§ 2. Трансцендентализм

разрешить эту проблему попытался Кант в своей знаменитой книге «Критика чистого разума». Кант настолько глубоко и нетрадиционно переосмыслил идеи рационалистов и сенсуалистов, дал настолько яркое и глубокое понимание сути человеческого познания, что его фи­лософию стали называть коперниканским поворотом. Как Коперник коренным образом изменил наши представления о Солнечной системе, так и Кант изменил наши представления о познании.

В книге Канта «Критика чистого разума» три главы: 1. Трансцен­дентальная¹ эстетика, или Учение о чувственности, или Как возможна математика? 2. Трансцендентальная аналитика, или Учение о рассудке, или Как возможно естествознание? 3. Трансцендентальная диалектика, или Учение о разуме, или Как возможна философия?

По Канту, математика возможна потому, что у нас есть две трансцен­дентальные, не вытекающие из опыта формы чувственности: простран­ство и время. У нас есть чувство пространства вообще, поэтому возмож­на геометрия, ибо мы понимаем, что теоремы, доказываемые на тре­угольнике, нарисованном на доске мелом, имеют отношение к любому треугольнику, где бы он ни был нарисован; что любая прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками, т.е. у нас есть чувство пространства вообще. И у нас есть чувство времени вообще, что делает возможным последовательность счета все равно чего. Следовательно, возможна арифметика.

В главе о трансцендентальной аналитике Кант попытался преодо­леть односторонность сенсуализма и рационализма, полагая, что и чув­ства, и разум играют одинаково важную роль в познании. Но есть еще одна удивительная, весьма таинственная по своей природе человечес­кая способность, из которой вырастают и чувства, и разум, способность воображения, причем чистая способность воображения.

Мы можем себе помыслить не фокстерьера, не бульдога, не пуделя, а просто собаку вообще. Мы можем помыслить себе треугольник вооб­ще, дом вообще, человека вообще. Хотя таких вещей, как собака вообще или дом вообще, в природе не бывает.

Однако с таких «чистых» предметов начинается всякое человечес­кое познание. Разум с помощью способности воображения так переплавляет, перетасовывает данные чувств, что в конце концов получает чистый предмет, вещь, закон. Многие миллионы людей видели падаю­щие предметы, но нужно было мощное воображение Ньютона, чтобы в хаосе случайных событий увидеть строгий, повторяющийся и необхо­димый закон.

Чистое продуктивное воображение, согласно Канту, есть результат сверхъестественного внутреннего воздействия в нас. Это сверхъестественная способность, которой владеет человек и которая делает возмож­ным познание. Мы имеем право формулировать законы относительно всей природы (как в случае с законом всемирного тяготения), не потому что выводим эти законы из своих индивидуальных переживаний, наблюдений и обобщений, а потому что пользуемся силой, намного превышающей наши ограниченные человеческие возможности.

Эта сила — дар, данный нам свыше, результат сверхъестественного внутреннего воздействия в нас, эта сила самой природы или Бога, ко­торую мы можем почувствовать в себе, освободить ее, заставить слу­жить себе. В этом смысле Кант говорил, что рассудок диктует природе законы вообще. Законов вообще, чистых законов, в природе нет. Они — продукт человека, его чистой способности воображения. И в природе, и в социальной жизни есть хаос случайных событий, есть перепутан­ность и переплетенность связей, и только наше воображение может из этого хаоса выявить и воспроизвести в строгих и точных формах пред­меты, объекты, законы и т.д.

Например, законы астрономии нельзя увидеть, разглядывая в теле­скоп звездное небо, законы истории нельзя узнать, посмотрев в окно или прочитав газету. Астрономы тысячи лет разглядывали звездное небо, но только гений Кеплера «увидел» в движении звезд и планет точные и ясные законы небесной механики.

Таким образом, все наши знания в том виде, в каком они у нас есть I и доступны нашему пониманию, взяты не из окружающего мира. Этот мир дает лишь сырой материал, служит пищей и толчком нашему во­ображению. Но наши знания и не от человека, они не являются продук­том его произвольной фантазии и не заложены заранее в нем наподобие картофеля, лежащего в мешке.

Все открытия и изобретения специалистов любой области всегда движутся в рамках чьей-то первичной интуиции. Кто-то первый уви­дел, чье-то воображение нарисовало общую картину или контур про­блемы, у кого-то хватило смелости в игре своего воображения увидеть открытие новых горизонтов и заявить об этом.

Наличие у человека воображения, не просто фантазии, а продуктив­ного воображения, когда он может вообразить себе предмет, очищен­ный от всех случайных черт, проявлений, «увидеть» закон в чистом виде, форму, тип и т.д., свидетельствует о человеческой свободе. А именно человеческая свобода лежит в основе всех подлинно глубо­ких и важных знаний.

В учении о трансцендентальной диалектике, отвечая на вопрос, как возможна философия, Кант утверждал, что философия в отличие от естествознания имеет дело не с «чистыми» предметами, а с идеями. Здесь наша способность воображения бессильна, мы ничего не можем себе представить, когда говорим о Боге, свободе или бессмертии. Это не знания, а идеи, которыми оперирует разум. Когда разум пытается превратить идеи в знания, он впадает в противоречия, в антиномии. Нельзя доказать существование Бога, но нельзя его и опровергнуть; нельзя доказать, что человек свободен, но и нельзя опровергнуть нали­чие свободы в человеческом мире, и т.д. Идея поднимает человека на такую высоту, с которой видно очень многое, и потому разум, согласно Канту, — это высшая познавательная способность. Разум направляет рассудок к определенной цели, пытается заглянуть за горизонт имею­щегося знания, стремится свести все в единую систему. Разум является, кроме того, условием нашей свободы, позволяя подняться над природ­ной закономерностью, над фактом, открыть в человеке другую приро­ду — свободную и творческую, сверхчувственный субстрат всех чело­веческих способностей. Это высшая цель разума, а философия являет­ся наукой об этой высшей максиме. От философии, а точнее, от мета­физики зависит и прочное благо человеческого рода.