовед готов сейчас дать прогноз на ближай- шие 50-100 лет развития человечества. Он рискует стать посме- шищем уже в обозримом будущем - так непредсказуемо развива- ется история. Таким образом, неокантианцы глубоко правы в том, что искать закономерности в истории безнадежно и бессмыслен- но, факты истории надо скрупулезно описывать и по возможности

190

всесторонне объяснять. Но, как верно заметили основоположники баденской школы В. Виндельбанд и Г. Риккерт, группировка фак- тов истории и их объяснение всегда строятся на основе каких-то ценностей. Любое историческое исследование, имеющее в виду как-то объяснить исторические факты, опирается на какую-то систему ценностей. Автор может об этом даже не подозревать, но ценностная шкала, на которую он опирается, всегда присутствует. В этом отношении история как наука всегда субъективна, история политико-правовых учреждений - всегда результат ценностного осмысления, ценностного отбора и ценностного выбора. Историк, теоретик, философ или социолог права, изучая свой предмет, всег- да решает для себя мировоззренческую задачу, соотнося те или иные факты истории со своими ценностными установками. Миро- воззренческий, ценностный компонент в фундаментальной юри- дической науке - неизбежная вещь, которую необходимо учиты- вать и с которой приходится считаться.

Есть мудрое изречение: история учит, что она ничему не учит. И действительно, не видно признаков того, чтобы власть, общество как-то особенно ждали ответов от общественной науки (тем более что обществоведческая наука современного типа появляется лишь в XIX в.). Разумеется, есть накопление и осмысление социального опыта, в том числе в сфере государственно-правового строитель- ства. Опираясь на пережитый опыт, рационализируя его, люди совершенствуют социальные формы, стремятся сделать их макси- мально эффективными и удобными для себя. Но в данном случае речь идет не о влиянии собственно научных исследований, а о тре- бовании практики. Чтобы прийти к выводу о необходимости гаран- тий в сфере уголовного и гражданского судопроизводства, не нуж- но было делать научных открытий, к этому вела суровая практика произвола со стороны власти. Чтобы установить принципы циви- лизованного судопроизводства, потребовалось не открытие новых университетов, а сила оружия, примененного к власти со стороны созревшего гражданского общества. Демократическое правовое со- циальное государство на Западе - не плод политических и юриди- ческих наук, а результат практического творчества многих поколе- ний, стремившихся к более комфортной и безопасной жизни. Так что повсеместно мы наблюдаем не влияние общественной науки на дела общества, а скорее параллельное, достаточно независимое друг от друга существование науки и общества. Фундаментальная юридическая наука изучает не закономерности возникновения, развития и функционирования государства и права (их практиче- ски нет), а описывает известные политико-правовые формы, опи- раясь на различные, в том числе ценностные, критерии. Поскольку история политико-правовых учреждений на каждом этапе разная,

191

поскольку ценностные установки исследователей у каждого свои, политико-правовая мысль демонстрирует широчайшую палитру взаимоисключающих идей, концепций, школ и направлений. Не- офит, желающий приобщиться к фундаментальной юридической науке, может выбрать концепцию или школу по своему вкусу и цен- ностному предпочтению. Философия права, социология права, об- щая теория права за последние 150-200 лет своего существования показали удивительную пластичность, способность развиваться в самых разных, в том числе прямо противоположных, направле- ниях. Воззрения на государство и право выстраивались на основе консерватизма, социализма, анархизма, либерализма, фашизма, а также в духе кантианства, гегельянства, позитивизма, марксизма, социал-дарвинизма, прагматизма, феноменологии, экзистенциализ- ма, фрейдизма. В формировании такой обществоведческой мозаики помимо социального интереса и методологических установок важ- нейшую роль играли и играют ценности. Ценности консерватора, либерала, социалиста или фашиста, гегельянца или марксиста, по- зитивиста или фрейдиста, несомненно, влияют на результаты ис- следования. Ценности у философа, социолога или теоретика права выступают своего рода маяком, который не дает ему сбиться с пути якобы объективного научного исследования. Ценности, исповедуе- мые ученым, во многом предопределяют результаты исследования. Именно ценностные установки, а не рациональные доводы ложат- ся в основу так называемых научных дискуссий. Внешне научный спор может выглядеть вполне респектабельно и наукообразно, но, как правило, неспособность договориться свидетельствует не о так называемых теоретических разногласиях, а о диаметрально проти- воположных ценностных позициях.

В догматической юриспруденции проблема истины решается в аспекте непротиворечивости юридической конструкции: если между нормами нет противоречий, наука пришла к истине. В фун- даментальной юридической науке решение проблемы истины оз- начает, что найдено соответствие между знанием и объективными свойствами изучаемой вещи. Истина - это то, что отражает объ- ективные свойства вещей. Имея в виду, что фундаментальная юридическая наука представляет собой противоречивый конгло- мерат концепций и идей, правомерно задать вопрос: обладает ли она необходимыми познавательными средствами, чтобы устано- вить истину, т.е. такое знание, которое будет признано всем науч- ным сообществом. Возьмем для примера одну из центральных тем философии права, социологии права и общей теории права — при- рода права. Казалось бы, и феномен права, и сама тема стары как мир и хорошо изучены, но до настоящего времени природа права продолжает оставаться «квадратурой круга» без ясных исследо-

192

вательских перспектив. В последние десятилетия наши юристы даже ввели специальное понятие «типы правопонимания», тем самым косвенно подтвердив неспособность науки прийти к едино- му представлению о праве. Знание о праве целенаправленно рас- таскивается по разным школам и направлениям подобно тому, как расчленяется вера в Бога между различными конфессиями, общи- нами и церквами.

Обычно в нашей литературе выделяют три главных типа право- понимания: естественно-правовое, социологическое, юридико-дог- матическое. Очевидно, что данная типология надстраивается над соответствующими школами права, а за ее рамками оказываются гегельянство, марксизм, психологическая, феноменологическая, эк- зистенциалистская школы права и др., что мало кого смущает из на- ших юристов. Данная типология прижилась, как минимум, по двум причинам. Во-первых, существенно упрощается картина политико- правовых идей, что дает возможность более свободно оперировать общими понятиями, не связывая себя бесконечными отсылками к другим направлениям и школам. Во-вторых, такая незатейливая типология, намеренно огрубляя мировую, весьма богатую и развет- вленную политико-правовую мысль, позволяет предложить свою теорию, якобы оригинальную и ранее не встречавшуюся, в качестве альтернативы всем трем типам правопонимания. Если не ошибаем- ся, такую операцию и проделал академик В.С. Нерсесянц, ужав все богатство мировой правовой мысли до примитивной схемы, чтобы найти место своей либертарной теории. Ему последовали другие юристы, начав бойко предлагать свои школы и школки (коммуни- кативная, постклассическая, интегративная и т.п.), противопостав- ляя их примитивной триаде правопонимания. Оставляя в стороне вопрос об оригинальности наших новейших теорий права, следует указать на другой важный факт, который либо игнорируется, либо не замечается в силу невысокой философско-методологической культуры: дискуссия наших юристов по теме правопонимания, как правило, является отражением идеологической и ценностной борьбы между почвенничеством и западничеством, либерализ- мом и социализмом, либерализмом и консерватизмом, светской и религиозной культурой. За внешним фасадом наукообразных доводов и аргументов усматривается конфликт ценностей. Либер- тарная теория В.С. Нерсесянца, например, естественным образом вырастает из критики советской теории права. Академик не жале- ет красок, чтобы представить раннюю советскую правовую мысль (П.Я. Стучка, Е.Б. Пашуканис, М.А. Рейснер) в виде сборища недо- умков и дегенератов, способных только к одному - обосновывать красный террор. Либертарная теория - один из ранних постсовет- ских политических манифестов, демонстрирующих, как говорили

193

в былые времена, “зоологический антикоммунизм”, ненависть к со- ветскому тоталитаризму, казарменному социализму и даже к соци- альному государству, поскольку от него рукой подать до советской власти. Спорить с В.С. Нерсесянцем и его последователями о сути либертарной теории бесполезно, доказать им что-либо противо- положное их взглядам невозможно, если ты не исповедуешь цен- ностные ориентиры данной академической группы. Другой пример ценностного конфликта - работы Г.В. Мальцева, где он противопо- ставляет естественно-правовые теории юридико-позитивистским, а право - государству. Для этого юриста юридико-догматическая юриспруденция - не просто научная школа, это проводник этатист- ской идеологии, с которой необходимо бороться. Право, доказывает он, возникает до государства, помимо государства и довольно слабо связано с государством*. Можно подумать, что здесь речь идет о на- учных делах, на самом деле мы видим советского человека, кото- рый боится наступления нового тоталитаризма и, используя фак- туру науки, пытается обосновать ценность права и прав человека. В неявной форме Г.В. Мальцев воспринимает общественную науку как фронт идеологической борьбы, продолжая в этом смысле тра- дицию советского обществоведения. Еще один пример - творчество С.С. Алексеева, который эволюционировал от цивилиста к общей теории права (по большей части догматического характера) и затем к философии нрава религиозного толка. Внешне это могло выгля- деть как расширение границ творчества, тогда как, по сути, наблю- далась эволюция ценностных ориентиров. В своей «Философии права»** он не столько исследует природу права, сколько пропаган- дирует либеральные, западнические ценности - и все это под видом большой науки.

Пример наших позднесоветских юристов, которые на излете советской власти эволюционировали от марксизма к либерализму и религии и под видом научной деятельности занялись пропаган- дой новых политических и ценностных ориентиров, - обычное дело в общественной науке. Вспомним конфликт естественно-право- вой и исторической школ права. Философия естественного права в XVII-XVIII вв. имела по большей части революционное содер- жание, отражая борьбу буржуазии с абсолютизмом и феодальной аристократией. В основу естественно-правовой идеологии была положена фикция о естественном человеке, по природе свободного и равного другим людям. В контексте концепции естественного че- ловека феодальный порядок представал как глубокое извращение

* См.: Мальцев Г.В. Пять лекций о происхождении и ранних формах права и государства. М., 2000.

** См.: Алексеев С.С. Философия права. М., 1999.

194

человеческой природы, как искусственное, уродливое уклонение от требований разума и природы, а сословное право, привилегии и абсолютизм рассматривались как институты, подлежащие унич- тожению. За идеологией естественных прав стояли не только эко- номические интересы буржуазии, но также ценностные установки, присущие западному европейцу. Важнейшая из них - индивидуа- лизм, ощущение личностью собственной ценности, требующей бе- режного к ней отношения. На этом восприятии строились западная юстиция и правовое государство. Сочинения Г. Гроция, Дж. Лок- ка, Ж.-Ж. Руссо, И. Канта, Дж. Ст. Милля - только рационализа- ция ценностей индивидуализма. Идея врожденных прав и свобод человека - это ни в коей мере не факт реальности, открытый на- укой, это ценностная установка, принявшая вид юридической фор- мулы. Историческая школа права, возникшая в Германии в конце XVIII - первой половине XIX в., стала реакцией на революционные изменения в Европе, реакцией феодального дворянства на склады- вавшийся новый буржуазный порядок. Данная школа отражала не только экономические интересы класса феодалов, она опиралась на ценностные установки сложившейся уже к тому времени гер- манской нации. Обычное право, что и стало предметом защиты со стороны исторической школы права, воплощало в себе ценности национальной культуры. Отказ от обычного права, рассуждали Г. Гуго, Ф.К. Савиньи, Г. Пухта, чреват разрушением традиционно- го быта и в целом «немецкого духа». Хотя предложенный данными авторами исторический подход в изучении права и стал серьезным завоеванием юридической науки, историческая школа права не пе- рестала от этого быть манифестом консерватизма, отстаивавшего ценности феодальной культуры. Спрашивается, способны ли были договориться представители двух этих школ, если они стояли на противоположных ценностных позициях? Если естественно-право- вая теория отстаивала так называемые общечеловеческие ценности некоего универсального человека, гражданина мира, космополита, то историческая школа права - ценности национальной культуры. За дискуссией о праве стоял ценностный конфликт либерализма и консерватизма, обсуждалась тема способа социальных преобразо- ваний - революция или реформы.

Острый ценностный конфликт наблюдался в социалистической идеологии XIX-XX вв. Социалисты разных мастей, и прежде всего основоположники марксизма, называли свое учение наукой, при- званной обосновать крах капитализма и неизбежность социализ- ма. Социалистические учения приобретали зрелость и влияние по мере утверждения капитализма. При этом динамика была такова: революционный социализм преобладал в эпоху свободной конку- ренции, когда эксплуатация пролетариата и его нищета достигали

195

наивысшего уровня, реформистский - с конца XIX в., когда благо- состояние трудящихся масс заметно выросло, появились первые со- циальные гарантии. Дискуссия между реформистами и революцио- нерами касалась природы государства и права. Первые (Ф. Лассаль) полагали, что государство - общечеловеческий институт, который в случае использования всеобщего избирательного права способен трансформироваться и стать средством проведения социалисти- ческих преобразований. Марксисты им возражали, доказывая, что природа государства всегда имеет классовый характер, а потому буржуазное государство трансформации не подлежит, его необхо- димо разбить. Внутри самого «научного социализма» сложилось влиятельное направление во главе с К. Каутским и Э. Бернштей- ном, отрицавшими необходимость революционных (вооруженных) форм борьбы при переходе к социализму. Дискуссия между рево- люционерами и реформистами как будто носила строго научный характер, но, по существу, все понимали, о чем идет речь: движение к социализму оправдывает гибель и физические страдания мил- лионов людей или нет. По сути, это была не научная дискуссия, а пропаганда того или иного ценностного выбора. Та же пробле- ма стояла и внутри социал-демократического движения в России. Большевики во главе с В.И. Лениным доказывали возможность социалистической революции в России и, соответственно, по- строения социализма «в одной, отдельно взятой стране». Мень- шевики, ведомые Г.В. Плехановым и Ю.О. Мартовым, отстаивали противоположную позицию: экономические и политические ус- ловия в стране не созрели для социалистических преобразований, поэтому вопрос о социалистической революции в повестке дня не стоит, для начала в России должен появиться нормальный капи- тализм и либеральная демократия. Позицию Ленина критиковали и западноевропейские марксисты, например К. Каутский, который после прихода к власти большевиков дальновидно предрек насту- пление в России не социализма, а партийной диктатуры и массо- вого террора против своего народа. Ленин, как известно, отклик- нулся работой «Пролетарская революция и ренегат Каутский». За всей этой так называемой теоретической дискуссией стоял все тот же конфликт ценностей: движение русского народа по пути к со- циализму оправдывало гибель миллионов людей или нет? Еще Ф.М. Достоевский в романе «Бесы» поставил этот, пожалуй, глав- ный вопрос русской жизни просто, ясно и пронзительно остро. Дан- ный спор продолжается и в настоящее время, и он также не науч- ный, а ценностный.

196