фраза: "Можно было бы написать историю метафизики как историю платонизма. Ее станциями были бы Плотин, Августин, Майстер Экхарт, Николай Кузанский, Лейбниц, Кант и Гегель. Однако необходимо сказать, что все усилия западной мысли идут дальше теории субстанции традиционной метафизики. Первым платоником в этой серии будет, как ни крути, Аристотель". И я совершенно согласен с этим моментом. Действительно, написал Диоген Лаэрций, "самым гениальным учеником Платона был Аристотель". Можем ли мы на исходе XX века сказать шутя, что Ганс-Георг стал последним крупным платоником?

Г. В каком-то смысле... Вы понимаете, что так сформулированный вопрос делает мне честь, но я всегда чувствовал близость Платона, возможно, мне близка его диалектика вопроса-ответа. Помню, как я спорил с одним журналистом, который выражал недовольство тем, что платоновские герои говорили всегда "нет", "да", "возможно" — и все. Я отвечал: "Конечно, ответы можно чем-то заменить, но такова техника диалогов". В этой технике есть новый интерес к форме диалога. Возможно, слишком сложно индивидуализировать технику такой формы у других персонажей, все же речь идет о технике непроявленного учения Платона.

Р. Все-таки такая форма есть метод. В конце первого тома "Истины и метода" я нашел великолепное определение прекрас-

Ппатон и Гадамер 189

ного в платоновском смысле. В нем я нахожу защиту против опошления красоты, характерном для нашего времени, особенно со стороны марксизма. Вы пишите: "Прекрасное есть способ проявления Блага, оно дает Благу показать свое бытие... Красоту можно ощутить как отражение, отблеск чегото сверхземного, несмотря на видимые формы". Хочу спросить, как вы пришли к такому выводу, — своим путем или через Платона? Как напомнить современному человеку метафизический смысл прекрасного?

Г. Идея явления Блага в красоте ко мне пришла из диалога "Филеб", в конце которого есть фраза: "Мы искали Благо, а в итоге нашли Красоту!" Мне кажется, нельзя абстрагироваться от прекрасного, когда мы исследуем истину и ставим вопрос о Благе.

Р. Не кажется ли вам, что в финале "Федра" содержится нечто вроде предвосхищения вашего "герменевтического круга", где говорится, что написанное нельзя понять без некоторой предрасположенности, без того, что уже постигнуто другим путем?

Г. Я нахожу это естественным. Мои герменевтические рефлексии берут начало от Хайдеггера. Но

итогда мне казалось, что уже в "Федре" есть предчувствие герменевтического круга, например в описании риторики. Для хорошей формы дискурса необходимы правильные вопросы, верное начало, соотнесенность частей между собой, истинное заключение. В этом и состоит принцип культуры. Нельзя отдать риторику на откуп одной только диалектике и логике. Вспоминаю, как один мой приятель после прочтения текста Платона сказал: "Риторика, риторика, риторика". Он хотел сказать о необязательности риторики, на самом же деле в ней начало культуры, ее важнейшая функция. Диалог "Федр" мне нравится больше других, в нем связаны диалектика и риторика, философия

иэрос, дружба и искусство, религиозное вдохновение. Нельзя свести Платона к логике или диалектике. Р. В финале платоновского "Государства" говорится, что страдание помогает обучению, дает

новую жизнь рождающимся душам и питает их муками учителей. Как же с точки зрения герменевтики страдание может помочь?

Г. В самом деле, необходимо найти смысл и значение боли и страдания в нашей нынешней системе воспитания. Нам не хватает

190 Ппатон

силы сопротивления. В этом главная угроза и искушение. При отсутствии сопротивляемости молодые прибегают к наркотикам, у них нет сил для воспитания собственной самодисциплины.

Р. Мне импонирует ваше суждение о несовершенстве человеческой природы.

Г. Опыт вообще есть постепенно накапливаемое. Мы говорим: это наше, это принадлежит мне и т. д. Я хотел бы напомнить, что Парменид первым осознал опыт незавершенности и возможности падения. Чтобы преодолеть незакрытость опыта, он и пришел к собственной философии со своими решениями.

Р. Полагаете ли вы, что есть нечто запредельное разуму?

Г. Нельзя отрицать, что есть нечто выше разума, но сказать, что же это, — нечто совсем иное. Не думаю, чтобы был предел или первый принцип в исследовании разума. Думаю, что проблема Бога и религии останется в любом случае тайной, хотя это из тех тайн, без которых мы не можем жить. Джанни Ваттимо написал статью с названием "Верить в веру". Интересно, что нечто подобное напоминал Лютер словами Евангелия от Марка: "Господи, я так хотел бы верить, но Ты помоги моему неверию!"

191

Часть 4. АРИСТОТЕЛЬ. Первая систематизация знания

Удивление — вот что побуждает к философскому размышлению как прежде, так и теперь

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил