11. Неогегельянские концепции философии права

В начале ХХ века возобновляется интерес к учению Гегеля.

В 1910 г. С программой «обновления» гегельянства выступил в Гейдельбергской академии наук неокантианец В. Виндельбанд, с этого времени ренесас Гегеля стал бесспорным фактом и к 30-м годам он достигает своего апогея.

В 1930 году на конгрессе в Гааге образован «Интернациональный гегелевский союз». Значительное внимание гегелевской философии права уделялось также на конгрессах в Берлине и Риме.

Немецкие неогегельянцы приветствовали гитлеровский рейх и всячески старались приспособить к его целям свою интерпретацию ряда консервативных идей гегелевской философии права. Либеральные идеи были для них глубоко чуждыми и ненавистными.

Ведущей фигурой в кругу неогегельянцев, обращавшихся к философии права, был Ю.Биндер, у него были многочисленные ученики и последователи.

Предмет и метод философии права определялись ими вполне по Гегелю «Предмет философии права, - отмечал К Лоренц (ученик Биндера),- идея права, а ее метод – диалектика, позволяющая раскрыть путь этой идеи».

В работе «Государственный резон и нравственность» (1929) Биндер обосновывал политическую и нравственную оправданность войны, мотивируя ее стремлением к власти во имя нравственной сущности государства и блага нации.

Антидемократизм и антилиберализме, авторитаризм и антииндивидуализм, оправдание войны и борьбы между народами, национализм, атаки против принципов международного права (с позиций произвольно интерпретируемого гегелевского «внешнего государственного права») – излюбленные идеи и темы неогегельянских интерпретаций философии права Гегеля.

Но претензии Биндера на выражение «подлинных» мыслей Гегелевской философии права были сильно преувеличены.

После второй мировой войны неогегельянство (в первую очередь немецкое и итальянское) сошло со сцены. Важным направлением послевоенного гегелеведения стало очищение творческого наследия Гегеля от неогегельянских искажений и наслоений.

12. Чистое учение о праве г. Кельзена (1881-1973)

Критикуя традиционное правоведение XIX – XX вв. и аттестуя свое чистое учение как строгую и последовательную науку о праве, Кельзен писал: «Оно пытается ответить на вопрос, что есть право и как оно есть, но не на вопрос, как оно должно быть или создаваться. Оно есть правоведение, но не политика права»³. Правоведение, утверждает он, необходимо освободить от всех чуждых ему элементов, поскольку оно некритично «расширилось» за счет психологии, социологии, этики и политической теории.

Кельзеновская концепция ориентирована на «чистоту» позитивистской теории права, по сути своей отвергает не только разного рода естественно-правовые доктрины, но и вообще философию права (с присущим ей различением права и закона) как метафизические и идеологизированные учения, не соответствующие позитивистским критериям «строго научного» понимания права.

Кельзеном осуществляется «очищение» предмета правоведения как нормативной науки с помощью нормологического (нормативистского) метода изучения и описания права как особой системы норм и определенной сферы долженствования. Причем специфический метод, замечает Кельзен, определяет специфический предмет.

При таком соотношении предмет познания (т.е. право) является, по словам Кельзена, произведением метода познания. Само же по себе право, т.е. право до его понимания и описания с позиций определенного метода, - это лишь алогический материал.

Положения Кельзена о праве и его нормативности опираются на неокантианские представления о дуализме бытия (сущего) и долженствования (должного). Норма при этом выступает как схема толкования фактичности (бытия) и придания ей правового смысла.

Чтобы признать соответствующую норму как правовую, она, согласно Кельзену, должна быть не только действительной, но и действенной.

Кельзен отвергает справедливость как критерий оценки права и относит ее к морали, рассуждая при этом об относительности различных моральных ценностей и метафизическом характере абсолютных ценностей.

Кельзен утверждает, что «всякое произвольное содержание может быть правом. Не существует человеческого поведения, которое как таковое – в силу своего содержания - заведомо не могло бы составлять содержания правовой нормы».

Кельзеновское «очищение» права как формы от содержания сочетается необходимым образом с допущением (и признанием) любого произвола в качестве права.

Поскольку Кельзен отождествляет государство и право, для него «всякое государство есть правовое государство». Использование же понятия «правовое государство» в специальном смысле – для характеристики «такого типа государства, которое отвечает требованиям демократии правовой безопасности», Кельзен отвергает, поскольку при этом предполагается принятие и допущения, согласно которому лишь такой порядок принуждения может считаться «настоящим» правопорядком.

В целом чистое учение о праве Г.Кельзена представляет собой, с точки зрения юридического типа правопонимания, одну из самых радикальных теоретических версий позитивистского антиюридизма.