подожгли его. Способность чувствовать актуализируется при контакте с воспринимаемым объектом. Способность чувствовать страдательна, пока она в контакте с неподобным, но в момент актуализации восприятия чужое становится своим, а неподобное — подобным.

Что значит стать узнаваемым в чувстве? Понятно, речь идет не о процессе ассимиляции вроде питания. В чувстве при контакте усваивается форма. Поэтому Аристотель справедливо полагает, что чувство — это способность воспринимать чувственные формы без материи, как воск принимает форму кольца, неважно, золотого или медного. Так и на чувство воздействуют тепло, звук, запах именно благодаря форме.

Далее Стагирит выделяет пять чувств, характерных для каждой способности. Чувство не ошибается, когда воспринимает собствен-

Психология 211

ный предмет. Помимо специфических восприятий есть общие, например движение, покой, фигура, величина. Они рассчитаны на прием не одним, а сразу всеми пятью чувствами. Можно говорить о здравом смысле, его неспецифичность в том, что собирает общие мнения. Однако когда чувство работает в неспецифицированном режиме, легко возникают ошибки.

На основе ощущений рождаются фантазийные образы, сохраняющая их память. Опыт собирает, сортирует и хранит мнемотические факты. Из двух других функций души аппетит возникает как следствие ощущения. Все животные как минимум имеют осязание, значит, они чувствуют удовольствие и боль, приятное и неприятное. Так возникает желание как аппетит ко всему приятному.

Именно желания движут живыми существами. Единственный мотор активности — желание как разновидность аппетита. Желание двигает к объекту приятного того, кто уже имеет о нем чувственное представление. Получается, что вожделение и движение зависят от чувств самым непосредственным образом.

Понимающая душа и рациональное познание

По Аристотелю, чувственность не исчерпывается питательными функциями вегетативных форм жизни, в ней есть некая плюсовая величина. Аналогично и в мысли есть набор операций, не сводимых к чувственности, например рациональный выбор указывает на наличие разумной способности души. Разумные действия похожи на сенситивные тем, что в основе тех и других лежит механизм ассимиляции внешних форм. Основное различие состоит в том, что понимающая способность не смешивается с чувственно-телесным восприятием. Органы чувств не существуют вне тела, но понимание есть автономный процесс.

Само по себе познание чистых форм потенциально содержится в ощущениях и фантазийных образах. Но, чтобы эта двойная потенциальность перешла в актуальное знание, необходимо нечто большее, чем интуиция. Мышление концентрирует формы, содержащиеся в образах, и выделяет их в виде культивированного понятия. Работа разума в русле дифференциации чувственных форм стала предметом специального анализа и породила множество споров в эпоху античности и средневековья. Отличие актуального от потенциального Аристотель объясняет с гениальной простотой. Свет, например,

212 Аристотель

потенциально содержит в себе цветовую гамму, однако актуально мы видим радугу цветов лишь при известных обстоятельствах. Все превосходит бесстрастный и ни с чем не смешанный интеллект. Чистый разум, отделенный от материи, бессмертен и неподвержен порче.

Активно действующий разум, по Аристотелю, находится в душе, хотя и приходит извне. Полемизируя с предшественниками, он полагает, что низшие способности души уже присутствуют в мужском семени; с ним они попадают в новый организм, растущий в материнском теле. Высшая разумная способность божественна по происхождению и, однажды приобретенная, она остается в душе навсегда. Божественная природа разума для Аристотеля была аргументом в пользу несводимости его к телесной субстанции. Метаэмпирическая и духовная природа разума роднит нас с божественным.

Общее для актуально понимающего разума человека и бога — это абсолютная бесстрастность. Разум есть субстантивная реальность, поэтому он вне изменений. Иначе он со временем дряхлел бы, как слабеющие старики. Старость — состояние тела, а не души: когда органы чувств изнашиваются, они выходят из строя, как в случае опьянения или болезни. Мыслительная способность также ослабевает с годами, но как таковая она божественна, бесстрастна и неизменна.

Духовная природа разума вывела Аристотеля к новому пласту проблем, часть которых оставалась неразрешимой в рамках античной эпистемологии. Индивидуален или универсален разум? Будучи частью божественного, является ли он принципом морального поведения? Каково соотношение разумного поведения и судьбы? Как и почему разум переживает тело? Для ответов на эти вопросы понадобилась целая эпоха. Концепция творения, чуждая Аристотелю, вывела проблематику души и разума в иное измерение.

Практические науки: этика и политика

Счастье как высшая цель

Человек как член общества стал предметом двух практических наук — этики и политики. Человеческие поступки имеют опреде-

Практические науки этика и политика 213

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил

ленную направленность к одной или нескольким целям. Поступки и цели, будучи синтезированы, выстраиваются в некую схему и подчинены определенной цели. Для греков высшей целью жизни было счастье.

Что же такое счастье? Для большинства людей естественно видеть собственную жизнь среди райских наслаждений. Однако Аристотель называет рабской и недостойной человека жизнь, растраченную ради умножения удовольствий. Другие видят счастье в успехе и почестях. Но успех, отмечает Стагирит, принадлежит к внешнему ряду явлений и зависит от тех, кто присваивает заслуги, т.е. от толпы несведущих. Третьи ищут счастье в богатстве. Денежный эквивалент счастья Аристотель считает самым абсурдным, ведь богатство всегда было и будет средством для чего-то другого и никогда — целью.

Совершенствование личности и всего того, что поднимает человека над растительным и животным миром, — единственная достойная цель жизни. Не просто жить — и растения живут, не просто чувствовать — и животные чувствуют, но жить и чувствовать, чтобы понимать себя и облагораживать окружающий мир. Благо человека состоит в деятельной работе души и разума, согласных с добродетелью. Поскольку добродетелей много, то удавшейся можно считать жизнь, прожитую в согласии с наилучшей и самой благородной из добродетелей. Такова позиция Аристотеля. Исполненность и завершенность идеала не менее важны, ведь одна ласточка не делает весны. А один день не может сделать человека блаженным и счастливым.

Так Стагирит усиливает и закрепляет достижения Сократа и Платона. Каждый из нас не просто душа, а ее высшая часть. Именно рациональная способность души придает особую ценность человеку. Материальные блага не могут дать ему ощущение счастья, однако — чувство реализма не изменяет Аристотелю — их отсутствие вполне способно скомпрометировать полезность и необходимость духовных ценностей.

Добродетель как точная мера

Не только разум характеризует человека. В душе есть силы, так или иначе сопротивляющиеся командам разума. Растительная часть никак не участвует, но вожделеющая часть оказывает давление, не слушается или, наоборот, подчиняется разуму. Повиновение голосу

214 Аристотель

разума и есть этическая добродетель, или достоинство практического поведения. Оно достигается тренировкой, когда добродетель входит в привычку.

Добродетели становятся статусом, или образом жизни, нами же создаваемым и принимаемым. Есть много импульсов и тенденций для разумной модерации, и есть множество этических добродетелей. Страсти и чувственные импульсы тяготеют к крайностям. Разум вмешивается, чтобы между слишком малым и слишком многим установить середину и верную пропорцию. Мужество, например, есть середина между дерзостью и трусостью, между жадностью и расточительностью есть точная мера раскованности и щедрости.

Ясно, что умеренность и посредственность — совершенно не одно и то же. Будучи победой разума над инстинктами, золотая середина является кульминацией взвешенного поведения. Здесь Аристотель суммирует максимы греческих мудрецов: ничего слишком, во всем нужна точная мера, предел как знак совершенства и т. п.

Из всех добродетелей самая прекрасная и высокая — справедливость. Как путеводная звезда — на восходе и на закате жизни — она светит нам и ведет за собой. Оценивать все блага и достоинства можно только по справедливости.

Совершенное счастье и дианоэтические добродетели

Душа нуждается в особой опеке и совершенствовании. Эту способность к самоочищению Аристотель называет дианоэтической добродетелью. Сторону души, обращенную к меняющейся реальности, он называет искушенностью — phronesis, a занятую вечным и божественным — sophia, софийной мудростью. Практически ориентированная рассудительность устанавливает, в чем состоит благо и в чем

— зло для человека. Мудрость как софия служит источником знания о самой высокой реальности, этим занята метафизика. Именно на пути самосовершенствования у человека появляется возможность стать подлинно счастливым, на грани с божественным. Интенсивное самоуглубление дает эффект самодостаточности, ибо теоретическая деятельность разума не имеет другой цели, кроме самой себя, т.е. внутренней истины. Напрасно, продолжает Аристотель, нам советуют ограничиться тем, что конечно и соразмерно человеку, смертному существу. Надо измерять себя мерой бессмертного и божественного, жить, ориентируясь на самую благородную часть

Практические науки этика и политика 215

нашей души. Животные не знают счастья, а боги пребывают в счастливом блаженстве постоянно. Только человек счастлив в той мере, в какой сам этого захочет. Насколько он способен к незаинтересованному постижению бытия, настолько он и счастлив.

Психология морального поступка

Аристотель попытался преодолеть рассудочность сократического типа. Он не просто понимал всю разницу между тем, кто знает благую истину, и тем, кто умеет реализовать благо. Впервые философу удалось проанализировать психические процессы. Прежде всего акцент сделан на выборе — prohairesis

— и тесно с ним связанной решимостью действовать.

Когда мы хотим добиться определенной цели, появляется решение относительно близких и дальних

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил