848

А где остальное? Где шкив? А он валялся рядом – грязный, неприбранный. Вымыли его в речке, что протекала недалеко, и повесили на бревна – сушить.

Первый успех окрылил нас. Захотелось испытать «Бульдога» в работе. Для этого точно отцентрировали вал отъема мощности на «Бульдоге» с аналогичным валом на стационаре. Подсохший шкив натянули на них. В это время с работы вернулся «прохожий». Устало уселся на бревнышке. Очень удивился, что нам удалось запустить мотор. Искренне похвалил и стал наблюдать за нами. Теплых осторожно включил мотор, но при первых же оборотах вала шкив свалился на землю. Мы то усиливали натяжение шкива, то уменьшали его – результат был отрицательный.

«Прохожий» не удержался, посоветовал:

– Перехлестните его восьмеркой.

Показал, как это делается. Переключил кнопку трактора на рабочий ход. Все сработало нормально – шкив был на месте. Бревно, приготовленное для распила, медленно поползло к зубьям пилы.

Это была победа! Мы радовались, как дети. Даже хотели распилить бревно до конца, но он остановил машину. Строго предупредил нас:

– Без меня ничего не делать. Я еще должен проверить коечто. Кроме того, надо наточить зубья пилы: тупые зубья не пилят, а «жуют» дерево. В вашем распоряжении только день.

Наконец, наступил решающий день. Это было воскресенье. Прохожий пришел с некоторым опозданием. Без лишних слов прощупал остроту зубьев пилы. На рельсах проверил, хорошо ли закреплено в каретках бревно, предназначенное для распила, залил в бачок горючего.

–Ну что, начнем? – немного картинно обратился он к нам и приказал Теплых запустить машину.

Медленно, как бы нехотя, все пришло в движение. И мы не столько увидели, сколько услышали ритмичный и слаженный звук работающей пилорамы. Даже ощутили пряный запах свежих опилок.

–Качнем Прохожего! – предложил Синицын.

421

– Нет. Нет. Не надо. А вот пару досок я заберу... на память. Только в этот день мы узнали, что «прохожего» зовут Николай и что работает он в городской администрации. И именно тогда у меня мелькнула догадка: он работал на этой пилораме еще при немцах. Но в данной ситуации это уже не играло ника-

кой роли.

С этого момента мы стали бесперебойно снабжать группу Иванова пиломатериалом. Работы по ремонту казармы значительно ускорились.

Приезжал Таропурин, удивился, что мы так быстро справились с заданием. Даже похвалил нас.

Чтобы обеспечить охрану пилорамы, мы переделали одну из кладовок под спальную комнату. Устроили нары на четырех человек, принесли сюда спальные принадлежности. Установили стол для еды, навесили дверь и даже замок к ней. Здесь же спасались иногда от непогоды. Эх! Не думали мы тогда, что эта ночлежка сыграет в нашей жизни решающую роль...

На работе мы установили себе определенный распорядок. Суббота – укороченный день. Воскресенье – выходной. Надо же было как-то отдохнуть от тяжелой работы: изо дня в день ворочать тяжелые бревна было, в самом деле, нелегко.

В выходные дни мы чаще всего уходили на речку – купались, загорали. По вечерам я частенько уходил в Городской сад на танцы.

Казалось, все складывается нормально: мы в меру работали, в меру отдыхали. Но не тут-то было. Опасность поджидала нас с той стороны, с какой мы ее не ожидали.

Как только стало известно, что в городе работает пилорама, сразу к нам потянулись жители окрестных сел и деревень с просьбой продать им что-нибудь из пиломатериала за натуральную плату. Вначале нам все это даже понравилось, так как в нашем меню, кроме сухого пайка Веревкина, появилось молоко, сметана, яйца и разные деревенские постряпушки. Ну и, конечно, самогон – как без него. Нет, мы не злоупотребляли алкоголем, так как надо было работать, да и запасы «наших» бревен стали

422

быстро таять. Поэтому к последующим заказчикам мы стали предъявлять довольно жесткое условие – одно бревно вам, другое – нам. Но даже такое условие не уменьшило притока заказчиков: после четырех лет войны пиломатериалы были нужны всем. А мы постоянно пополняли запасы бревен для ремонта казармы.

Имея практически неограниченный приток материалов, группа Иванова работала очень активно. К заселению было подготовлено еще две комнаты. Но прочих хозяйственных работ оставалось еще много: плац, изгородь вокруг городка, кухня, столовая и пр. Рабочей силы явно не хватало.

И вот однажды для ее пополнения в городок прибыла еще одна группа рабочих – явно не из наших. Их было человек 12. Все были одеты не то в парусиновую, не то в брезентовую рабочую одежду. Группу возглавлял совершенно незнакомый нам старший лейтенант – выше среднего роста, хмурый необщительный. Группу во главе с ним разместили в бывшей Ленкомнате (странное совпадение).

Но более всего меня удивило то, что в этой группе на правах помощника старлея находился и мой хороший друг еще по Бобруйску – старшина Борохов Федя – сибиряк, из бывшей армейской разведки. Он-то и сообщил мне, что в эту группу собраны «штрафбатовцы» – народ еще тот: уголовники, дезертиры, «уклонисты» от армии и др. Между собой держались дружно, на контакт с нашими не шли. В полк был направлены для выполнения самых разных работ, не требующих особой квалификации.

–А старлей тоже штрафник? спросил я Федю.

–Нет, – ответил он. – Не смотри, что он такой хмурый. На самом деле он мужик хороший. По профессии историк. До войны занимался научной работой. Сейчас пытается уйти в запас, но что-то не получается.

–А как ты оказался здесь?

–Юрчак постарался за отказ продолжать службу вместе с новобранцами.

Была на всех одна война. Наступил мир – один на всех. А как по разному складываются судьбы ее участников.

423

Снова крутые повороты

Один раз к нам на пилораму на стареньком ЗИС приехал очередной заказчик. Привез три хороших бревна, попросил распилить. На наши условия сразу согласился. Мы выполнили заказ согласно договоренности.

– Надо бы обмыть... по русскому обычаю, – сказал он и зашел в наш чуланчик. На столе появилась бутылка самогона и разные закуски.

Честно говоря, мы против этого не возражали. Уселись за стол, беседуем на разные темы. Главным образом о том, как жили при немцах. Уехал он за полночь.

Утром раздается стук в дверь. Мы не реагируем. Стук повторился – начинаем просыпаться. Непрошеный гость с силой рванул дверь на себя и сорвал ее с крючка. Не верим своим глазам – перед нами стоял Юрчак. Он оторопело посмотрел на наши полуспящие лица, потом – на бутылку с самогоном и недоеденные закуски и, ни слова не говоря, вышел вон.

Не скрою – было стыдно. Все так хорошо начиналось и так нелепо кончилось.

Через день, не знаю уж, письменный или устный, появился приказ: «Таких-то и таких-то за пьянство на рабочем месте отправить в штрафную роту под начало старлея».

Никто не ожидал, что дело это может кончиться таким образом.

А тот факт, что мы за короткий срок разыскали Бог его знает где валяющийся «Бульдог», привели его в рабочее состояние, обеспечили Иванова самым разным пиломатериалом – все это, оказывается, не имело никакого значения. А недопитая (на пятерых) бутылка самогона оказалась главным фактором обвинения. Обидно!

Не мне осуждать начальника штаба полка майора Юрчака. Может быть, ему казалось, что подобным образом он укрепляет дисциплину в армии, явно пошатнувшуюся в последнее время.

Всех нас включили в команду старлея. Батальонные штрафники восприняли это событие совершенно спокойно: за свое криминальное прошлое видали и не такое. Даже Таропурин,

424

приехавший к нам на денек, решение Юрчака оценил отрицательно. Он-то знал, чего стоит наша работа.

Для начала нас заставили почистить все старые сортиры. Что были около казармы и около ДНС (дома начсостава) и привести в порядок их наружное состояние. Работа не тяжелая, но, скажем так, не очень приятная. А потом – камнем выложить въезд в городок. Это было уже потяжелей, так как многие из них надо было долбить тяжелой кувалдой. Но – работа есть работа, если не нам, то кому-нибудь другому пришлось бы выполнять ее. Это не угнетало.

А один раз мне в голову пришла, как мне кажется, вполне здравая мысль (сработал мой старый писарский инстинкт) – вся наша штрафкоманда существует на правах самостоятельного воинского подразделения, имеет своего командира и даже заместителя, но никак не оформлена официально. Народ отпетый – мало ли чего... Иди свищи. И я попросил Борохова поговорить со старлеем на эту тему. К моему удивлению, он с этим сразу же согласился. В качестве писаря Борохов предложил меня. Сказал ему, что у меня в этом отношении есть большой опыт и все писарские принадлежности у меня имеются.

Вот тогда я и вспомнил про свой чемоданчик, который я сделал еще в Краматорске и который предусмотрительно (на всякий случай) заполнил бумагой, линейкой, ручкой и даже – чернилами. И пригодилось ведь!

Мы, конечно, рисковали, так как все это делалось без ведома Юрчака. Но с юридической точки зрения, все делалось правильно. Подразделение, как таковое, существовало? Да. Но по списочному составу в полку нигде не было оформлено.

Для начала я завел на всех Форму 2-УР. А также составил ведомость обеспечения военным обмундированием: шинели, гимнастерки, сапоги и пр.

Ивот тогда я и сам более или менее детально ознакомился

сэтим народом. И странно – когда я чистил с ними туалеты, они относились ко мне, как к равному, а когда начались эти бумаги, наступило некоторое отторжение...Такова, видать, сила бумаги – по принципу «что написано пером»…

425

При этом я познакомился и с некоторыми биографическими данными старлея Соломина.

Дальнейшие события развивались непредсказуемо. Дело в том, что лето 1946 г. в стране выдалось сухим и жарким. Старожилы называют тот год даже более тяжелым, чем предыдущие военные. Урожай хлебных культур, картошки, овощей погибал на корню. На урожай естественных и сеяных трав надежд особых тоже не было.

Для того чтобы не допустить падеж скота, решено было (на высшем уровне) мобилизовать часть воинских подразделений на заготовку сена в более влажных районах страны – в частности, в Белоруссии. В эту категорию соединений попал и наш полк, тем более, что и так находился в Белоруссии.

В Слуцк срочно приехал Таропурин и передал приказ командования полка о том, чтобы всех, кто не связан с ремонтом казармы, направить на сенокос в ближайший сельский район. В эту группу вошли все штрафники и часть фронтовиков преимущественно из первой роты бывшего батальона Варьяна. Всего около 20 человек. Руководство группой было поручено старлею Соломину.

Все делалось организованно и с размахом. Для перевозки людей и различного сопутствующего материала был мобилизован транспорт города. Нам для кошения достался участок недалеко от небольшой деревеньки. Для связи с городом Соломину выделили армейскую повозку и ездового. На ней сюда же перевезли и полевую кухню вместе с поваром Веревкиным.

Место для кошения и жилья нам выделил деревенский начальник – в прошлом бригадир. Так как палаток нам не дали, то он предложил нам изготовить шалаши и даже рассказал, как легче всего их соорудить.

Бичом местной жизни и для людей и для скота были комары и оводы. Мы и сами быстро это ощутили на себе. Было такое ощущение, что тучи насекомых слетелись сюда со всей округи. Местное население, зная, что это такое, давали нам советы, как от них избавиться.

Мы с Федей – в прошлом тоже жители лесных краев – быстро соорудили для себя аккуратненький шалашик на двоих и

426

быстро научились, как избавиться в нем от комаров. Для Соломина с ездовым шалаш сделали более просторным и даже поставили в него небольшой столик для «приема посетителей» (позаимствовали его из деревни).

Жаль было лошадку: на нее нападали и комары и оводы. Она без конца пряталась в густые заросли молодого кустарника и беспрестанно отмахивалась хвостом от всех этих кровососов. Ездовой, жалея ее, пытался даже укрывать ее попоной (своим одеялом).

Как только обустроились с жильем, возникла новая проблема – вода. Чистую проточную воду можно было найти только в старых дренажных каналах, но это было далеко. Поэтому мы, выбрав несколько более сухое местечко, выкопали там небольшую ямку глубиной сантиметров 80. После отстаивания вода из нее была чистой, но буроватой по цвету и обладала неистребимым болотным запахом. А кроме того, в ней обнаруживались мельчайшие (доли мм) темные частицы, которые почему-то всегда находились во взвешенном состоянии. Так как эту воду в сыром состоянии мы никогда не пили, то на данный факт особого внимания не обращали. А зря.

Сенокос

Жилье обустроили. Пора было браться за порученное дело. Орудий производства – кос (литовок) – было достаточно. Все новые, поэтому пришлось точить их пока напильниками. Были и грабли, и даже деревянные вилы.

Нас 18 человек. Но оказалось, что половина из них никогда не брала в руки кос. Целый день потратили на их обучение.

Всю группу разбили на 3 звена – по 5-6 человек в каждом. Каждое из них получило свой участок кошения.

При этом обнаружилось, что мастерство и техника кошения у всех была разная. Я, например, косить начал еще с седьмого класса. Косил по-уральски: взмах косой вправо – до отказа, влево – тоже. При низком срезе травостоя. После такого прокоса остается чистая, без огрехов, полоса и валик скошенной травы на земле.

Но «бригадир» такую работу забраковал, так как при этом валик полу-чается слишком плотным, лежащим на влажной зем-

427

ле, и поэтому он будет слишком долго сохнуть. И потребовал – кошение производить как бы широким корытом перед собой и на высоком срезе с тем, чтобы валик скошенной травы был более рыхлым и укладывался не на землю, а на скошенную траву. При этом он быстрей просыхает.

Ничего не поделаешь – пришлось переучиваться. Дневная норма выработки на каждого – 30 соток. Выполнить ее без привычки было не просто, и поэтому не все справлялись.

Так начались наши трудовые будни. Дисциплина была почти военная. Утро – подъем, туалет, завтрак, работа. Если была подсохшая трава – производили ее копнение. И ее перенос к месту стогования. Стогование – это венец сенокоса. Его конечный результат. Поэтому на этой операции я остановлюсь более подробно.

Когда мы подошли к этому этапу работы, то оказалось, что из всей нашей группы ставить стога никто не умел... кроме меня. Дело в том, что еще перед войной мы, мужчины нашей семьи – отец, мой младший брат и я – каждый год заготовляли сено для нашей буренки.

Ставить на стогование младшего брата было нельзя – маловат, отца тоже – староват. Волей-неволей браться за это дело приходилось мне – в 15-16 лет. Не скрою, я любил эту операцию,

ине особенно раздумывая, согласился на эту роль. И успешно выполнял ее примерно до средины лета.

Распорядок дня был строг: в полдень – обед и часовой отдых. После этого опять кошение часов до 7 вечера. Далее – ужин

ивечерний отдых.

Перед сном любили развести большой костер и немного подурачиться около него. К нам частенько приходили деревенские: интересно было взглянуть – какие они, эти русские.

Акроме того мы с Федей случайно обнаружили, что некоторые древние дренажные каналы, местами, где встречались не торфяные, а минеральные участки грунта образуют небольшую речку, где можно было даже искупаться. Вскоре сюда стали приходить и остальные.

Аместами, на мелководье, обнаружили даже нечто вроде...

рыбы. Черная, похожая на ужа, длиной 15-20 см, толщиной –

428

около сантиметра. С мягкими хрящеватыми зубами. За ними – один головной и два боковых недоразвитых плавника. От местного населения узнали, что эта, с позволения сказать, рыба съедобна, в чем мы вскоре убедились сами, так как в нашем меню появилась уха. Должен сказать, что ничего подобного в своей жизни я не встречал нигде. Знаю, как выглядит речная минога или семидырка уральская (р. Пышма Свердловской обл.), но не это творение природы.

Веревкин исправно, как мог, кормил нас. Меню было простеньким и довольно однообразным: суп из мясных концентратов, различные каши и чай без ограничения.

Но после посадки картошки у местного населения еще оставались ее запасы, которые они охотно и за умеренную плату продавали нам. А нашу сухую воблу и соленую селедку мы охотно меняли на различные молочные продукты. Все это немного разнообразило наше питание. Хлеб регулярно привозил нам ездовой из Слуцка.

Вобщем, жить было можно, если б не одно обстоятельство

–у нескольких человек враз обнаружилось расстройство желудка. Для выяснения этого из Бобруйска срочно приехал врач. Тот самый, которому я еще весной сделал стол для приема больных.

Вначале он проверил продукты, из которых готовилась пища, потом само приготовление пищи – ничего подозрительного не обнаружилось. Но я, наблюдая происходящее, принес ему воду, из которой готовилась пища, и показал на взвешенные частицы, которые находились в ней. Он проверил и этот вариант и тоже отверг его: если это живые организмы, то при варке пищи они должны погибнуть, если минеральные, то они безвредны.

Но на всякий случай предложил мне вырыть колодец поглубже – до минеральной основы.

–Сможешь?

–Один – нет. А остальные – на сенокосе.

–Это не проблема. Я договорюсь с Соломиным.

Данное решение показалось мне разумным. Но вначале я решил сходить в деревню и посмотреть, как решает этот вопрос местное население. И к своему удивлению обнаружил, что ко-

429

лодцы у них обычные – деревенские со срубом. Разыскал «бригадира», рассказал ему суть дела, попросил помочь.

Для него, с детства знающего всю округу, это не составляло особого труда, и на следующий день он указал мне, где надо рыть колодец. Это было далековато от кухни, но ничего не поделаешь. Соломин выделил мне двух помощников, и в тот же день мы приступили к работе. Работа оказалась трудной, так верхние горизонты почвы были густо переплетены корнями, а нижние – излишне влажными. Для удобства работы рыть место будущего колодца пришлось в виде котлована. И на глубине примерно двух метров мы дошли, наконец, до минерального суглинка. Ноги «чавкали» – значит, вода есть. Вылезли наверх, ждем. Устоявшийся уровень воды, пока еще мутноватой, составил 40-50 см. Не густо, но достаточно.

Дно колодца выложили осиновыми поленьями, чтоб не взмучивать воду при ее заборе. Сруб, тоже осиновый, решили делать не в котловане, а рядом – на почве. И на второй день, полностью готовым, со всякими предосторожностями, опустили сруб на осиновую площадку. Так было удобнее. Венцы сруба, чтоб не распадались, связали двумя досками, прибитыми снаружи. И на второй день полностью готовый, со всякими предосторожностями опустили сруб на осиновую подкладку. Это довольно громоздкое сооружение аккуратно присыпали выброшенной ранее землей. Верхние венцы сруба при этом оказались выше почвы сантиметров на 20. Сверху сруб закрыли дощатой крышкой на шарнирах. Так что все было сделано на совесть. Даже врач оценил нашу работу на 4.

На следующий день уже можно было набрать ведра два чистой отстоявшейся воды с приятным вкусом и без болотного запаха.

***

И только после этого, немного стесняясь, я обратился к врачу со своей болячкой. Он без труда установил: «Воспаление придатка на почве физических перегрузок» и попросил Соломина освободить меня от сенокошения и других нагрузок подобного рода. Соломин был этим не очень доволен. Но я сказал ему, что

430