Чарльз Дженкс Новая парадигма в архитектуре141

2002

Можно ли говорить о появлении фундаментально новой парадигмы в архитектуре? Если бы такая парадигма существовала, она была бы отражением глобальных изменений в науке, религии и политике, - при этом не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы видеть, что политическое сознание "Джорджа Буша и хунты", как их назвал Гор Видал (Gore Vidal)¹⁴², безнадежно завязло где-то на уровне средневековья (если только это высказывание не прозвучит как оскорбление готики)¹⁴³. Культура продолжает с переменным успехом бороться с архаическими предрассудками, и до тех пор, пока какая-нибудь катастрофа (глобальная, экологическая?) не вынудит ее резко активизировать свои усилия, едва ли можно будет надеяться на масштабный культурный прорыв. Однако уже сегодня можно разглядеть ряд достаточно радикальных перемен в архитектуре, которые, с одной стороны, связаны с серьезными трансформациями в научной сфере, и с другой стороны, должны, по моему убеждению, постепенно распространиться на все другие области жизни. Новые науки (sciences of complexity - "науки о сложных системах"), включающие фрактальную геометрию, нелинейную динамику, неокосмологию, теорию самоорганизации и др., принесли с собой изменение мировоззренческой перспективы. От механистического взгляда на вселенную мы движемся к пониманию того, что на всех уровнях - от атома до галактики - вселенная находится в процессе самоорганизации. Опираясь на возможности, предоставляемые компьютером, этот новый взгляд на мир находит сегодня отклик в процессах, изменяющих характер архитектуры. Несколько ключевых зданий, построенных американцами Фрэнком Гери (Frank Gehry), Питером Эйзенманом (Peter Eisenman) и Дэниэлем Либескиндом (Daniel Libeskind), выглядят как прямые предвестия утверждения новой парадигмы. Есть также огромное количество работ, которые находятся на самой ее грани, - это работы голландцев Рема Колхааса (Rem Koolhaas), Бена ван Беркеля (Ben van Berkel) и MVRDV, других европейцев, таких как Сантьяго Калатрава (Santiago Calatrava) и Coop Himmelblau¹⁴⁴, а также тех английских архитекторов, кто, подобно Норману Фостеру (Norman Foster), продолжает развивать линию хай-тека. Эти архитекторы, вместе с теми, кто "флиртует" с деконструкцией – Захой Хадид (Zaha Hadid), Эриком Моссом (Eric Moss), группой Morphosis - выглядят готовыми взять на вооружение и развить новую философию. В Австралии уже много лет ту же территорию осваивает группа ARM - Аштон Рэггит (Ashton Raggatt) и Мак-Дугал (MacDougall), а также группа LAB, которая недавно завершила реконструкцию площади Федерации в Мельбурне. В скором времени зданий этого типа появится уже достаточно много, чтобы можно было говорить о рождении нового направления, т.е. чего-то большего, чем минутная мода и даже простая смена стиля. Грамматика этой новой архитектуры всегда провокативна. Она варьируется от неуклюжих капель до элегантных волноподобных форм, от рваных фракталов до подчеркнуто нейтральных "инфопространств" (datascapes). Это вызов старым языкам классицизма и модернизма, основанный на вере в возможность новой системы организации среды обитания, которая будет больше напоминать постоянно само­обновляющиеся формы живой природы. Возникающие новые модели могут отпугивать и вызывать подозрения в поверхностном мышлении, однако, взглянув пристальнее, мы часто убеждаемся в том, что они более интересны и более адекватны нашему восприятию мира, чем доставшиеся нам в наследство от прошлого бесконечные колоннады или модернистские навесные стеклянные фасады.

Плюрализм стилей является здесь основным моментом, выражая общую заинтересованность в развитии социально-политического плюрализма современных международных мегаполисов. "Теория сложности" 80-х, выросшая из постмодернистских размышлений о "сложности" 60-х и 70-х годов, (Джейн Джекобс (Jane Jacobs), Роберт Вентури (Robert Venturi)), до сих пор представляет собой идею, объединяющую все новые направления. Плюрализм соединяет, ведет к конфликту, сталкивая противоположные вкусы и смешивая разнонаправленные интересы. Возникающий в результате бурлящий "тигель алхимика" делает видимой ту глубинную сущность нашей реальности, которую модернистская "чистота" и редукция так и не смогли укротить. Однако задачи новой парадигмы выходят далеко за рамки науки и политики, от которых она получает поддержку, а также компьютерных технологий, которые позволяют сделать ее проявления более экономичными. Ее приход связан с утверждением новой картины мира, в которой природа и культура видятся выросши­ми из единого повествования - "нарратива вселенной", который лишь недавно (в послед­ние тридцать лет) был предварительно намечен в рамках новой космологии. В разорванной конфликтами глобальной культуре этот нарратив дает направление и иконографию, которые, возможно, помогут человечеству со временем преодолеть узость разного рода национальных и сектантских интересов.