Моральная ценность закона, полагает Аквинат, диктуется естественным правом. Несправедливый юридический закон несет в себе насилие, однако и такой закон может считаться обязательным к исполнению в случае необходимости пресечь скандальный беспорядок. В случае противоречия закона человеческого Божественному, неподчинение такому закону Фома считает безусловно необходимым, например в случае санкционированного властью идолопоклонства. Восстание против тирана также оправдано, ибо для подданных хуже и больше зла, чем тирания, уже не может быть.

Наилучшая форма правления, согласно томизму, — монархия, верный гарант порядка и единства государства. Наихудшая — тирания, двигатель которой — грубая сила, зло. Чем эффективнее и организованнее эта сила, тем порочнее. Это своего рода кривое

Фома Аквинский 549

зеркало: верная форма правления тем сильнее, чем больше в ней единства, как уже говорилось. Государство может и должно направлять людей к благу всех, способствовать некоторым

добродетелям; позитивное право служит человеку в достижении его земных целей. Но государство бессильно в достижении цели сверхъестественной, которая всегда актуальна для человека, поскольку он человек. Ни природный, ни человеческий законы здесь недостаточны. Лишь закон Откровения, позитивный закон Бога может привести к неземному блаженству, а оно заполнит и искупит все несовершенства человеческих законов.

Итак, в согласии с классической парадигмой, естественный закон — это природный разум. Критерий, по которому человек способен отличить добро от зла, — разум, управляющий его поступками. Последняя цель достижима, если он ведом законом Божественным, и это снова разум, знающий естественный закон. Последний скорее есть природный инстинкт, чем естественное право. Не природное заключено в правовых нормах и в Евангелии, но эти нормы суть сам Божественный закон, а человеческий разум подчиняется законам естественного права.

Вера ведет разум

"Нет ничего помимо Бога, и этот Бог — бытие: таков краеугольный камень христианской философии; он установлен не Платоном, не Аристотелем, но Моисеем" (Жильсон). Бог — бытие высшее, совершенное, истинное. Все прочее — плод его свободного и сознательного действия. Это положение — своего рода ценностный метроном, предпосланный философскому дискурсу. Когда философское положение, говорит Фома, противоречит утверждению веры, ошибкой, без сомнения, мы обязаны философии.

Мы перед лицом христианской философии, ибо все проблемы греческой философии модифицированы. В контексте томизма Бог — источник бытия и само бытие, в греческом горизонте бог

— тот, кто дает форму миру, лепит предсуществующую материю (Платон) или дает исток космосу, увлекая его к совершенству. Греческий бог не дарует бытие, он сам определенный модус бытия. Его бытие не тотально, но частично, ибо материя существует от века и независимо от него. Томизм интересуют не столько формы, сколько бытие, конкретизирующееся через формы. Бог дарует своим созданиям бытие, а это больше, чем формы. Бог не просто Вечный Двигатель,

550 Схоластика

как называл его Аристотель, он — частный акт, творец, и как творец, двигатель. Томистские доказательства существования Бога не физические, а физико-метафизические.

Новизна и глубина такой интерпретации в том, что все в реальности обретает свой смысл и назначение: нет отныне ничего пустячного, все малое и незначительное бытийствует как знаемое и желанное Им. Древние проблемы обретают иное звучание. Понятие каузальности Аристотеля под пером Аквината трансформируется, ибо теперь объект — не формы, а бытие. Чтобы объяснить, как, будучи вне Бога, который есть бытие по преимуществу, существа обретают бытие, он вводит понятие участия. Аристотелевский бог притягивает все вещи к себе (как к финальной причине) мир вещей, не им созданный. Томистский Бог притягивает к себе созданное Им по безмерной любви, оставляя в акте творения поле любви открытым, оттого еще более сильным.

Но, может быть, Бог создал мир ради славы своей, которую нельзя ни умалить, ни преувеличить? Нет, Творец создал все для славы нашей не затем, чтобы наслаждаться тем, что прекрасно, а затем, чтобы беседовать со своим Творением. Бог любви не замкнут в кругу своих мыслей, как бог Аристотеля.

В другой контекст попадает также проблема зла. Если не было Бога, нельзя объяснить природу добра. Но если есть Бог, тогда откуда зло? Для античной философии зло — это небытие, бесформенная материя, противящаяся Демиургу как зодчему (версия Платона). Для Аквината, поскольку все происходит от Бога, такое решение проблемы неприемлемо. Исток физического и морального зла — возможность конечного бытия, в рамках которого нам знакомы мутации и смерть, свобода рациональных существ, не признающих родства своего с Богом. Тело к злу не причастно. Не тело заставляет грешить дух, а дух порочит тело. Зло не в утрате рациональности, рассудительности, это не ошибка в расчете, как хотели думать греки. Зло — в неподчинении Богу, в утрате связи и памяти о фундаментальной зависимости от него. Корень зла — в порче духа и утраты свободы.

Материя в томизме — начало индивидуации. В ее отношении к духовному мы уже не находим типичного для греков дуалистического и пессимистического тумана. Тело свято, как свята душа. Платон, обожествляя душу, несколько переусердствовал, сведя тело к темнице, понимая единство тела и души как что-то эпизодическое и

Фома Аквинский 551

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил