Три искусства в религиозной перспективе

Культ трех граций в их практическом применении в рамках схоластики мы находим в " Металогиконе" Иоанна Солсберийского, где он вспоминает о лекциях Бернара, объяснявшего грамматические фигуры и риторические орнаменты в их связи с другими областями знания, веры и морали.

Говоря о грамматике схоластов, необходимо заметить, что имя в соответствии с духом платонизма выражало саму природу обозначаемого объекта. Более того, есть совершенная аналогия между универсумом вещей и универсумом имен, ведь и те и другие происходят от мира идей. Значит, различные грамматические формулировки связаны с мерцанием смыслов, различной степенью участия поименованных вещей в процессе совершенствования. Например, в переходе от абстрактного существительного "чистота" к глаголу "отбеливать", а затем к прилагательному "белый" Бернар видит участие идеи вплоть до ее исчезновения. Спускаясь к чувственному, идея обедняется, пачкается, темнеет. Как видим, это опыт перечтения Платона в грамматической перспективе. Гильом из Конша был убежден, к слову сказать, что грамматическая невежественность и лингвистическая неинформированность ведут к философской неграмотности.

Платоновский "Тимей"

М. Дэви как-то заметил, что "говорить о Шартрской школе — это продолжить разговор о Платоне". Наиболее читаемым в школе сочинением Платона был диалог "Тимей", в котором немало суждений о душе философа, особенно близких христианству и важных для понимания, в частности, библейского рассказа о сотворении мира в книге "Бытие". Это была первая попытка связать физику с теологией с помощью квадривиума наук. Ее предпринял брат Бернара

504 Схоластика

Тьерри Шартрский (умер около 1154 года). Его работа о семи свободных искусствах была одновременно комментарием к Библии.

Основываясь на библейской книге "Бытие" и платоновском "Тимее", Тьерри вводит два начала вещей

— Бога как начало единства и материю как начало множественности. В духе Платона он трактует материю не как совечную (подобно Богу), но, скорее, пифагорейски, как исходящую из единого и возвращающуюся к единству. Здесь очевидна христианизация неоплатонизма.

Утверждение "Исхода" о том, что "Бог создал небо и землю", Тьерри трактует как создание Богом четырех материальных элементов, из которых два — огонь и воздух — посланы на небо, а вниз — вода и земля.

Подобным же образом отстраивается механико-математическая космология, принципы которой распространяются на биологический мир. Доктрина, согласно которой материя образована из элементарных частиц, и теория потока, объяснявшая силовое движение тел (она будет позже воспринята оккамистами), говорят о научной зрелости Шартрской школы. Важность этого эпизода в истории средневековой науки подчеркивается необычайной утонченностью мысли (равновесие в этих тонких переходах часто теряла наука позднесхоластическая), а также более чем суровой организацией всего знания на основе и под эгидой философии и теологии. Фантазийное обаяние "Тимея" еще ощущалось как что-то новое, а рациональная постижимость космоса не вызывала никакой догматической озабоченности, во всяком случае, болезненно преувеличенной. Зато никогда не исчезала с горизонта научных поисков вполне оправданная бдительность. Натурализм Шартрской школы был на службе библейской концепции в целях уяснения ее тезисов. К примеру, в тезисе о Божественной Троице, единой в трех лицах, материя выступала как сотворенная Отцом из ничего; Сын Божий, или Божественная Мудрость, — формальная причина; а Святой Дух, платоновская Мировая Душа, — целевая причина.

Таким же вниманием к естественным наукам, не подчиненным, но согласованным с теологическим проектом, отмечены работы Гильома из Конша (умер около 1154 года). На возражения о том, что он приписывает космосу автономность настолько, что Богу в нем уже нечего делать, теолог отвечал: "Напротив, мы возвышаем силу Божью, ибо именно Богу мы приписываем власть созидания настолько мощную, что создала тела, включая человеческое тело, своей есте-

Сен-Викторская школа 505

ственной силой. Так неужели мы противоречим Священному Писанию, когда объясняем, как было создано то, о чем оно говорит как о созданном? Некоторые, игнорируя естественные силы, хотят помешать нам в наших исследованиях, заменив нас на других своих сотоварищей по невежеству...

Однако мы заявляем, что во всем и всегда достойно искать рацио", т. е. разумное основание.

В заключение уместно заметить, что Шартрскую школу характеризует обостренное внимание к натуральной философии, в ее контексте мы находим максимальное понимание восхитительного творения Троицы.

Сен-Викторская школа

"Дидаскаликон" Гуго Сен-Викторского и науки

Основанная Гильомом де Шампо школа при аббатстве Сен-Виктора каноников-августинианцев из Парижа стала в начале XII века оживленным центром религиозных мистических исканий. Если Шартрская школа педалировала научно-культурные аспекты философии, то Сен-Викторская школа концентрировалась на молитве, божественном созерцании, относительно которого все прочее

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил

функционально. Мистицизм и культура программным образом едины — таково кредо Гуго СенВикторского, блистательного представителя своей школы (он родился в Саксонии в 1096-м, умер в 1141 году).

"De sacramentis Cristianae fidei" ("O таинствах христианской веры"), "Epitime in philosophiam" ("Краткий экскурс в философию"), "Комментарии к "Небесной иерархии" псевдо-Дионисия" и "Didascalicon" в семи книгах — вот основные его работы.

Последнее сочинение замечательно своей полнотой и систематичностью. По своей структуре и методической стройности "Дидаскаликон" стал моделью последующих так называемых "Сумм", т. е. суммирующих и упорядочивающих научное знание работ. Его фундамент образован из текстов Откровения и писаний Отцов Церкви, среди которых Августин, Дионисий, Иероним, Григорий Великий, Кассиан. Не забыты и античные авторы. В своей экзегезе (толковании библейских текстов) Гуго стремится избегать субъективизма, будь то поверхностный аллегоризм либо буквализм, что еще хуже.

506 Схоластика

Вслед за святым Павлом он повторяет: "Буква убивает, дух животворит". Необходима история, т. е. пресловутая "буква", хоть сама по себе и не велика важность, все же нельзя ею пренебрегать. Это как буквы алфавита: хочешь быть литератором, изволь изучить природу каждой. Священные тексты не выдерживают буквальных интерпретаций; буква убивает. "Я говорю это, — пишет Гуго в "Дидаскаликоне", — не затем, чтобы подрезать крылья всякому взявшемуся за это в свое удовольствие, но только предостерегаю того, кто следует лишь буквальному смыслу: нельзя, не ошибившись, продвинуться на этом пути".

Несколько особняком стоит его сперва непонятный интерес к "механическим" искусствам. Речь идет о ткацких ремеслах, оружейных промыслах, технике навигации, земледелия, охоты, консервации продуктов питания и даже о театральном искусстве. Однако вскоре нам становится ясным его пристальный взгляд, ловящий очертания новой жизни, сельской и городской. Мы вдруг оказываемся перед лицом новой науки, занятой рефлексированием становящейся буржуазной экономики. Теоретизирующий ум теолога ни на минуту не теряется перед необъятной панорамой, рождающей иной философский дискурс. Высокая его оценка механики — заметим, как искусства — мотивирована убеждением в ее соответствии актуальной ситуации. Как этика подсказывает нам беспроигрышные поступки, как физика оснащает нас эффективными инструментами познания мира, так в повседневных наших нуждах ничто так не полезно, как механические искусства.

"Дидаскаликон" и философия

Ведущая идея этого энциклопедического труда базируется на идее мира как знака невидимой реальности. "Два образа даны человеку, способному двигаться к истинам неосязаемым: образ природы и образ благодати. Первый — аспект мира, в котором мы живем, второй — воплощенное Слово. Но ни тот, ни другой не доводят до последнего постижения, почему этот величественный спектакль природы должен иметь своего драматурга, не могут озарить незримым светом очи созерцающего. Мир не исчерпывает собой постижимой истины". Делая явными границы философского познания, Гуго акцентирует незаместимость и фундаментальность самоконституирующей активности разума, готового к восхождению к последней вершине. "Весь этот мир, — вторит святому Павлу Гуго, — нечто вроде книги,

Сен-Викторская школа 507

написанной перстом Божиим". Безмерность сотворенного — знак Его всемогущества, красота универсума удостоверяет Его мудрость, конечная цель мира говорит о Его бесконечной благостности.

Психологические наблюдения Гуго Сент-Викторского навеяны августинианским пониманием сути человеческого "я" и души. Человек, согласно Гуго, есть создание, которое знает, и знает со всей определенностью, в которой нет ни грана сомнения, себя и свое бытие, свое тело, к которому его бытие не сводимо.

Все это означает, что человек — это чистый дух, и этот дух не от века, но был сотворен. Человек связывает собой чувственный мир и Бога, принадлежа телом к первому, а духом ко второму. Душа не просто "я", но единое духовное и бессмертное начало, образующее сущность человеческой личности.

Это "я" имеет три ока: oculus carnis, oculus rationis, oculus contemplativus (око телесное, око умственное,

око созерцательное). При помощи первого оно видит чувственный мир, в результате чего мы имеем, по мнению Гуго, ощущения и образы, это мост, перекинутый от тела к духу. С помощью второго глаза душа, обнаруживая в себе Божественное присутствие, понимает мир, создает науку ("сциенцию"). Наконец, при помощи третьего глаза она возносится к Богу и созерцает чистую Красоту. Трехглазому познанию соответствует тройственная структура объекта, отсюда три сферы и три ступени постижения: 1) cogitatio — поверхностный и приблизительный взгляд на вещи, события; 2) meditatio — в определенном смысле освобожденная рефлексия; 3) contemplatio — интуиция глубокая и понимающая, а также предельно интенсивная мысль.

"Дидаскаликон" и мистика

И светские науки (культивированные согласно собственным методам), и сакральная наука подчинены теологии, а значит, мистике. Уместно здесь подчеркнуть иерархичную структуру реальности; нижняя часть ступеней лестницы одолевается разумом, верхняя — верой. Есть вещи существенным образом рациональные, а значит, постижимые разумом и только разумом: в математических формулах, логических принципах и диалектике. Есть второй ряд вещей и соответствующих им вероятностей истин,

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил