благо народа и государства... Человеку образованному свойственно добиваться точности для каждого рода предметов в той степени, в какой это допускает сама природа предмета. Нелепо довольствоваться правдоподобными рассуждениями математика и требовать от ритора строгих доказательств.

Всякий правильно судит о том, что знает, для этого он подходящий судья. Знакомый с частным и образован применительно к частному, а универсально добродетельный человек образован всесторонне. Вот почему юноша — неподходящий слушатель наук о государстве, ибо его неопытность в житейских делах ограничивает его рассуждения. Покорный страстям, он будет слушать впустую, без пользы, тогда как цель данного учения не познание, а поступки. Впрочем, зелен ли человек годами или нравом, зависит не от возраста, а от того, живет ли он по страсти или по разуму. Невоздержанным людям знания не помогают, зато тем, чьи стремления и поступки согласованы с логикой (kata logon), знать подобные вещи в высшей степени полезно...

Большинство утонченных людей счастьем называют высшее благо, но и благоденствие (to еу dzen) и благополучие (to еу prattein) также называют счастливой жизнью (to eydaimonein). Что же касается счастья как такового, то здесь возникает множество расхождений, и большинство судит не так, как мудрецы... Вот почему, чтобы достойно судить о прекрасном и правосудном, вообще о предметах государственной науки, нужно быть хорошо воспитанным в нравственном смысле. Ведь начало здесь уже дано, если это очевидно, то нет надобности в разных "почему"... Большинство, сознательно выбирая скотский образ жизни, сами обнаруживают свою низменность, хотя и оправдывают себя тем, что страсти сильных людей похожи на страсти Сарданапал-ла...

Счастье как цель действий — это нечто совершенное, полное, конечное и самодостаточное... Жизнь представляется чем-то общим для человека и растений, а искомое присуще только человеку. Следовательно, нужно исключить из рассмотрения жизнь с точки зрения питания и роста. Но и жизнь с точки зрения чувства дана и лошади, и быку, всякому живому существу. Остается жизнь обладающего логикой и суждениями су-

Политика 237

щества (to logon ekhon). Хоть и эта жизнь непроста, следует именно ее считать основой деятельности... Дело человека — его жизнь — это деятельность души и поступки при участии суждения, дело же достойного мужчины — делать это хорошо (to еу) и прекрасно в нравственном смысле (kalos). Каждое дело приемлемо, если исполнено с присущим достоинством. Человеческое благо

— деятельность души сообразно самой полной и совершенной добродетели. Но и одна ласточка не делает весны, как и один теплый день. За один день и в краткое время блаженными и счастливыми не делаются... Ни быка, ни коня, ни ребенка счастливыми не назовешь, ведь для счастья нужны полнота добродетели и полнота жизни... но нелепо, если живых не хотят признавать счастливыми из-за возможных перемен. Есть иное естество (physis) души, лишенное суждения, оно все же как-то ему причастно (metekhoysa logoy)... Но есть и другая часть души, существующая вопреки суждению (para logon), которая борется с суждением и тянет в обратную сторону... когда рука или нога дают маху, это заметно, но что происходит с душой, этого мы не видим...

Таким образом, часть души, лишенная суждения, тоже представляется двусложной. Одна часть — растительная — никак не участвует в суждении, другая — подвластна влечению, послушна суждению или не повинуется ему. Когда мы говорим "суждение имеет отца и друзей", то подразумеваем далеко не математическое отношение. Даже лишенная суждений часть души в каком-то смысле им подчиняется, без чего невозможны были бы поощрения и обвинения. Тогда двусложной будет часть души: с одной стороны, она и обладает суждением и сама по себе, с другой — слушается суждений, как ребенок отца.

Учитывая это различие, подразделяют и добродетели, ибо одни мы называем дианоэтическими, мыслительными, а другие — этическими, нравственными. Мудрость, сообразительность, рассудительность — это умственные достоинства, а щедрость и благоразумие — нравственные. Рассуждая о склонностях, мы не говорим, что человек мудр или сообразителен, но говорим, что он уравновешен и благоразумен. Но и мудрого мы хвалим за настрой души, а заслуживающие похвалы склонности называем добродетельными.

Аристотель, Никомахова этика, 1101 — 1103

238 Аристотель

Политика

Поскольку всякое государство представляет собой общение, а в общение люди вступают ради блага (ведь всякая деятельность предполагает благо), то очевидно, что все общение стремится к благу, а самое важное то благо, которое объемлет собой все виды общения. Такое общение называется государством, или общением политическим.

В целях взаимного самосохранения необходимо сочетаться тем, кто зависит друг от друга, например в силу природы властвующему и существу по природе подвластному. Первое имеет умственные способности предвидеть, потому оно по природе уже властвует. Второе обладает своими физическими силами исполнять порученное, потому подвластно... У варваров женщина и раб занимают одно положение, объясняется это тем, что отсутствует элемент, предназначенный по природе властвовать. У них есть единственная форма общения — между рабом и рабыней. Справедливы

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил

поэтому слова поэта: "Прилично грекам властвовать над варварами", ибо варвар и раб — одно и то же. Первый вид общения — семья. "Дом — это прежде всего супруга и бык-землепашец", — говорил Гесиод. Общение для удовлетворения повседневных нужд есть семья. Харонд говорит, что члены семьи питаются из одного ларя или из одних яслей, как говорит Эпименид Критянин. Община из нескольких семей — селение... И в колониях семей, селениях поддерживали, в силу родственных отношений, тот же порядок. "Правит каждый женами и детьми", — говорил Гомер. И о богах говорят, что они состоят под властью царя, поскольку люди всегда управлялись царями, потому они и распространили свои представления на образ жизни богов... Отсюда следует, что всякое государство — продукт естественного возникновения, как и первичные общины, коих завершением является... Государство существует по природе, и человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто по обстоятельствам живет вне государства, либо недоразвит в нравственном отношении, либо он — полубог. Недочеловека поносит Гомер как существо "без роду и племени, вне законов и без очага". Такое существо только и жаждет войны, он — словно пешка на игральной доске...

Природа ничего не делает понапрасну; из живых существ только один человек наделен речью. Голос выражает печаль и радость,

Поэтика 239

и у других животных есть голос, ибо и они переживают радость и печаль... Но только человек способен воспринять понятия добра и зла, справедливости и несправедливости. Совокупность всего этого и есть государство. Первичным является государство, ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части... Всякий предмет определяется совершаемым им действием и возможностью совершать это действие. Когда свойства утрачены, нельзя говорить о целом как о живом, остается лишь название... Всем людям природа дала стремление к государственному общежитию, тот, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо... Человек, лишенный добродетели, оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в похоти и во всех поползновениях. Справедливость связана с представлением о государстве, так, право, мерило справедливости, — это регулирующая норма политического общения.

Аристотель, Политика, 1252

Поэтика

Единое должно подражать целостности предмета, а части событий должны быть сложены так, чтобы с перестановкой или изъятием одной из частей расстраивалось бы целое. То, присутствие или отсутствие чего незаметно, не есть часть целого.

Задача поэта — говорить не о том, что было, а о том, что могло бы быть, будучи возможно в силу вероятия или необходимости. Историк и поэт разнятся не тем, что один пишет стихами, а другой прозою (ведь и Геродота можно переложить стихами, все равно останется история), один говорит о том, что было, а другой — о том, что могло бы быть. Поэтому поэзия серьезнее и философичнее истории, ибо поэзия больше говорит о всеобщем, а история — о единичном. Общее видение необходимо, чтобы научиться действовать конкретно, чему и помогает поэзия, а единичное указывает лишь на то, что сделал, например, Алки-виад.

В комедии поэты, составив сюжет по законам вероятия, дают действующим лицам произвольные имена, в то время как ямбографы пишут карикатуры на отдельных лиц. В трагедиях авторы придерживаются действительных имен, ибо убедительным бывает только возможное, и мы сомневаемся в возможности того, чего не было. Все же в некоторых трагедиях, случается, одно-два имени известны, а остальные вымышлены, в других, как

240Аристотель

в"Цветке" Агафона, придумано все и тем не менее, все превосходно. Значит, не нужно гнаться за

традиционными сюжетами... Сочинитель всегда подражает действительности, но ничто не мешает ему изобразить события, которых не было, но которые могли бы произойти. В отношении их он будет подлинным сочинителем...

Необходимо, чтобы толковое повествование было достаточно простым, а не двойственным, чтобы перемена в нем происходила не от несчастья к счастью, а наоборот, от счастья к несчастью, и не по причине порока, а из-за роковой ошибки человека скорее лучшего, чем худшего. Ведь очевидно, что раньше поэты выбирали первый наугад попавшийся сюжет, теперь же лучшие трагедии держатся в кругу немногочисленных родов, рассказывают об ужасных перипетиях Алкмеона, Эдипа, Ореста, Мелеагра, Фиеста, Телефа и других... Ужасное и печальное может происходить как от зрелища, так и от самого склада событий. Именно в событиях умеет видеть трагическое лучший поэт... В трагедии поэт из страха и сострадания добивается чувства удовлетворения, это значит, что именно в событиях он должен уметь их воплощать... Когда страдать заставляют близкие, например брат брата, сын отца, мать сына или сын свою мать убивает, то в этом поэт находит самое трагичное...

Можно задаться вопросом: что лучше — подражание эпическое или трагическое? В самом деле лучше то, что менее тяжеловесно, ибо заинтересовывает лучших зрителей, а все подражательное тяжеловесно... Во всем остальном трагедия лучше, ибо в ней есть все, что есть в эпопее, даже эпический метр, сверх того, в ней есть зрелищность и музыка, благодаря чему эффект удовлетворенности усиливается. Наглядностью трагедия обладает как в чтении, так и в действии. Нерастянутость во времени дает возможность лучше сосредоточиться. Разве можно Софоклова

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил