Глава 4. Проблема бытия в философии

В предшествующих главах этого раздела мы выделили основные формы проявления бытия: материальный мир (который всегда нам дан в виде картины), человека со слож­нейшей структурой его внутренней и внешней жизни, сознание и его бытийные установ­ки, не сводимые к знанию. Осталось ответить на главный вопрос: что же такое само бытие, если все, о чем мы говорили выше, — только его односторонние проявления? Что значит смотреть со стороны бытия на эти феномены: мир, человека и его сознание? В чем специфика собственно философского изучения мира?

§ 1. Что такое бытие?

Рассматривая мир, человека, сознание и его механизмы, мы все время испытываем чувство недостаточности, незавершенности анализа. Мы не ответили на самый главный вопрос, хотя все время косвенно затра­гивали его: есть ли смысл в существовании мира, человека, его жизни, сознания, веры, его творчества? Находясь в рамках религии, мы сказа­ли бы: смысл есть, потому что есть Бог. И дальше можно не спрашивать и глубже идти некуда. Но философия всегда стремится докопаться до самой сути, пытается исследовать основания всего, в том числе и рели­гиозной веры.

В конечном счете, все, что мы говорили о мире и человеке, мы говорили, исходя из определенных достижений культуры, наших зна­ний, достигнутого уровня образования. Следовательно, мы так и не вырвались за рамки сознания, которое все порождает: и знания, и кар­тины мира, и представления о человеке и категориях его бытия. Мы не коснулись еще самого главного в человеке, и это главное заключается в том, что человеку завещана тайна бытия, он единственное существо в мире — носитель этой тайны, единственный, кто о ней догадывается и пытается ее прояснить. Прояснение этой тайны и составляет основное занятие человека. Свет разума есть потому, что есть свет бытия, и чело­век может говорить о себе как о человеке, когда стоит в свете бытия. Хайдеггер писал, что стояние в свете бытия и есть способ человеческого существования.

В этом мире есть явления, которые не продуцированы нашим созна­нием, не несут на себе отпечатка человеческого понимания и челове­ческой деятельности. Это явления «сверхъестественные» в том смысле, ^в каком о сверхъестественности говорилось во Введении. Например, Кант называл совесть результатом сверхъестественного внутреннего воздействия в нас. Нельзя спросить человека о причине его совестливого поступка — такой причины нет. Человек может пожертвовать жизнью, т.е. пойти против собственной природы, лишь бы выполнить долг, чтобы потом не казнить себя за то, что не помог, не спас, струсил, предал. Есть вещи, которые в человеке выше человека. Совесть — это проявление бытия в нас. Точно так же как любовь, ум, честь, свобода.

Парменид утверждал, что бытие не возникает и не исчезает. Оно существует всегда, иначе оно бы не было бытием, а зависело бы от чего-то, что давало бы ему возможность возникнуть. Оно неделимо, всегда есть все целиком — либо оно есть все целиком, либо его нет. Оно не может быть больше или меньше, оно здесь и сейчас, его не может быть завтра или вчера. Оно целокупно и неподвижно, про него невоз­можно сказать, что оно развивается, поскольку оно в каждый момент самодостаточно. Оно завершено, закончено, существует в строгих гра­ницах и похоже на совершенно круглый шар, любая точка на котором равно отстоит от центра. Шар — центр которого везде, а периферия нигде.

То, что здесь говорится о бытии, мы и можем понять через такие его проявления в нас, такие бытийственные характеристики, как совесть, любовь, честь, ум и т.п. Скажем, не может быть совести наполовину, совесть неделима — либо она есть, либо человек бессовестный. Нельзя быть совестливым завтра или вчера, можно только здесь и теперь, со­весть не развивается, не становится лучше или хуже, она не имеет градаций — либо человек совестливый, либо бессовестный (помните, как у М. Булгакова: либо осетрина свежая, либо тухлая, осетрины вто­рой свежести не бывает). Наконец, совесть не имеет причин во внешних эмпирических обстоятельствах: поступил по совести, потому что про­сто не могу иначе, нет никаких внешних причин. К тому же мысль о совести и сама совесть — это одно и то же. Совесть дана нам только в мыслях, больше ее нигде нет, и, только находясь в состоянии совести, человек способен о ней мыслить.

В связи с этим ясно, что бытие вовсе не есть окружающий нас материальный мир, совокупность вещей или какая-то высшая немате­риальная субстанция — Бог или Мировой разум, хотя это также раз­личные виды бытия. Бытие открывается нам, становится доступным для нашей мысли, когда мы находимся в особом специфическом бытийном состоянии — состоянии совести или любви (любви также не бывает на пятьдесят процентов, для нее также нет никаких материальных причин и т.д.), в таком состоянии ума (а не просто знания), когда приходят мысли и слова, в которых звучит голос бытия. Такие мысли нельзя вызвать усилием воли, такие слова нельзя придумать. Бытие — это то, что всегда уже есть, оно может только открыться нам, если мы сконцентрируемся и если нам повезет попасть в соответствующее со­стояние. Точно так же нельзя быть наполовину свободным, нельзя быть на треть умным. Бытие — неделимо.

Занимаясь поисками бытия, философия отстаивает свое отличие от науки, религии, искусства, обнаруживая уникальный и своеобразный предмет своих исследований, не сводимый ни к знанию, ни к вере, адекватно не открывающийся ни в рациональных абстракциях, ни в мистической интуиции (правда, и они являются моментами философ­ского познания). Занимаясь бытием, философия выявляет своеобраз­ный характер такого мышления, в котором бытие может для нас «от­крыться». Это не последовательность логических операций, не поэти­ческий вымысел (хотя то и другое присуще философской мысли), а особый способ жизни, существование в «бодрствующем» режиме, в котором можно удерживаться только крайним напряжением челове­ческих сил и только в течение некоторого времени, в краткие счастли­вые часы или даже минуты, прерывающие ход нашей повседневной обыденной жизни.

Истины, полученные с помощью такого мышления, всегда будут живыми. Их можно достичь только благодаря собственному уникаль­ному опыту самоиспытания, лишь заплатив за них жизнью, положив ее всю без остатка на поиски своего незаместимого и уникального места в этом мире, в котором все уже сказано и продумано, все уже есть и все места заняты. К таким истинам можно только приобщиться, их нельзя передать другому, как передают научные знания. Тот, кто постиг такую истину, должен быть «живым» в самом строгом смысле этого слова. При обыкновенной механической передаче, популяризации эти исти­ны становятся пошлыми, жалкими, бедными и нужными только для статистики.

Поиски бытия в философии — это не узкопрофессиональные уп­ражнения небольшой группы людей, погруженных в свои кастовые интересы и разговаривающих на своем специфическом языке (хотя это тоже имеет место), а поиски дома. Человек, вооруженный научным мышлением и мощным инструментарием, даже построив самый мощ­ный и большой телескоп, не найдет ничего принципиально нового за звездными туманностями, его взгляд обречен на блуждание в мертвой пустоте неизмеримых пространств. Ему не будет легче и от того, что откроет математическая физика в мире бесконечно малого. А за долгие века своей истории и бесконечных социальных экспериментов человек убедился в невозможности построить рай на Земле или просто более или менее счастливую жизнь для большинства. Поиски бытия — это поиски первооснов, обретя которые, человек может Найти в себе силу для преодоления бессмысленности окружающего мира, мужество жить несмотря на эту бессмысленность и на свою конечность, почувствовать себя необходимой частью бытия, не менее существенной и нужной, чем окружающий мир, человеком, которому завещана весть о бытии. В этой вести и состоит основная задача его жизни. Эти поиски со­ставляют незримый фундамент того, что человек называет наукой, искусством, религией, стремлением к счастью, любовью, совестью, дол­гом и т.п.

Бытие приходит в мир только с человеком в том смысле, что только человек может его открыть и постигнуть, только ему завещаны тайны существования, только он является носителем бытия, является, но вы­ражению Хайдеггера, «пастухом бытия». Поэтому философия изучает человека не как биологическое или психологическое существо, а как личность, в которой бытие проявляется и может быть познано. Фило­софия изучает человека поверх и помимо культуры, изучает те бытий­ные основания его существования, которые составляют основу любой культуры, любой картины мира.

Бытие есть в той мере, в какой есть его понимание, в какой еcть усилие удержаться в бытийном состоянии. Это то же усилие, какое мы прилагаем, когда пытаемся быть добрыми, творить добро. Нельзя один раз совершить добрый поступок и на этом успокоиться — нужно посто­янно, прилагая большие усилия, пытаться удерживаться в стихии добра, так же как в стихии ума (глупости приходят в голову автоматически, а чтобы пришла умная мысль, надо все время работать, все время стараться).

Поэтому философия — не какая-то отдельная наука наряду с физи­кой или математикой. Философия — это особый образ жизни, которая наполнена поисками смысла существования, поисками бытийных осно­ваний. В этом плане каждый человек, когда-либо пытавшийся понять смысл своей жизни, философствовал и только тогда и жил в точном значении этого слова. Декарт в свое время сказал знаменитую фразу: «Cogito, ergo sum» («Мыслю, следовательно существую»), имея в виду не мышление в повседневном значении этого слова, а мышление, которое пытается постигнуть тайну собственного существования, т.е. фило­софию: когда я таким образом мыслю, тогда я и существую.