§ 3. Язык - дом бытия

Язык — не только инструмент передачи информации, хотя служит и таковым, не только средство общения. Язык — это еще и возможность дать высказаться миру. Мир просит слова. В первобытную эпоху мир представлялся людям говорящим шумом ветра-воздуха, плеском воды, шелестом листьев. Мир говорил деревьями, землей, птицами, живот­ными, вещами.

Человеческий язык не есть просто выражение мысли, чувства и желания. Язык — это способность человека откликнуться на голоса окружающего мира, дать им свое человеческое звучание.

Хайдеггер сравнивал действия языка, помогающие миру высказать­ся, с разбиением сада: разбить сад — значит разомкнуть замкнутость земли, чтобы она приняла в себя семена и побеги. Так же и язык — он как бы разбивает мир, намечает в нем, показывает те места, в которых мир может высказаться. Сказать и говорить — не одно и то же. Можно много говорить и ничего не сказать. Можно молчать и сказать многое. Сказать — значит показать, объявить, дать видеть, слышать. По Хайдеггеру, больше нигде, кроме как в языке, мир полностью не присутствует. Язык — это дом бытия. Мир хочет быть высказанным, и дело за нами. Присутствие мира в языке требует человека. Человек может дать слово миру, мир требует человека для своего явления. И че­ловек требует мира, потому что иначе, как в мире, он себя не узнает.

В языке важны не только произносимые слова, но даже молчание, которое часто гораздо глубже проясняет смысл, чем слова. Даже речь незнакомого чужого языка — это не чистый звук, а слово, мы чувствуем его значимость. Между непонятным словом и акустическим звуком лежит пропасть сущностного различия¹.

Тенденции современной культуры делают язык, как я уже говорил, все более бедным и невыразительным. В своем чистом виде, в перво­зданной стихии язык сохраняется только в поэзии. С точки зрения Хайдеггера, и мышление, и поэзия когда-то возникли из «первопоэзии». Поэзия ближе к изначальной речи, чем любой другой способ выражения мысли. Размышлять вообще — значит поэтизировать: не просто писать стихи или песни, а дать сказаться через себя стихии языка.

Язык на самом деле сильнее нас: это не мы говорим языком, а язык говорит нами. Истинный философ и истинный поэт прислушиваются к языку, к его чистому голосу, открывают его в себе, и тогда то, что они говорят, будет не пустой болтовней, а творчеством, открытием новых, не виданных ранее сторон мира.

Франк считал, что слово первично не выражает ни предметного бытия в его немом, холодном объективном содержании, ни человечес­кого субъективного впечатления, эмоционального состоянии при встрече с предметом. Слово в первичном смысле не говорит о чем-ни­будь, в нем не высказывается субъективное существо человека. В слове обретает голос сама реальность, само непостижимое, в нем реальность говорит о себе самой, высказывает, выражает себя. Не доступная раз­гадке тайна слова есть тайна самого непостижимого. Непостижимое непостижимо и непознаваемо, но оно не только предстоит нам явствен­но в своей непостижимости, оно «имеет голос», само «говорит». Это значит, что слово по самому своему существу, в том числе и человечес­кое слово, есть откровение. Вот почему кощунственна всякая болтовня, всякое суетно и небрежно употребляемое слово. Человеческое слово проистекает из слова Божьего, которое «вначале было у Бога», из Ло­госа и есть его отражение, хотя и несовершенное. Исповедь поэта или философа не есть «объективное описание» или «субъективное самовы­сказывание», а есть, по Франку, человеческое откровение тайны первореальности во всей ее глубине и значительности, ускользающей от про­заического слова. «Она есть некая подслушанная и переданная поэтом «херувимская песнь» о реальности — голос самой реальности, говоря­щей о себе самой»¹.

Обычно считается, что говорение и слушание — это разные вещи: один человек говорит, а другой слушает. На самом деле мы можем говорить, только когда слушаем себя, слушаем ту тишину в себе, кото­рая вот-вот выразится в словах. Мы прислушиваемся к тому еще не высказанному «сказу» в нас, к его беззвучному голосу, который может выразиться в словах, в сказании. Истинная речь — это сказание, а вся­кая болтовня — это издевательство над языком.

Язык как сказ есть мелодия человеческой жизни и одновременно голос, которым говорит с нами мир. Мы живем в резонансе этого голоса — .голоса Бога, голоса совести, голоса любви. Эти голоса есть нечто первичное по отношению к нашей естественной повседневной речи. Благодаря тому, что мы слышим эти голоса, мы присутствуем в мире.