XIX века

153

Проект Уложения

о наказаниях

уголовных и

исправительных.

СПб., 1871, с. 125.

154

См.: Курс

советского

уголовного права,

т. II. с. 333.

ния министерств 1811 года. Превышением власти считались слу­чаи, «когда министр, превысив пределы своей власти, постано­вит что-либо в отмену существующих законов, уставов или уч­реждений или же собственным своим действием и миновав поря­док, для сего установленный, предпишет к исполнению такую меру, которая требует нового закона или постановления». Об от­ветственности губернаторов за превышение власти впервые спе­циально упоминалось в Учреждении для управления сибирских губерний 1822 года.

В ст. 278 Свода законов 1832 года определение превышения власти заимствовано из Общего учреждения министерств, но распространено на всех должностных лиц. По сути, содержит его и настоящая статья. Но, как отмечали составители Уложе­ния о наказаниях, сверх того для удобства «определение превы­шения власти дополнено означением и тех случаев, когда чинов­ник учинит что-либо в отмену не только существующих узаконе­ний, но и данных ему наставлений, не испросив на то, надлежа­щим образом, разрешения высшего начальства»'⁵³.

С объективной стороны состав превышения власти характери­зовался либо необоснованным расширением прав, принадлежа­щих должностному лицу по закону, либо присвоением таких прав, которые ему вообще законом предоставлены быть не мо­гли, либо совершением действий, хотя и законных, но без надле­жащего разрешения начальства, т. е. предполагал совершение активных действий (бездействие власти составляло самостоя­тельный состав преступления, обозначенный в следующей ста­тье Уложения). Эти действия могли заключаться как в физиче­ской деятельности должностного лица, так и в издании им про­тивоправных приказов или распоряжений, в устной или пись­менной форме. Превышением власти считалось совершение дей­ствий, как выходящих за пределы компетенции должностного лица, так и таких, которые формально соответствуют служебной компетенции виновного, но по существу противоречат интересам государства, интересам службы, поскольку совершены без до­статочных к тому оснований. Таким образом, состав, определен­ный настоящей статьей, включал в себя и превышение власти, и злоупотребление властью в нашем сегодняшнем понимании.

Превышение власти только тогда представляло собой само­стоятельный состав преступления, когда оно не было соединено с другим, строже наказуемым деянием, как должностным, так и общим, например взяточничеством или изнасилованием. Общее указание на эту норму содержится в ст. 371, а уточнение приме­нительно к нанесению телесных повреждений, оскорблений и другим преступлениям — в ст. ст. 375—377.

Субъектом превышения власти могло быть только то должно­стное лицо, которое таковой властью обладало. Следовательно, не могли быть привлечены к ответственности за это преступле­ние канцелярские служащие, например писцы или курьеры.

Наибольшую сложность представляет характеристика субъек­тивной стороны превышения власти. Психическое отношение к содеянному выступает здесь в форме смешанной вины¹'⁴, т. е. следует различать отношение субъекта преступления к наруше­нию своих служебных полномочий и к наступившим последстви-

ям. В русской дореволюционной науке и судебной практике та­кое разграничение не проводилось, не было поэтому и единства взглядов по вопросу о форме вины, многие авторы усматривали противоречия в разъяснениях Сената.

При характеристике субъективной стороны этого преступле­ния нередко приходится сталкиваться с понятием «правовая не­осторожность»¹⁵⁰, т. е. совершением виновным таких действий, противоправность которых он не предвидел, хотя мог и должен был предвидеть. Я. Г. Северский утверждал, что превышение власти можно рассматривать только как умышленное преступле­ние ° . Напротив, В. В. Есипов считал, что «основною чертою превышения и бездействия власти является отсутствие умысла совершить, пользуясь властью как средством, одно из общих или должностных преступлений»'". Различие во взглядах в дан­ном случае объясняется тем, что Северский имел в виду отноше­ние к нарушению своих обязанностей, а Есипов — к последстви­ям, от этого происходящим. Но, следует заметить, у дореволю­ционных криминалистов не было единства даже тогда, когда они одинаково решали вопрос о том, какое именно отношение следу­ет рассматривать в качестве основного для определения субъек­тивной стороны преступления. Например, П. Д. Калмыков, так же как и В. В. Есипов, имея в виду вину как психическое отно­шение к последствиям превышения власти, в отличие от послед­него утверждал, что она может выступать и в форме умысла, и в форме неосторожности'⁰⁸.

Нередко вопрос о виновности за превышение власти подме­нялся вопросом о мотивах преступления. Так, профессор Буд-зинский, а вслед за ним и В. В. Есипов считали, что превыше­ние власти может заключаться только в действиях, совершенных в ложно понимаемых интересах службы, а если те же действия совершались из корыстных или иных личных мотивов, то они должны были составлять иное преступление'⁰⁹. Но подобное толкование прямо противоречит ст. 371 Уложения, которая пре­дусматривает, что превышение и бездействие власти может со­провождаться совершением и другого преступления: правда, в таком случае наказание назначается за второе преступление, но, как уточняет ст. 371, по максимуму. С. Будзинский утверждал, что корыстные мотивы всегда придают превышению власти свойства взяточничества, но вряд ли с ним можно согласиться. Например, случай использования государственного имущества в личных целях, несмотря на корыстные мотивы, никак нельзя от­нести к числу преступлений взяточничества; напротив, это ти­пичный пример превышения власти.

Сенат в своих разъяснениях по вопросу о субъективной сторо­не превышения власти исходил из того, что квалифицирующим признаком этого преступления является отношение субъекта к нарушению своих служебных обязанностей, а не к их послед­ствиям. Однако единообразный подход не мешал ему выносить противоположные решения по отдельным делам. Так, в разъ­яснениях по делу Свечина и по делу Надеждина Сенат счел, что «говоря о превышении власти, закон имеет в виду только дея­ние, совершенное умышленно. Превышение же власти, совер­шенное по неосторожности и невнимательности, может быть на-

369

Уложение

о наказаниях

уголовных и

исправительных

155

См.: Курс

советского

уголовного права,

т. II, с. 301.

156 См.:

Северский Я. Г. Особенная часть

русского

уголовного права. СПб., 1892, с. 160.

157

Есипов В. Указ. соч., с. 56.

158

См.:

Калмыков П. Д.

Учебник

уголовного права. СПб., 1866. с. 530—531.

159

См.: Будзинский С.

О преступлениях в

особенности. М.,

1887, с. 394.

370

Законодательство

первой половины