848

Борясь с усталостью, поплелся в лес. Он оказался «пустым», только какая-то птица внезапно взлетела у меня из-под ног, испугав до смерти. Пустой оказалась и деревушка за этим лесом. В ней если и остались, то только мирные жители. Выполняя приказ комбата, пошел по дороге дальше на восток. Вначале осторожничал, потом надоело. Даже у одного дерева присел отдохнуть и как-то незаметно задремал... но быстро проснулся.

Вдали, в полутьме показалось село. Осторожно подошел поближе. Где-то тявкнула собачонка, вот мелькнул и тут же погас огонек. Кто-то есть... Но кто? Выбрав удобное местечко, за кустиком, залег. Село было не очень большим, но протяженным – аккуратненькие домики в два ряда тянулись по обе стороны дороги. Меняя свои позиции, осмотрел его полностью. Стало ясно, что мирные жители в селе имеются, а воинские подразделения отсутствуют.

Приближаясь к селу, я опасался, что подходы к нему могут быть заминированы. Но убедившись, что военных здесь нет, стал менее осторожен. А в одном месте мне даже повезло. Уже на обратном пути, проходя около одного небольшого домика, я своим чутким (профессиональным) ухом уловил, как под легким ветерком в домике скрипнула дверь, а в окне дрогнула занавеска. Притаился, жду. Но потом осторожно прохожу на кухню. А здесь – дар божий. На столе лежала половинка белого батона, скорлупа от вареных яиц, но одно оказалось еще целым, в стакане – недопитый ячменный кофе. Видать в спешке покидали хозяева свое жилище… Хлеб – за пазуху, яйцо – в карман, и уже ничего не опасаясь, поспешил к своим. Дорогой отщипывал от батона небольшие кусочки, уничтожая их на ходу. Да и с яичком управился быстро.

К своим вернулся уже засветло и сразу же у самого обрыва увидел майора с Качановым. Оба встретили меня с радостью.

–Наконец-то, – заговорил майор. – Ну, как там дела?

–Везде пусто. В поселках только мирные жители. Военных подразделений нет.

–Ну, и слава Богу.

В это время с противоположного берега раздались выстрелы крупнокалиберного пулемета. И земля буквально у наших ног

351

было вспорота пулями. Все мгновенно, кто как мог, по крутому берегу скатились вниз… Здесь, окаймленный густым ивняком, протекал небольшой ручеек. Стрельба не прекращалась, и мы с Володей подползли к этим ивам поближе, чтоб укрыться за ними.

Я из-за пазухи достал кусочек белого батона, предложил Володе, спросил:

–Будешь?

–Не откажусь.

А Варьян, очевидно опасаясь, что немецкий пулеметчик рано или поздно нащупает нас в кустах, подполз к ручейку, снял шапку, с которой все еще не расставался, и, как только началась стрельба, опустил голову в воду.

Мы с Володей, видя эту картину, не смогли сдержать улыбок. Высунув голову из воды и заметив наши улыбки, довольно строго произнес:

– Нэ смэшно.

Солдаты

Надо сказать, что в войну солдаты старшего поколения в таких ситуациях вели себя более осторожно, чем молодежь. Оно

ипонятно: у одних дома остались жена, дети, у других – разве что родители.

Как только стрельба немного поутихла, майор подполз к нам, выругался:

–Немчура проклятая просто охотится за нами, поэтому нам надо срочно менять нашу позицию. Сейчас по моей команде мы враз побежим вон к той деревушке, что расположена у шоссе – Володя знает: мы там ночевали (до нее было метров 50-60)… Ясно? Бежим!

Варьян относился к старшему поколению и оказался умней

ихитрей нас. Мы с Володей побежали по пойме (так было ближе), а он – по узкой песчаной отмели, что проходила у основания склона. А пойма оказалась заболоченной и вдобавок – закочкаренной. Обессилевший за ночь, я сразу запыхался, плюнул на все

ипошел пешком. Но майор, увидев наше положение, приказал следовать за ним. А «немчура проклятая» быстро перенесла огонь на нас.

352

Есть расхожее выражение – «пули свистят». Это так, когда они в воздухе, а в нашем случае, застревая в болоте они противно чавкали. И только когда мы укрылись в доме, я понял, какая участь только что миновала нас.

Дорогой ценой, однако, дается нам этот самый «военный профессионализм» или «наука побеждать!»

В доме майор, видя наши усталые лица, дал нам «часик отдыха, а потом – опять за работу». Но, прежде чем завалиться на отдых, мы спросили:

– Где Чемизов?

Майор долго думал, но все-таки ответил:

–Дело в том, что наш батальон временно перешел в подчинение полкового командования. Но все приказы передаются через меня. По их приказу роты Емишева и Лукьянова заняли оборону в пойме реки, что протекает в долине. Но оказалось, что у нас очень мало саперных лопат, поэтому вопрос обороны повис в воздухе. Емишев через своего посыльного сообщил, что они хорошо замаскировались в кустах и различных понижениях. А от Лукьянова никаких вестей. Вот я и послал Чемезова на его поиски.

–А с тобой, – обратился он ко мне. – Разговор будет особый. Вот из окна видишь хорошую асфальтированную дорогу? Она уходит на противоположный берег долины, вначале с небольшим подъемом, а перед берегом – покруче. На этом месте стоят два деревенских домика. Лейтенанту Закутному с его ротой еще вчера было приказано – утром на рассвете внезапным ударом атаковать находящуюся там немецкую военную группировку, зацепиться там за какой-нибудь плацдарм, связаться с Емишевыми

иудерживать его до прихода подкрепления. Задача трудная, одной внезапностью не возьмешь. Немцев там может оказаться больше, чем наших. Уже полдень, а от Закутного никаких вестей. По-моему, поставленная перед ним задача не выполнена. Пока отдохни с часик, а потом надо пойти туда и разузнать, в чем дело.

По-моему, прошло больше часика, я проснулся сам – что-то внутри сработало.

Что ж, приказ надо выполнять. Раз надо – значит надо: война. Да и молчание Закутного беспокоило. Ни с кем не простив-

353

шись, отправился в путь. Дорога была пустынной. Вот и крестьянские домики, больше похожие на наши, русские, чем на аккуратные немецкие. Когда подошел к ним вплотную, услышал кудахтанье кур в соседнем сарайчике. Осторожно заглянул внутрь и увидел двух наших солдат, гоняющихся за курицей. Ничего особенного: когда-то и мы так же поступали. Спрашиваю:

–Вы из роты Закутного?

–Да.

–А где он сам?

–Вон в домике, что напротив.

Бесцеремонно вхожу в этот домик и вижу довольно мирную картину –Закутный и еще один солдат на маленькой печурке жарят яичницу. Без всяких вступлений сообщаю ему, что командование интересуется положением дел в роте и почему не выполнен приказ? Ротный задумался. Не буду излагать весь наш разговор полностью, остановлюсь на главном.

–Считаю, что штурмовать оборону противника, не зная ни его численности, ни точного места его расположения – это безрассудство. Как только мы подошли к основанию подъема, немцы выкатили на дорогу зенитное орудие, наклонили ствол в нашу сторону, взрыватель на головке снаряда, очевидно, ставили на нужное расстояние до нас и далее... выстрел!!! К счастью, тоже ошиблись. А если б нет?! Половина роты была бы изранена. Пробовали штурмовать противника в открытую, но встретили шквальный огонь. Поэтому от дальнейших атак я воздержался. Организовал свою разведку из трех человек. Им удалось выяснить, что за дорогой начинается довольно густой лес, за которым немцы и укрываются. И получается, что им нас видно, мы на виду… Слева от нашей дороги располагался какой-то пустырь – выгон по-русски. Посоветовался со взводными и решили по этому пустырю зайти немцам если не в тыл, то хотя бы сбоку. Но оказалось, что это был не выгон, а старая заброшенная размякшая пашня. Сразу все застряли в грязи. У меня уже трое раненых. Передай там всем начальникам – пусть все приедут сюда и покажут, как надо воевать... Приказывать-то легко.

–Да нет, – прервал я ротного. – Тоже нелегко. У тебя три взвода. Они все на виду, при тебе. А у Варьяна – три роты, тоже

354

по приказу они заняли оборону в пойме реки. Лукьянов с ротой ушел к указанному месту и... никаких вестей. Свою обстановку сам видишь. Только Емишеву удалось наладить с ним связь. Вот и посуди, какова ситуация.

После длительного молчания Закутный продолжал:

– Меня так и так ожидает штрафбат или за гибель роты, или за невыполнение приказа, но посылать людей на погибель я не буду. А Варьяну передай – пусть как-нибудь организует эвакуацию моих раненых – куда я с ними? Двое ходячих, один – нет.

Я внимательно выслушал ротного и вынужден был признать, что он прав, хотя некоторые тактические ошибки были и у него.

Вопрос взаимоотношений между начальником и подчиненным в армии на всех уровнях – от окопа до Ставки, – всегда стоял очень остро, так как от его решения зависела судьба сотен, а может, и тысяч людей. Уставные: «Приказ начальника – закон для подчиненного» или «Приказы не обсуждаются, а исполняются» постоянно довлели над нами. А как поступать, если приказ явно ошибочный? Или внезапно изменилась обстановка? Все равно исполнять?

Вот что по этому поводу еще в позапрошлом веке сказал царский генерал М. Скобелев: «Дисциплина заключается не в рабском исполнении желаний начальника. Она не только допускает, но и требует рассуждений» (Еженедельник К. П. Август, 2015. Стр. 7). Комментарии излишни.

И тот факт, что Закутный отказался выполнять явно ошибочный приказ и всю ответственность за это взял на себя, заслуживает только положительной оценки.

После продолжительного молчания, желая сменить тему разговора, он спросил:

–Кушать будешь?

–Не откажусь.

Солдат разбил над сковородкой еще одно яйцо, жаль, что без хлеба и соли.

–А как насчет выпить?

–Смотря что...

–Коньяк французский, – ответил он с горькой усмешкой.

355

Откуда-то из-под стола солдат вытащил черную и грязную бутылку, открыл пробку... и в тесной комнатушке сразу запахло чем-то вроде бензина. Конечно, это был немецкий самогон, за его желтоватый цвет прозванный «жабой». Солдат налил мне с полстакана этой отравы, но я с трудом осилил два-три глотка: не обучен был.

Когда все вопросы были исчерпаны, я попросил ротного рассказать мне, как разыскать роту Емишева. Он отвел меня за сарайчик дома на узенькую тропинку и подробно пояснил:

– Вот эта тропинка приведет тебя к небольшому ручейку, через него – мостик. Мостик перейди. И дальше вдоль этого ручейка спускайся вниз по течению. И тщательно маскируйся, чтоб не попасть «на мушку». Ручей этот впадает в реку. Вот там где-то эта рота и находится.

Я мысленно представил себе предстоящий путь и направился к мостику. Подходя к нему, я вдруг почувствовал, что пьянею. Что делать? Неудобно все-таки вести предстоящие переговоры с Емишевым заплетающимся языком. Обругал себя всякими словами. Решил не спешить, попить из ручья чистую водичку, авось поможет.

Вот и ручей. На его противоположном берегу – плакучая ива. Ее начинающие зеленеть ветви нависли над мостиком. Уже тепло, небо синее – идиллия. Природа живет по своим законам.

Опираясь на перила мостика, глянул вниз, а там – стайки маленьких рыбешек жмутся к берегам ручья в поисках пропитания. Защемило в душе: на память пришли картины детства и юности, когда я увлеченно рыбачил на р. Пышма и Рефт у г. Сухой Лог (Свердловская обл.) или на р. Ирень, недалеко от с. Красный Ясыл (Пермская обл.). Неужели все это только в прошлом?.. Нащупал в кармане крошки батона, что остались от завтрака с Качановым, бросил их в воду. Рыбки жадно набросились на неожиданный прикорм. Еще раз повторил угощение, но в этот момент увидел, как одна из ивовых веток почему-то обломилась и упала в воду. Вот и вторая – то же самое. Ничего не понимая, оглянулся вокруг и увидел, недалеко от меня в небольшом понижении почти у дороги, лежат солдаты, вроде – наши, и упорно показывают мне, чтоб я лег. И только в этот момент я понял, что

356

опять «нахожусь на мушке». В ту же секунду буквально плюхнулся с мостика на землю и, отчаянно работая руками и ногами, пополз в их сторону. Встретили они меня неприветливо.

– Ты что? Ох...ел что ли?

Их было четверо. В ватниках, без погонов, вооружены автоматами, смотрят на меня внимательно. Но разговорились. Оказалось, что они из нашей полковой разведки. Находятся здесь уже вторые сутки с целью установить численный состав и вооружение немецкой группировки войск, сосредоточенной здесь на стыке двух дорог. Сказали мне, что немцы находятся совсем близко – по ту сторону дороги, но прячутся в лесу, поэтому неуязвимы, – но мы с ними не связываемся, так как у нас задание другое. Они про нас знают, но мы часто меняем свои позиции, поэтому никак не могут «засечь» место нашего нахождения, – пояснили разведчики.

Странная ситуация: одни по одну сторону дороги, другие – по другую, и мирно сосуществуют. Каких только чудес не бывает на войне.

Один из них, очевидно, старший, спросил меня:

– А ты кто такой и чего здесь шляешься?

Я рассказал им, что я – тоже разведчик, только батальонный. Разыскиваю роты, которые находятся здесь же недалеко.

–Постой. А сегодня утром около хутора (так он назвал два крестьянских хутора, где обосновался Закутный) не ваша ли рота атаковала позиции немцев?

–Да. Одна из них. Им было приказано захватить плацдарм на территории противника – на стыке двух дорог (на этих словах

ясделал особое ударение), но атаки были безуспешными, к сожалению, есть раненые. А здесь я разыскиваю другую роту, которая расположена в пойме реки – на случай, если немцы вздумают форсировать ее для того чтобы объединиться с другими своими подразделениями на том берегу долины.

–Мы знаем, где она расположена. Помощь нужна?

–Нет. Я сам ее найду.

–Тогда слушай меня внимательно и срочно передай своему «армяшке», а он пусть сообщит в полк следующее. Тяжелую технику и артиллерию немцы отсюда же отправили, остались только стрелковые подразделения. Они нас, к сожалению, обнаружили,

357

поэтому нам приходится постоянно менять свое местоположение. Продукты на исходе. Запомнил?

–Да.

–Ну, тогда – с Богом. И, пожалуйста, осторожней и не выпендривайся, как на мостике (уел все-таки).

В его словах и тоне, каким они были сказаны, я без труда уловил нотки высокомерия, а как же – одно дело разведчик полковой, другое – какой-то там батальонный... И даже подумывал о том, как бы ответить ему (взаимностью), но решил, что сейчас не место и не время мелочиться. И еще обнаружил, что я совершенно трезв. Видать, одной минуты было достаточно, для того чтобы

вэкстремальных условиях выбить из головы хмельной угар.

Со всеми предосторожностями я вернулся к ручью, без труда нашел место его впадения в речку. Не сразу, но разыскал Емишева, рассказал ему о своих злоключениях и обо всем, что сообщили мне полковые разведчики.

Ротный был, конечно, очень доволен, указал мне, где перейти за ручей. А я, извинившись за то, что вмешиваюсь не в свое дело, посоветовал ему наблюдение за немцами проводить собственными силами: полковая разведка на нас работать не будет, у нее свои «хозяева».

Местность за ручьем была мне уже знакома, и поэтому, не более чем через час я уже был у Варьяна. Он встретил меня приветливо, и я бы даже сказал – по-отечески (видать, переживал за нас, «младенцев»). И сразу приступил с расспросами:

– Слава Богу, явился, жив-здоров. Как там дела? Поподроб-

ней.

Я рассказал ему о ситуации, которая сложилась у Закутнова, особенно его просьбу о скорейшей эвакуации раненых. А также о моей встрече с полковыми разведчиками, и передал ему все, что они просили. Но (Господи, прости меня грешного), умолчал о том, что было со мной на мостике.

–Ну что же, спасибо тебе, молодец. Наш телефонист здесь,

яприведу его сюда и, может быть, ему удастся связаться с Юрчаком, (начальник штаба полка – майор Юрчак). Ты лучше знаешь результаты их разведки и место их нахождения, ну и попытаемся решить вопрос об эвакуации раненых.

358

Последние бои

Не мне судить, что тогда происходило в районе Котбуса, где мы воевали. Но все же можно было заметить, что многие воинские подразделения постепенно стали перемещаться на северозапад, как бы в обход Берлина, замыкая его окружение. При этом серьезных столкновений с противником не было. Мелкие были не в счет.

Но, это было уже в конце апреля. Мы и другие подразделения подошли к небольшому городку с населением примерно 3040 тысяч человек. К сожалению, не запомнил его названия. Далее оказалось, что в этом городе сосредоточена мощная группировка немецких войск (а может быть, потому и подошли к ней). Началось ее окружение… Немцы не стали разрывать кольцо окружения. Даже если б им удалось это сделать, неизбежно возник бы другой вопрос – куда двигаться дальше: на западе – союзники, в Берлине уже идут уличные бои. Поэтому немцы решили сделать город чем-то вроде опорного пункта и приступили к созданию вокруг него оборонительной полосы. Работы велись в спешном порядке, днем и ночью, на наших глазах.

Стало ясно, что город придется брать приступом, с большими потерями с той и другой стороны. Поэтому устно, через усилители, немцам было предложено сдать город без боя. В ответ

– молчание, а местами даже демонстративная стрельба в нашем направлении. В ответ на такое поведение противника наше командование подтянуло к линии обороны артиллерию, минометы и даже бронетанковые подразделения… Все это делалось открыто и, в какой-то мере, даже демонстративно, в надежде на то, что у противника возобладает здравый рассудок, но – увы....

Тогда на город с самолета были сброшены листовки с ультимативным требованием: «Во избежание больших потерь не только среди военных, но и среди гражданского населения – сдать город без боя». Точно не помню, но, по-моему, был даже дан срок – сутки на размышление.

Сутки прошли. Реакции никакой. Ни тогда, ни сейчас не могу понять – на что они надеялись? Ведь было ясно, что город находится в плотном кольце окружения. Не может быть, чтоб во-

359

инствующий фанатизм охватил не только их высшее командование, но и рядовых солдат.

Наше командование допускало, что немцы могут сделать попытку прорвать нашу линию обороны, поэтому мы были готовы и к такому варианту развития событий.

Прошло уже более суток. Ждать бесполезно, да и день кончался. И тогда на хорошо укрепленную линию обороны противника обрушился шквал огня из пушек, минометов и даже стрелкового оружия. Стоял оглушительный грохот, тем более что все орудия были расположены за нами, поэтому снаряды летели над нашими головами. Ничего подобного в своей жизни я никогда не испытывал.

Не молчали и немцы, огрызались, как могли. Наиболее эффективно они использовали ручные пулеметы. Временами завеса их огня была настолько плотной, что и «головы не поднять». Спасали только окопчики с брустверами, которые мы успели вырыть за предшествующие два дня.

Артиллерийская подготовка длилась примерно с полчаса. За это время сопротивление немцев было сломлено. А мы? Нет, мы не бросились на врага с криками «У р р а !!!» и винтовкам наперевес, как это показывают в кино. Не знаю, чем это объяснить, но мы не испытывали радости, ликования от победы. Мы шли молча, медленно, постоянно обходя трупы немцев, а иногда и перешагивая через них. Иногда попадались и раненые, пока еще никем не прибранные… Это была война в ее натуральном виде...

Запомнился один эпизод – одному солдату рваный осколок снаряда разорвал брюшину. Кишки вывалились наружу. Солдат, видно сгоряча, пытался уложить их обратно, но уже не смог... он сидел на коленях, откинув туловище и голову за спину со своими кишками в руках. Жуткое зрелище.

И хотел бы забыть, да не могу...

Удрученный всем увиденным, я как-то незаметно оторвался от своих. За немецкой линией обороны начинался город, вернее, его окраина – небольшие домики деревенского типа, какие-то сарайчики, в сумерках их и не разберешь. В поисках своего батальона я рыскал вправо и влево, но – безуспешно. Положение усложнялось: наступала ночь, надо было найти место для ночле-

360