186Платон

—Ну а если кто-то потянет его по круче вверх, в гору, и не отпустит, пока не извлечет на божий

свет, разве бывший узник не будет страдать и не возмутится таким насилием? А при выходе на свет разве его глаза не ослепит такое сияние, что и рассмотреть он не сможет ни одного предмета из тех,

оподлинности которых ему теперь говорят?

—Да, сразу ему не разглядеть.

—Нужна привычка, чтобы узнать все, что есть наверху. Начинать надо с самого легкого: смотреть сначала на тени, потом на отражения людей и предметов в воде и уж потом — на сами вещи. Причем само небо и все, что на нем, ему лучше рассматривать не днем, а ночью, то есть созерцать звездный свет и Луну, а не Солнце и солнечный свет.

—Несомненно.

—В конце концов, я думаю, этот человек оказался бы в состоянии видеть самое Солнце, находящееся в зените, понимать его свойства, не ограничиваясь наблюдением обманчивого отражения в воде или других чуждых ему средах.

—Конечно, все это станет доступно.

—И тогда он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, что оно ведает всем в видимом пространстве, оно же каким-то образом есть причина всего, что он и другие узники видели раньше в пещере.

—Ясно, что он придет к такому выводу после подобных наблюдений.

—Так как же? Припомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и собратьев из заточения, сочтет ли он блаженством перемену своего положения и пожалеет ли своих друзей?

—И еще как.

—А если они, воздавая какие-то почести и хвалу друг другу, награждали отличившихся самым острым зрением в наблюдениях за проносимыми мимо предметами, в запоминании, что появляется раньше, а что позже, в предсказывании грядущего, то, как ты думаешь, хотел бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто из них пользуется влиянием? Или он пожелал бы, как говорит Гомер, "подобно поденщику, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный", терпеть что угодно,

Великие мифы 187

только бы не разделять представлений узников и жить иначе, чем они?

—Я-то думаю, он предпочтет стерпеть что угодно, лишь бы жить иначе.

—Обдумаем вот что еще: если б такой человек опять спустился в подземелье, что станет с его глазами с уходом от солнечного света в царство тьмы? Не ослепнет ли снова?

—Конечно.

—А если снова придется спорить с вечными узниками, разбирая смыслы тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут — а на это уйдет немало времени, — разве не покажется он нелепым? О нем станут говорить, что после восхождения вернулся он с испорченным зрением, а значит, другим не стоит стремиться туда. Разве не убили бы они, попадись им в руки, того, кто взялся бы освободить и увести наверх узников?

—Непременно убили бы.

—Так вот, дорогой Главкон, такое уподобление следует применить ко всему ранее сказанному. Охватываемая зрением область сродни тюремному жилищу, а свет от огня подобен мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся на вершине, означает подъем души в область умопостигаемого. Если ты предположишь это, постигнешь мою заветную мысль, если тебе интересно ее узнать, а верна ли она, то ведомо лишь богу. А мне вот что видится: во всем познаваемом идея Блага дана как предел. Она с трудом различима, но стоит ее различить, как приходится сделать вывод, что именно в ней — причина всего истинного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и царство света, а в области умопостигаемого она сама — владычица, от которой зависят истина и разумение, значит, на нее должен взирать тот, кто хочет разумной личной и общественной жизни.

—Я согласен с тобой, насколько понимаю.

—Тогда согласись со мной и не удивляйся, что пришедшие ко всему

этому не хотят более интересоваться человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь.

Платон, Государство, 514а — 517d

188 Платон

Платон как открыватель герменевтики

Интервью, взятое Джованни Реале у Ганса-Георга Гадамера 3 сентября 1996 г.

Реале. Всю жизнь вы общались с Платоном. Как произошла первая встреча с ним?

Гадамер. Первое знакомство произошло на школьной скамье в гимназии Бреслау, городе моего детства. В последние годы было принято изучать греческий язык. В этой гимназии начинали с французского, затем была латынь, а на третий год — греческий. Четвертый год преобладал греческий, и мы читали диалоги Платона, "Апологию Сократа" и т. д. Так я начал читать и изучать Платона на его родном языке, и поныне я продолжаю перечитывать его.

Р. В вашей недавно переведенной на итальянский язык книге "Истина и метод" есть великолепная

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил