Холодная война В 2 т. Т.2 От Постадама до Мальты

Народной Республики имеет вопрос о необходимости усиления идеологического воспитания». Виновниками проникновения

вмассы чуждой идеологии объявлялись «враждебные элементы внутри страны (реакционная часть католического духовенства и старой интеллигенции, кулачество), а также иностранные пропагандистские центры». В связи с этим «польским товарищам» рекомендовалось вести «более активную борьбу против реакционного влияния костела путем проведения таких мероприятий, как, например, упразднение преподавания религии

вшколах, закрытие костельных институтов в армии, ликвидация богословских факультетов в Краковском и Варшавском университетах, а также путем усиления пропаганды научноестественных знаний». Предлагалось направить в Польшу советских «специалистов в области истории КПСС, философии, политэкономии для оказания помощи ее высшим учебным заведениям в преподавании этих дисциплин» [10].

Между тем оппозиционные настроения все больше распространялись в польском обществе. Мощный толчок развитию ситуации дал ХХ съезд КПСС, состоявшийся в феврале 1956 г. Доклад Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» обсуждался на закрытом заседании съезда, а затем и на различного рода закрытых партийных форумах в СССР

и в странах социалистического содружества. В Польше этому был посвящен отчет делегации ПОРП о работе ХХ съезда КПСС на собрании партийного актива Варшавы 3–4 марта. Секретариат ЦК ПОРП решил тиражировать закрытый доклад Хрущева и ознакомить с ним партийные организации всех уровней. В результате текст доклада вскоре стал достоянием широкой общественности. 10 марта центральный орган ПОРП газета «Трибуна Люду» опубликовала редакционную статью с заголовком, аналогичным хрущевскому докладу. В ней резко критиковался сталинизм. Это стало сенсацией и осложнило положение в партии и обществе.

12 марта умер первый секретарь ЦК ПОРП Б. Берут. 15 марта

вВаршаву прибыла делегация ЦК КПСС во главе с Хрущевым. Формально она должна была участвовать в похоронах Берута, но главным было стремление выяснить на месте ситуацию

вПольше и повлиять на исход выборов нового руководства

Н.С. Хрущев на трибуне ХХ съезда КПСС

ЦК ПОРП, которое должно было быть дружественным по отношению к СССР. На вакантное место первого секретаря претендовали известные в Польше партийные и государственные деятели: Р. Замбровский, З. Новак, А. Завадский и Э. Охаб. VI пленум ЦК ПОРП, состоявшийся 20 марта 1956 г., остановил свой выбор на Эдварде Охабе, чья политическая биография не вызывала вопросов и который занимал центристскую позицию. И он, и его жена были старыми членами компартии, Охаб прошел тюрьму и большую школу партийной работы. Хрущев, задержавшийся после похорон Берута в Польше, так вспоминал эти дни: «Меня поляки попросили, чтобы я пока не уезжал в Москву. Честно говоря, я тоже хотел на месте дождаться решения вопроса. Для СССР было далеко не безразлично, кто окажется в польском руководстве. На заседаниях польского политбюро я не присутствовал, ибо не хотел давать повод для обвинения, что Хрущев оказывает какое-то давление… Меня лишь проинформировали, что выдвигают на пост первого се-

кретаря товарища Охаба… У нас не имелось, конечно, никаких возражений против Охаба… В кандидатуре Охаба нас ничто не беспокоило, он был нашим другом и правильно понимал смысл этой дружбы» [11].

Хотя вопрос с руководством ПОРП, казалось, был улажен с учетом интересов Москвы, критическая волна по отношению к СССР в польском обществе нарастала. Общественность и средства массовой информации поднимали ранее запретные темы советско-польских отношений. Например, в Щецине в городском комитете ПОРП при обсуждении доклада Хрущева ставились вопросы о пересмотре оценки Варшавского восстания 1944 г., о расстрелах польских офицеров в Катыни в 1940 г. Естественно, что в центре критики оказалась фигура Сталина: оспаривалась правомерность его причисления к классикам марксизма-ленинизма, на него возлагалась личная ответственность за роспуск в 1928 г. Коммунистической партии Польши, расстрел ее лидеров [12] и т.д. В известной мере эта тема стала еще и информационным поводом для далеко идущих выводов. Так, публично был озвучен вопрос: «Как можно понимать суверенитет Польши при наличии на ее территории советских войск?»

Советский генконсул в Гданьске сообщал в Москву, что «опубликование в польской печати ряда статей о культе личности вызвало много враждебных по отношению к СССР комментариев, особенно в среде интеллигенции», «была отмечена попытка разжигать ревизионистские и антисоветские настроения напоминаниями в связи с ошибками И. Сталина о Западной Украине, Западной Белоруссии и Катыни и т.п.» [13].

Аналогичные процессы распространились на Объединенную крестьянскую партию, Демократическую партию, Союз польской молодежи и другие массовые организации. Критика сталинизма и политики ПОРП охватывала все более широкие слои населения. 28–29 июня в Познани произошли трагические события — демонстрация работников ряда крупных предприятий под лозунгами «Свободы!», «Хлеба!», «Долой коммунизм!» переросла в уличные беспорядки с применением огнестрельного оружия. Власть использовала войска. 70 человек были убиты, около 500 ранено [14].

Польское руководство расценило события в Познани как «враждебную провокацию империалистической агентуры»1. В прессе появились «письма трудящихся», в которых осуждались выступления в Познани, квалифицировавшиеся как подрывная деятельность.

Несмотря на попытки правительства остановить нараставшие протестные настроения, кризис в общественнополитической жизни Польши нарастал. Он захватил и партийные круги. На VII пленуме ЦК ПОРП, состоявшемся в июле 1956 г., разгорелась жаркая дискуссия по событиям в Познани и по вопросу реабилитации В. Гомулки. Обсуждались его письма в ЦК о корректировке «польского пути» к социализму. Их содержание было известно и в Москве [15]. В ходе пленума обнаружился глубокий раскол в руководстве ПОРП.

В Кремле с возрастающей тревогой наблюдали за процессами, происходившими в Польше (к тому же и в Венгрии события развивались по аналогичной схеме). 30 июня «Правда» опубликовала сообщение ТАСС из Варшавы — «Враждебная провокация империалистической агентуры», в котором излагалась оценка ЦК ПОРП событий в Познани2. Через день было обнародовано Постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий». В нем волнения в Познани квалифицировались как «антинародные», инспирированные происками «американского монополистического капитала»3. Председатель Совета министров СССР Н. А Булганин, находясь с визитом в Польше по случаю Дня Возрождения — 21 июля, в своей речи на торжественном заседании в Варшаве говорил: «Недавние события в Познани, спровоцированные вражескими агентами, являются новым подтверждением того, что международная реакция все еще не рассталась с бредовыми планами реставрации капитализма в социалистических странах»4.

Советские руководители, обеспокоенные событиями в Польше и растущими разногласиями в ЦК ПОРП, искали способ исправить положение. Нужен был сильный и популярный лидер,

1 Trybuna Ludu. 30.06.1956.

2 Правда. 1956. 30 июня.

3 Правда. 1956. 2 июля.

4 Правда. 1956. 22 июля.

способный удержать страну в рамках социалистического содружества, в Организации Варшавского Договора, созданной всего год назад. Такого руководителя Кремль нашел в лице В. Гомулки. Он как жертва репрессий и как человек, имевший особый взгляд на «польский путь к социализму», пользовался в стране и партии большим авторитетом. Важным было и то, что Гомулка не нес персональной ответственности за политическую линию последних лет. В то же время Охаб явно не справлялся с руководством страной в сложившейся обстановке. Растущие симпатии в ПОРП к В. Гомулке и поддержка его Н.С. Хрущевым привели к тому, что в августе он, а также репрессированные

впрошлом М. Спыхальский и З. Клишко были реабилитированы и восстановлены в партии.

Политическая обстановка в начале октября оценивалась

вЦК ПОРП как «очень тяжелая». Росло недоверие населения к правительству, усилились антисоветские настроения, трудящиеся требовали повышения зарплаты, в партии расширялась пропасть между верхами и низами. 1–2 октября политбюро ЦК ПОРП приняло решение поручить Э. Охабу провести необходимые переговоры с В. Гомулкой и привлечь его к участию

вработе высшего политического руководства. С его именем связывались надежды на стабилизацию положения в стране. Политбюро констатировало нестабильное состояние ПОРП: отсутствие единства в политическом руководстве, глубокий разрыв между активом и партийными массами. В протоколе заседания политбюро от 10 октября указывалось, что одной из причин кризиса являются неравноправные взаимоотношения Польши и СССР, что негативно воспринимается польским обществом и затрагивает национальное достоинство.

17 октября Гомулку включили в комиссию по подготовке нового состава политбюро. В тот же день было решено рекомендовать Гомулку на пост первого секретаря VIII пленуму ЦК ПОРП, который должен был открыться 19 октября. С этого момента ход событий стал быстро нарастать. Вот что писал Хрущев в заметках «ХХ съезд и Польша»: «Мы узнали через своего посла (П.К. Пономаренко), что в Польше развернулись бурные события, поляки очень поносят Советский Союз и чуть ли не готовят переворот, в результате которого к власти придут

люди, настроенные антисоветски» [16]. Этому сообщению сопутствовала статья, присланная из газеты «Новая культура» — органа Союза писателей Польши. Ее автор Э. Форган ставил абсолютно крамольный, с марксистской точки зрения, вопрос: не устарел ли лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»? Посольство СССР в Варшаве направляло в Москву донесения довольно нервного характера [17].

В Кремле решили, что настал час решительных действий. 18 октября министр обороны СССР Г.К. Жуков отдал приказ о приведении в боевую готовность Северной группы войск, дислоцированной в Польше, и Балтийского флота. П.К. Пономаренко уведомил Э. Охаба, что утром 19 октября в Варшаву собирается прибыть делегация ЦК КПСС во главе с Хрущевым. Как вспоминал Охаб, ему ночью позвонил советский посол и просил отложить пленум. «Немедленно собранное мной политбюро, — продолжает Охаб, — утвердило мое решение провести пленум. Я информировал посла о предложениях, которые мы хотели на нем выдвинуть, не вдаваясь ни в какие подробности» [18]. А вот что пишет об этом Хрущев: «Я позвонил в Варшаву, разговаривал с Охабом, спросил, верна ли информация, полученная нами через советское посольство. Он подтвердил. Тогда я спросил, правда ли, что в Польше стал бурно проявляться антисоветизм и что приход Гомулки к власти осуществлялся при опоре на антисоветские силы? Тут же добавил, что мы хотели бы приехать в Варшаву…

Охаб: «Нам нужно посоветоваться, дайте нам время». Потом уже он позвонил и сказал: «Просим Вас не приезжать, пока не закончится у нас заседание ЦК». Казалось бы, правильный ответ, если относиться к собеседнику с доверием. Но в то время у нас уже доверие к Охабу исчезло… Теперь мы именно с этим

ихотели приехать, чтобы оказать соответствующее давление» [11, с. 74].

Ранним утром 19 октября на аэродроме под Варшавой совершил посадку самолет, на котором прибыли члены советской делегации В.М. Молотов, А.И. Микоян и Л.М. Каганович. Несколько минут спустя приземлился и самолет Н.С. Хрущева. Советский лидер вначале подошел к членам делегации КПСС

ивоенным — министру обороны Польши К.К. Рокоссовскому,

Владислав

Гомулка

маршалу И.С. Коневу — главнокомандующему вооруженными силами ОВД, послу П.К. Пономаренко и только после этого к встречавшим его полякам — Э. Охабу, премьер-министру Ю. Циранкевичу, председателю государственного совета А. Завадскому. В резких выражениях он упрекал польское руководство в измене общему делу. Позднее на заседании политбюро ЦК ПОРП В. Гомулка рассказывал об этом так: «Я никогда не участвовал в беседах с товарищами по партии в таком тоне… Как можно говорить в таком тоне с применением таких эпитетов с людьми, которые в вас верят» [19].

После острого разговора на аэродроме советские гости направились в отведенную им резиденцию, а польские руководители — на открытие VIII пленума ЦК ПОРП. Пленум начался в 10:00. Охаб объявил повестку дня и предложил кооптировать в ЦК Гомулку, Спыхальского, Клишко и Лога-Савиньского. После того как повестка была принята, а предложенные лица введены в состав ЦК, был объявлен перерыв в работе пленума, поскольку политбюро ПОРП и с одобрения пленума В. Гомулка должны были принять участие в переговорах с прибывшей

советской делегацией, которая в это же время заслушала сообщение Рокоссовского о положении в Польше и признала его критическим [19, р. 41].

Встреча польской и советской делегации началась в 11:00. 19 октября в Бельведере и продолжалась до 3:00 20 октября. Как вспоминал Хрущев, «беседа была бурной. Прямо стоял вопрос: за Советы поляки или против? Разговор шел грубый, без дипломатии. Мы предъявили свои претензии и требовали объяснения действий, которые были направлены против СССР»

[11, с. 75]. В ответ на обвинения Гомулка заявил: «Я не могу продолжать дискуссию в таких условиях… Мы готовы выслушать претензии советских товарищей, но если решение надо принимать под угрозой физической силы, я против… Я не хочу разрывать советско-польскую дружбу. Я уверен, что то, что мы предложим, укрепит нашу дружбу» [19, р. 40]. Остальные члены политбюро ЦК ПОРП поддержали Гомулку. В такой напряженной атмосфере встреча с перерывами продолжалась весь день. Главное внимание уделялось трем вопросам: новый состав руководящих органов партии и страны; советско-польские межгосударственные и межпартийные отношения; антисоветские выпады в польских средствах массовой информации. Советских представителей неприятно удивило нежелание поляков предварительно обсудить с ними состав нового политбюро на фоне того, что список кандидатов был помещен на доске объявлений у входа в Варшавский университет еще до открытия пленума и живо обсуждался всеми желающими. Делегация КПСС возражала и против того, что поляки не хотели включить в новое политбюро маршала К.К. Рокоссовского. В выступлении А. Завадского подчеркивалось: «Что касается проекта нового состава руководства, то хочу сказать, что этот вопрос от начала до конца обсуждался как внутренний вопрос нашей партии и ее ЦК»1. Но все-таки в центре внимания оказался не вопрос о персональном составе политбюро, а проблема польско-советских отношений. При ее обсуждении Гомулка охарактеризовал обстановку в стране и заявил о своей уверенности в том, что ПОРП сумеет успешно справиться с ситуацией

1 Nowe Drogi. 1956. № 10.5.17.

исохранить Польшу в социалистическом содружестве и Варшавском Договоре. Он потребовал уточнить статус советских войск в Польше и прекратить вмешательство советских официальных представителей во внутренние дела Польши.

Тем временем события продолжали развиваться, обстановка складывалась тревожная. Рокоссовский в перерыве переговоров докладывал Хрущеву: «За мной установлена слежка. Я шагу не могу сделать, чтобы это не стало известно министру внутренних дел» [11, c. 75]. Это были не пустые слова. Дело в том, что накануне Охабу доложили, что командование Варшавским военным округом провело совещание командиров частей

исоединений округа и столичного гарнизона. Речь якобы шла о плане нейтрализации руководства ПОРП. Первый секретарь потребовал объяснений от Рокоссовского. Маршал опроверг это сообщение и сказал, что на совещании речь шла о плане охраны наиболее важных объектов в случае, если обстановка в стране подойдет к критической черте [18, p. 386–387]. Но подозрения оставались. Поэтому, когда Хрущев спросил Рокоссовского, насколько можно полагаться на польские войска, тот ответил: «Сейчас польские войска не все послушают моего приказа, хотя есть части (он назвал их), которые выполнят мой приказ» [11, c. 75]. Он выразил мнение, что надо принять жесткие меры против антисоветских сил в Польше» [11, c. 75]. Маршал Конев получил приказ выдвинуть танковую дивизию к Варшаве.

Пока шли острые дебаты в Бельведере, советские танки приближались к польской столице. Узнав об этом, поляки срочно создали военный и гражданский штабы. В военный штаб вошли заместитель министра внутренних дел Ю. Хибнер, командующий внутренними войсками генерал В. Комар, командир корпуса госбезопасности генерал В. Мусь, командующий военно-воздушными силами генерал Я. Фрей-Белецкий, командующий флотом адмирал Я. Висьневский и некоторые другие. На штаб возлагалась задача «следить за передвижением советских войск и информировать политбюро». Хибнер приказал «привести внутренние пограничные войска в боевую готовность и командирам соединений дал понять, что не исключена возможность выступления против советских войск». В случае необходимости предусматривался арест советской делегации.

Были разработаны планы по приведению в боевую готовность авиации и флота [20].

Гражданский штаб, возглавленный первым секретарем Варшавского комитета ПОРП С. Сташевским, должен был обеспечить помощь военному штабу в случае необходимости. Его актив составляли студенты и рабочие автозавода, которые сформировали рабочую милицию. 800 человек были вооружены стрелковым оружием [18, p. 386]. На других заводах и фабриках создавались отряды самообороны.

Сведения о приближении советских войск к Варшаве были доложены польскому руководству. Как вспоминал Хрущев,

вразгар горячего спора к нему подошел весьма взволнованный Гомулка. Он сказал: «Товарищ Хрущев, на Варшаву движется русская танковая дивизия. Я очень прошу Вас дать приказ не вводить ее в город. Вообще было бы лучше, если она не подступит к Варшаве, потому что я боюсь, что произойдет нечто непоправимое» [11, c. 75]. Далее Хрущев пишет: «Мы стали отнекиваться, дескать, нет ничего подобного. Я решил не говорить ему, что одновременно с приказом Коневу двинуть на Варшаву советские войска соответствующие указания получил и Рокоссовский, который предпринимал какие-то шаги

втех польских войсках, на которые он мог положиться» [11, c. 76]. Но Гомулка через министерство внутренних дел Польши был хорошо знаком с реальной обстановкой. Он, проверив все еще раз, вновь обратился к Хрущеву: «Товарищ Хрущев, прошу Вас остановить движение советских войск. Вы думаете, что только Вы нуждаетесь в дружбе с польским народом? Я как поляк и коммунист клянусь, что Польша больше нуждается

вдружбе с русскими, чем русские в дружбе с поляками. Разве мы не понимаем, что без вас мы не сможем просуществовать как независимое государство?» [11, c. 76].

Был объявлен перерыв, во время которого советская делегация по рекомендации Рокоссовского приняла решение остановить марш танковой дивизии. Хрущев сказал, что он убежден в искренности Гомулки. После этого сообщили полякам, что дивизия вообще не направлялась к Варшаве, а проводила учение, после которого прибыла в назначенный ей по плану пункт [19, p. 44; 11, c. 76]. Обстановка разрядилась, когда поль-