Ренато де Фуско

Кресло Ле Корбюзье¹⁹

1976

[…]

Мы подходим к наиболее замечательному предмету из группы мебели 1929 года – креслу с подвижной спинкой. В нем уже нет связи с техникой Тоне, точнее, со структурной концепцией венских стульев²⁰. В то время как в их основе лежит принцип сочетания замкну­тых каркасов (один из них – это сиденье, второй образует спинку с дугой деревянного круга; другие замкнутые конструкции укрепляют ножки и спинку; свободными элементами остаются только четыре ножки), кресло Ле Корбюзье²¹ является соединением отдельных металлических элементов круглого сечения, не образующих замкну­тых каркасов. Откуда ни смотришь на них – спереди, сбоку или сзади – это все те же три металлические трубки (две вертикальные и одна горизонтальная), как в букве "Н"; лишь при взгляде сбоку горизонтальность третьего элемента исчезает. Прочность всей кон­струкции полностью обеспечивается благодаря прочности металли­ческих труб и крепости их соединения, поскольку они испытывают большие нагрузки прежде всего в точках соединения. Расположение этих точек и изогнутая трубка в боковой части кресла, то есть линия, играющая в одно и то же время и статическую, и функциональную роль, заслуживают более пристального внимания, поскольку именно эта трубка "несет" и сиденье, и спинку. Мы уже видели, что перед­няя и задняя части кресла состоят каждая из двух вертикальных и одной горизонтальной трубок; вертикальные трубки ничем не скреп­лены вверху и у основания, а подлокотники, таким образом, свелись к кожаным ремням, не играющим роли в связи боковых частей кресла.

В решении, к которому Ле Корбюзье, вероятно, пришел интуитивно, эта изогнутая боковая трубка и является ключевым элементом всей конструкции. Она прикрепляется к передней вертикальной трубке немного выше точки присоединения к ней перекладины перед­него "Н"; из этой точки боковая трубка спускается под небольшим углом (это, соответственно, и угол наклона сиденья) до края сиденья, изгибается сначала под углом почти 90°, а затем еще раз, образуя короткую прямолинейную секцию, которая под прямым углом присое­диняется к задней стойке. Точка соединения находится почти у самого верха задней вертикали. Профиль бокового элемента и эти точки обес­печивают такую же прочность конструкции, как могли бы это сделать две горизонтальные параллели. Однако особенности двух изогнутых трубок по бокам кресла не ограничиваются этой важной статической функцией. Они поддерживают сиденье – кусок кожи, обтягивающий эти трубки, стянутые под сиденьем стальной пружинной сеткой,– а в их изогнутой части находятся два винта для наклона спинки. Спинка (тоже кожаная с пружинной сеткой) имеет, однако, особый замкнутый каркас – единственный в этом кресле. В целом кресло с подвижной спинкой кажется фокусом: будто автор поспорил, что сможет сделать всего из восьми секций стальной трубки кресло, не только вызывающее восхищение статическим равновесием, но до такой степени прочное, что добиться этого можно, лишь используя особенности избранных материалов. Подвижность спинки в какой-то степени придает креслу характер механизма (что нередко встречает­ся в предметах мебели Ле Корбюзье), но это компенсируется другим излюбленным его приемом – использованием мягких дорогостоящих материалов для сиденья, спинки и подлокотников – для частей этой "машины", находящихся в контакте с человеческим телом.

Само собой напрашивается сравнение этой модели металличе­ского кресла Ле Корбюзье с креслом, сделанным несколькими годами ранее Марселем Брейером (1926) и названным им "Василий" в честь Кандинского, его старого друга и коллеги по Баухаузу. На первый взгляд, обе модели весьма похожи и выражают одну стилистику. В их форме и структуре (особенно это касается кресла Брейера) заложена мысль, что несущий и несомый элементы не должны резко отличаться друг от друга, а скорее сливаться воедино. Их основное различие в том, что Ле Корбюзье отказался от замкну­того каркаса, тогда как в кресле Брейера замкнутый каркас стал художественным мотивом и основным конструктивным принципом. Одна сочлененная конструкция образует всю опору кресла Брейера, одной, изогнутой несколько раз линией охватывая все его четыре стороны. К этой основной структуре прикрепляется рама сиденья, которая опирается на самостоятельный каркас спинки. Поперечины на каждой стороне прочно держат эти три элемента и фиксируют угол наклона спинки. Другая существенная разница между сравни­ваемыми моделями состоит в том, что у Ле Корбюзье все секции ме­таллической трубки прочно спаяны друг с другом, а в кресле Брей­ера и конструкции, и отдельные секции скреплены болтами, так что можно видеть сечение трубок. Далее, если кажется, что в крес­ле Ле Корбюзье сиденье и спинка приспособлены к задуманной ранее структуре, хотя в итоге возникает впечатление "слияния" всех частей, в кресле Брейера поверхности (первоначально грубая холсти­на, затем кожа) сами определяют очертания и различные изгибы конструкции. Другими словами, модель Брейера – это диа­лектическая взаимосвязь трубок и поверхностей, то есть струк­тура, в которой два различных материала как бы полностью изменяют свои естественные свойства. Холст и кожа кажутся здесь негнущимися, а стальные трубки – гибкими. В итоге создается столь целостный образ, что их различия стираются. Пожалуй, сла­бым местом этого шедевра дизайна двадцатых годов можно считать некоторую избыточность: кресло производит впечатление, опреде­ляемое словом "слишком" – оно роскошно, что нарушает доктрину Баухауза. В сравнении с креслом Ле Корбюзье модель Брейера превосходит его в плане функциональном: кресло "Василий" "гипер­статично" по конструкции и "барочно" по стилю. Это также подска­зано смыслом, значением сравниваемых моделей. Если принять в качестве прототипа обеих моделей стул Ритвельда "Красное и синее" (1918), то кресло Брейера представляет его "развертывание", а кресло Ле Корбюзье – "съеживание".²²