Ради этого, братья мои, хочу, чтобы эта истина вошла в ваши сердца: если хотите жизни чистой и христианской, прильните

СвятойАвгустин 455

ко Христу, согласно сути Его, дабы уподобиться Ему и Его существу. Он пришел к нам согласно вечной Своей сути, чтобы принести нам то, чего мы не имели, ибо для этого Он пришел — чтобы предложить немощным средство передвижения, на коем они пересекут море тяжкого века и прибудут в Отчий дом, где уже не понадобится корабль, ибо не будет другого моря для преодоления. Следовательно, лучше не пытаться интеллектуально осмыслить Его, чтобы подняться с Распятия, иначе интеллект, скорее всего, ополчится на крестные муки. Несомненно было бы лучше, если возможно, следить, куда нужно следовать, и быть привязанным к Тому, Кто доведет до назначенной цели. Это умели делать великие умы, жившие в горах, где праведный свет все освещает наилучшим образом. Они могли сделать это, и они видели, каков Он.

Так, видя все в самом свете, Иоанн восклицал: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Они видели это и, чтобы доплыть издалека, не пытались отделиться от креста и не проклинали Христа.

Однако и совсем маленькие, кто не был в состоянии понять это, тоже не пытались встать с Распятия, уйти от страданий и страстей Христовых. И они шли туда, не зная куда, на том же плоту, с теми, кто знал и видел.

Высокомерие философов и смирение распятия

Сказать по правде, были философы, которые исследовали Творца через творение, так, апостол сказал достаточно ясно: "Невидимые Божественные совершенства можно понять разумным образом, начиная с творения мира, через все Им созданное, Его вечную силу и Божественность". Не говорят: "Поэтому, не познавая Бога", а говорят: "Узнав Бога", все же они Его не восхваляют, а мечутся среди разных доводов, потому одна темень в их сердце.

Как это темень?

Провозглашая себя всесведущими, они на самом деле заблуждались.

Они видели, куда следует плыть, но были совершенно неблагодарны к Тому, Кто открыл им все то, что они видели. Самонадеянные, они утратили видение, присвоили все себе, обратились к идолам, подделкам, демоническим культам. Так началось поклонение творению и презрение к Творцу.

456 Патристика

Однако все это началось с коррупции, а те, что были смиренными и кроткими, и стали мудрыми. Те, кто познал Бога, они видели то, о чем говорил Иоанн, о вещах, созданных через Божественное Слово. В философских книгах говорится, что Бог имел первородного Сына, от Него и стали все вещи.

Они увидели то, что есть, но видели все это издалека, а главное, не хотели усвоить смирение Господне, т. е. тот плот, на котором они могли достичь родины, увиденной издалека.

Так Распятие Христово было ими поругано.

Ты должен переплыть море, и при этом клянешь крест! О суемудрие, полное высокомерия!

Ты насмехаешься над распятым Христом, но это был именно Он, кого ты видел издалека. В начале было Слово, и Слово было у Бога. Так почему же Его распяли?

Потому что тебе был необходим плот Его смирения. В самом деле, ты надулся от самообожания, поэтому оказался

далеко от своего отечества, штормовыми волнами тебя унесло, а путь оказался прерванным, так остался один способ прибыть

на родину — деревянный плот в виде креста. Неблагодарный, ты клянешь Того, Кто пришел к тебе на помощь,

чтобы помочь вернуться. Он сам сделался дорогой посреди моря. Именно поэтому Он шел по морской глади, чтобы показать, что по морю можно пройти. Но ты, который не может, как Он,

гулять по волнам, дай же Ему помочь тебе, верь в Распятие, прими Его и тогда вернешься. Ради тебя распяли Его, чтобы

научить тебя смирению, и если бы Он не пришел для всех, кто не был в состоянии узреть Бога, то

и не пришел бы как Бог. Действительно, Бог не Тот, Кто есть, пришел или ушел, а Бог вездесущ, и Его нет ни в одном месте. Так в каком же образе

пришел Он? Он пришел в образе человека

СвятойАвгустин 457

Герменевтический круг разума и веры

Вера как временное средство для спасения

По той причине и душа, подвластная Божьему провидению и несказанной доброте, прекрасна своей постепенностью и порядком. Она делится на авторитет и разум. Авторитет требует веры и готовит

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил

человека к разумению. Разум ведет к интеллигентности и познанию.

Если разум не покидает совсем авторитет, когда решает, кому же верить, все же высшая власть принадлежит уже известной и очевидной истине. Известно, что мы снизошли до преходящего и ради любви к нему оказались отрезанными от вечного. Так в порядке вспоможения появилось временное лекарство, которое зовет к спасению не тех, кто знает, а тех, кто верит.

Августин, Об истинной религии, 24, 45

Вера ищет, а разум находит

Пророк сказал: "Если не поверите, не поймете". Но сказано также: чтобы увидеть и понять Бога, надобен разум.

Воздадим благодарность Господу, если мы что-то поняли. Но если кто-то понял мало, пусть обратиться к тому, от кого он может узнать больше. Нам дано высаживать и поливать, подобно садовникам, только Бог может вырастить. Моя теория не есть моя, она принадлежит Тому, Кто меня послал. Тот, кто жалуется, что не понял, послушай-ка моего совета. Когда Господь открыл свою глубокую и важную правду, он понимал, что не все ее поймут. Поэтому следом дает совет: Хочешь понять? Поверь.

Кто не уверует — не поймет

Устами пророка Он сказал: "Если не поверите, не поймете". "Это имеет в виду Господь, когда говорит: Если кто-то захочет исполнить Его волю, то узнает, что это учение Господне, даже если я говорю от себя". Что значит исполнить Божию волю? Если не понял — веруй! Разумение есть плод веры. Не следует стремиться понять, чтобы поверить, а верь, чтобы понять, ибо, если не поверите, то и не поймете.

Августин, Комментарий к Евангелию от Иоанна, 29, 6

458 Патристика

Верить — значит довериться тому, что не видишь, а истина — увидеть то, во что уверовал

Иисус начал говорить иудеям, веровавшим в Него: "Если вы останетесь в моем слове..." Словами "если останетесь" говорил, что начало веры есть основа. Ты любил основание, теперь созерцай вершину, снизу подъемли взгляд наверх. Вера предполагает некое понижение, в плане же бессмертия и вечности нет никакого принижения. Все величественно, подъем, полная уверенность, вечная стабильность, бесстрашие перед концом и недругами. Велико то, что начинается с веры, даже если ее

принижают. Так неопытные плотники недооценивают значение фундамента. Выроет яму, набросает в беспорядке камни, не обмерит, не отполирует — словом, не для любования. Ведь и в корнях растения также нет ничего приятного. Но всем вкусным и приятным в дереве мы обязаны именно корням. Смотришь на корни — не нравится, смотришь на дерево — не налюбуешься. Тебе кажутся пустяшными чувства верующего, но ведь у тебя нет весов, чтобы взвесить их. Послушай, куда ведет вера, и тогда научишься оценивать ее. В других обстоятельствах Господь сказал: "Если сохраните веру как горчичное зернышко". Что может быть смиреннее и вместе с тем могущественнее? Есть ли чтото более плодоносное, чем, несмотря на это, все пренебрегают? Если останетесь в моем слове, которому верите, куда вас поведет вера? Будете моими настоящими учениками. Так что ж за польза будет? Познаете истину.

Что же обещано верующим, братья мои? И познаете истину. Но как? Разве не ведали они ее, когда говорил Господь? Они не должны были поверить, чтобы понять, напротив, уверовать — чтобы понять. Так уверуем и мы, не будем ждать познаний, чтобы поверить. То, что мы надеемся узнать, нельзя увидеть очами, услышать ушами — это должно быть в сердце человеческом. Так что же такое вера, если не верить в невидимое? Вера — это верить в то, что незримо: истина — это узреть то, во что уверовал.

Августин, Комментарий к Евангелию от Иоанна, 40, 8—9

Вера способствует познанию и любви к Богу, однако не в том смысле, что до того мы Его не знали и не любили. Она помогает узнать Его в особом сиянии и обрести любовь нерушимую.

Августин, Троица, VIII, 9,13

СВЯТОЙ Августин 459

Против монихеев

1. Наибольшее благо, превыше которого нет ничего, есть Бог, и потому оно есть благо неизменное, поистине вечное и бессмертное. Все прочие блага суть лишь от Него сущие, но не из Него пришедшие. Ведь то, что из Него, тождественно Ему, а то, что Им было создано, Ему не тождественно. И потому, коль скоро один только Он неизменен, то все, что Он сотворил, изменчиво, так как сотворено Им из ничего. Ибо таково Его всемогущество, что возможно Ему по силам сотворить даже из ничего, из того, чего нет вообще, блага великие и малые, земные и небесные, духовные и телесные. Поскольку Он воистину праведен, то с тем, что из Себя породил, не уравнял Он в достоинстве то, что из ничтожества сотворил. Посему, стало быть, любые блага, будь то великие или малые, в любом порядке вещей, могут иметь свое бытие лишь от Бога. И всякая природа есть благо постольку, поскольку она

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил

Господи Боже мой! Хочу начать с того, чего я не знаю и не постигаю, откуда я пришел сюда, в эту смертную жизнь или жизненную смерть, откуда, говорю, пришел я сюда. И меня, пришельца, восприняло сострадательное милосердие Твое... Не мать моя, не кормилицы мои питали меня сосцами своими, но Ты чрез них подавал мне, младенцу, пищу детскую, по закону

462 Патристика

природы, Тобою ей предначертанному, и по богатству щедрот Твоих, которыми Ты облагодетельствовал все твари по мере их потребностей.

Августин, Исповедь, I, 6

Так как главное условие взаимного союза во всяком государстве состоит в повиновении царям и вообще высшей власти, то во сколько более должны мы повиноваться во всем Богу, Царю Небесному, господствующему над всею Вселенною и правящему ею как делом рук Своих, служа Ему с благоговением и все повеления Его исполняя беспрекословно? И как между властями и начальствами в обществах человеческих низшие повинуются высшим и высшие предпочитаются низшим, так и Бог превыше всех

и все должно покоряться Ему.

Августин, Исповедь, III, 8

Время и вечность

И кто может поставить себя хотя на минуту в такое состояние, чтобы проникнуться всеобъемлющею светлостью этой неизменяющейся вечности (semper stantis aeternitatis ) и сравнить ее с временами, не имеющими никакого постоянства (cum temporibus nunquam stantibus), коих отблеск есть не что иное, как перемежающееся и непрестанно изменяющееся мерцание, а затем видеть, какое бесконечное различие между временем и вечностью? Продолжительность времени не иначе составляется, как из преемственной последовательности различных мгновений, которые не могут проходить совместно; в вечности же, напротив, нет подобного прохождения, а все сосредоточивается в настоящем как бы налицо, тогда как никакое время в целом его составе нельзя назвать настоящим. Все прошедшее наше слагается из будущего, и все будущее наше зависит от прошедшего; все же прошедшее и все будущее творится из настоящего, всегда сущего, для которого нет ни прошедшего, ни будущего, что мы называем вечностью. И кто в состоянии уразуметь и истолковать, как вечность (aeternitas), неизменно пребывающая в настоящем (stans), для которой нет ни будущего, ни прошедшего (nec futura, nec praeterita), творит между тем времена и будущие, и прошедшие? Неужели мое перо или мой язык в силах слабым словом разрешить эту великую задачу?

Августин, Исповедь, XI, 11

СвятойАвгустин 463

Что обыкновеннее бывает у нас предметом разговора, как не время? И мы, конечно, понимаем, когда говорим о нем или слышим от других. Что же такое, еще раз повторяю, что такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но, как скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик. Между тем вполне сознаю, что если бы ничего не приходило, то не было бы прошедшего, и если бы ничего не проходило, то не было бы будущего, и если бы ничего не было действительно существующего, то не было бы и настоящего времени. Но в чем состоит сущность первых двух времен, т. е. прошедшего и будущего, когда и прошедшего уже нет, и будущего еще нет? Что же касается до настоящего, то, если бы оно всегда оставалось настоящим и никогда не переходило из будущего в прошедшее, тогда оно не было бы временем, а вечностью. А если настоящее остается действительным временем при том только условии, что через него переходит будущее в прошедшее, то как мы можем приписать ему действительную сущность, основывая ее на том, чего нет? Разве в том только отношении, что оно постоянно стремится к небытию, каждое мгновение переставая существовать.

Августин, Исповедь, XI, 14

Можно измерять время только текущее (cum praeterit), a прошедшее, равно как и будущее, которых нет в действительности, не могут подлежать нашему наблюдению и измерению.

Августин, Исповедь, XI, 16

Говоря все это о времени, я ничего не утверждаю, а только доискиваюсь истины и пытаюсь узнать ее. Руководи же мною, Отец мой. Господи мой и Боже мой, и будь путеводною звездою рабу Твоему...

Не скажут ли мне, что и эти времена, прошедшее и будущее, так же существуют; только одно из них (будущее), переходя в настоящее, приходит непостижимо для нас откуда-то (ex aliquo procedit occulto), a другое (прошедшее), переходя из настоящего в свое прошедшее, отходит непостижимо для нас кудато (in aliquid recedit occultum), подобно морским приливам и отливам? И в самом деле, как могли, например, пророки, которые предсказывали будущее, видеть это будущее, если бы оно не существовало? Ибо того, что не существует, и видеть нельзя... Итак, надобно полагать, что и прошедшее, и будущее время также существуют, хотя непостижимым для нас образом.

Августин, Исповедь, XI, 17

464 Патристика

Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего не существует и что неточно выражаются о трех временах, когда говорят: прошедшее, настоящее и будущее; а было бы точнее, кажется, выражаться так: настоящее прошедшего, настоящее будущего. Только в душе нашей есть соответствующие тому три формы восприятия, а не где-нибудь (т. е. не в предметной действительности). Так, для настоящего прошедших предметов есть у нас память или воспоминание

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил