848

Конечно, запасенного тепла хватало ненадолго, но для нас это был уже некоторый комфорт. Я даже удивился – почему мы до этого не додумались раньше. Так постепенно, зачастую дорогой ценой, постигали «тонкости» бродячей жизни.

Утро следующего дня было довольно прохладным, да и запасенное с вечера тепло быстро кончилось. Мне, как обычно, не спалось. Печальные мысли одолевали меня, лишая сна и покоя. Чтоб не будить остальных, я осторожно вылез из-под одеяла, разжег небольшой костерок, уселся рядом. Огонь костра немного согревал, но не успокаивал. Беспокойство овладевало мной не столько за себя, сколько за всю группу.

Вскоре проснулся Мишка, присел рядом, с легкой издевкой спросил:

–О чем задумался, детина?

–Да все о том же. Забот – хоть отбавляй. Спим на холодной почве, обувь плохая – ноги постоянно в холоде, брусника и та мерзлая. А что будет, если кто-нибудь из нас заболеет по серьезному? Представь себе эту ситуацию.

–Меня это не очень беспокоит. Вот уже пять дней мы в пути, и никто из нас даже не кашлянул. Значит, у человека есть ка- кие-то внутренние защитные силы, которые проявляют себя в критических ситуациях.

–Допустим, что ты прав. Дай-то Бог. А вот еще вопрос поважней. На эту тему мы с тобой уже говорили, но я возвращаюсь

кней вновь, так как существует угроза провала всей нашей «операции». Третий день мы живем без пищи. Не знаю, как ты, а я замечаю, что у меня появилась слабость в ногах и во всем теле. А это ведь только начало. А что будет далее? Сколько дней человек может прожить без еды? Я еще по Лодзи знаю, что такое голод и что он делает с человеком при длительной голодовке.

После продолжительного молчания Тикотский ответил:

–Не знаю. В этом вопросе я не советчик.

–То-то и оно. Мы с тобой живем на нервах. У нас есть ясная цель. А у остальных? Я и о них думаю.

А остальные, услышав наши разговоры, тоже стали вылезать из-под одеял – сонные, хмурые, подавленные. Я с горечью подумал: «С таким коллективом далеко не уйдешь. Надо что-то

281

предпринять». И попросил Хасана набрать в котелок снега и вскипятить воды.

–А это еще зачем? – спросил Тикотский.

–Всем умыться. Посмотрите на себя – небритые, немытые, грязные. Больше похожи на бандитов, чем на людей.

Преодолевая явное и скрытое сопротивление своих спутников и убеждая их личным примером, я все-таки заставил всех привести себя в порядок. Тут, правда, возникла еще одна небольшая проблема – нечем было утереться, ни у кого не оказалось полотенец – не предусмотрели. После этого выпили по кружке горячей воды. Не знаю, насколько все это было оправдано, с медицинской точки зрения, но вроде бы помогло – желудок не пустой, настроение улучшилось. После завтрака мы направились на поиски переправы.

Вначале, чтоб отойти подальше от моста, пошли вдоль овражка, который начинался недалеко от нашей «стоянки», а потом свернули на шоссе. Шли медленно, заглядывая в каждый прогал «ивовой каймы» в надежде обнаружить там прибитую лодку, или какой-нибудь плотик, или (на худой конец) пристанище рыбака. Но – тщетно. Более детально познакомились и с рекой. Оказалось, что у нее довольно быстрое течение, вода темная: значит река глубокая, а поэтому надеяться на мели и перекаты – бесполезно.

Уже в полдень рядом с дорогой обнаружили придорожный

знак с различной информацией, из которой узнали, что в пяти километрах отсюда находится село Вальдендорф. А это значит, что за рекой. А вот и поворот к ней. Обрадованные, «прибавили шагу». Но… никакой переправы не оказалось. Только на том берегу, на суше, кверху дном лежала старенькая лодка, привязанная цепочкой к старенькому пеньку. Скрывать не буду, мы были потрясены: надежды рушились одна за другой. Подавленные, молча вернулись к дорожному знаку и по шоссе двинулись дальше. Прошли, наверное, метров 200 и обнаружили, что лес, рядом с которым проходила шоссейная дорога, внезапно кончился, а впереди – открытое пространство.

Река, поворачивая направо, давала большую излучину и терялась в зарослях. В полукольце излучины – широкая пойма, но

282

выглядела она как-то непривычно захламленной: заросла сорняками, местами закустарена, в прирусловой части просматривались небольшие гривы с межгривными понижениями между ними. Даже шоссейная дорога куда-то исчезла. Все это удручало.

В том месте, где кончался лес, как форпост, стояло одинокое дерево, под ним – несколько чурбанов и даже чьи-то человеческие следы: видать, мы были здесь не первыми. Усталые и разбитые, уже не беспокоясь о скрытости, мы собрались под этим деревом в кучку. Пожалуй, впервые, я ощутил свою полнейшую беспомощность. Что делать? Что делать? Но все-таки произнес:

–Общее собрание нашего коллектива считаю открытым. На повестке дня один вопрос – что будем делать дальше?

Но моего «шутливого» тона никто не поддержал. Все молчали. Наконец, слово взял Тикотский:

–Старшой (так он иногда обращался ко мне), мы торчим здесь уже два дня. Сам посуди – за это время по железной дороге не прошло ни одного поезда, по шоссейке – ни одной машины. Все это говорит о том, что мы здесь в тупике. И делать нам тут больше нечего!

–Что ты предлагаешь?

–Завтра попробуем поискать переправу налево от железной дороги. От фольварка и далее – вдоль берега.

Возражений не последовало. На том и порешили. Надо признать, что Тикотский часто давал дельные советы, смекалка у него была.

Не ведали мы тогда, что дня через три, под этим же деревом нам суждено встретиться в ситуации куда более сложной, чем сейчас.

Под ель возвращались по шоссейке. Развели костер, отдохнули и хорошо прогрели почву для сна.

На следующий день, оставив нацменов под елью, мы с Мишкой отправились за железную дорогу. Но местность здесь мне сразу не понравилась: это была свежая вырубка. Повсюду были видны пеньки – если деревья спиливали, небольшие рытвины – если их корчевали. Зеленые ветви были аккуратно уложены

внебольшие кучки. Поближе к реке вырубка кончалась и начинался густой лес.

283

Пошли к нему. Мишка, не очень осторожный в таких ситуациях. Размашистым шагом пошел вперед, я – более медленно – за ним. В какой-то момент я почувствовал на себе чей-то взгляд. Чувство это было настолько реальным, что я даже остановился, внимательно ощупывая взглядом окружающую местность, и вдруг буквально «наткнулся» на смотрящего. Он стоял за старой развесистой сосной. Видна была только часть его лица и… глаз. Я, конечно, сразу сообразил, что прятавшийся подобным образом человек не может представлять для нас какой-либо опасности, и пошел прямо к нему. По старой полувоенной одежде, по бледному небритому лицу я сразу определил, что это такой же бродяга, как и мы. Поздоровались. Спрашиваю:

–Один?

–Нет.

–Где остальные?

Он махнул рукой в сторону леса.

–Сколько вас?

–Пятеро.

Вскоре к нам примкнул и Мишка. Парень привел нас к небольшой поляне, расположенной внутри лесного массива. У них все было не как у нас: поляна была совершенно открытой, костер был большим, горел ярко. Около костра сидели два, как мне показалось, уркагана. Один диктовал другому слова какой-то блатной песни, другой записывал их в старую потрепанную тетрадь. Еще один только что принес из леса большую охапку хвороста для костра.

Но более всего мое внимание привлек, очевидно, их предводитель. Это был крепыш, выше среднего роста, скуластый с загорелым лицом, взгляд острый, пытливый. Одет был в черную шинель танкиста, на голове шерстяной подшлемник.

Я сразу не столько понял, сколько почувствовал, что это – лидер не по должности и званию, а от Бога. Увидев нас, представился: «Андрей». Спросил:

–Кто такие и с чем пожаловали?

–Пленные, – ответил я, не вдаваясь в подробности.

–А все же?

284

Якратко рассказал ему – кто мы такие, из какого лагеря бежали. И вот уже два дня не можем переправиться через реку, а сюда пришли на разведку.

– Где обосновались?

– Недалеко от вас, по ту сторону железной дороги перед мостом

– Голодные?

Япочему-то немного смутился и неопределенно ответил:

– Вообще-то не мешало бы… Без лишних разговоров, кивком головы он попросил парня,

что принес хворост, вырыть нам из золы пару небольших картофелин, что тот и сделал. А мы, обжигаясь, даже не очистив их от кожуры, с удовольствием уничтожали это чудо природы – какая вкуснятина… Почему мы этого раньше не замечали?

А в это время он кратко рассказал нам о себе и своих спутниках:

–К вашему лагерю мы не имеем никакого отношения: мы из другого «заведения». Вот уже дней десять идем на восток и здесь застряли по этой же причине. Три дня назад недалеко отсюда обнаружили лодочную переправу. Прихватив рюкзак, вдвоем ночью переправились на ту сторону. Долго искали картошку, но нашли и к утру вернулись обратно. По такому случаю сделали пир. И на следующий день всей компанией пошли на переправу, но…лодки там уже не было. Ошибку сделали: следовало переправиться в тот же день. Но был другой риск – встретиться с немцами, которые обслуживали эту переправу.

–Пробовали ли вы искать другую?

–Да, пытались, но безуспешно.

–И что дальше?

–Будем думать.

–Вместе с нами, – добавил я.

Перед уходом я рассказал ему про мост и его охрану, про фольварк с огородом и прочее.

***

Придя «домой» под ель, мы узнали еще об одном ЧП: исчез Костя Корунов – ушел в лес за брусникой и не вернулся.

285

– Мы пробовали искать его, – рассказывал Хасан. – Но далеко не уходили: как бы самим не заблудиться. Аукать также не рискнули.

Мы с Мишкой призадумались. Причин случившегося было не так уж много.

1.Элементарно заблудился и бродит где-нибудь по лесу.

2.Не желая быть нам в тягость, пошел своим путем.

3.Пытался перейти на тот берег по мосту. Результат неиз-

вестен. Без пищи, без теплой одежды он рано или поздно будет вынужден сдаться «на милость победителя».

Но, честно говоря, меня не покидало чувство вины перед ним. За все время нашего путешествия я ни разу не поинтересовался его самочувствием, не спросил – болит ли нога. Идет и ладно. А то, что хромает, так он и раньше хромал. Оправдывало только то, что мне и без него хлопот хватало.

Оставив Мишку с киргизом под елью (вдруг Костя появится), мы с Хасаном отправились за железную дорогу – в огород. Ориентируясь на изгородь, обошли его по периметру. Я наказал ему:

– Прощупай его вдоль и поперек и поищи картофельный бурт. Это единственная наша надежда на пропитание. Встречаемся у дровяника.

А сам бегло осмотрел небольшие сарайчики, собранные в один ряд и под одной крышей. Но ничего ценного не обнаружил: разный домашний скарб, огородный инструмент да детская коляска. Вернулся в дровяник. И вдруг, не столько услышал, сколько почувствовал, что от шоссе в мою сторону кто-то осторожно крадется. Кто бы это мог быть? Хозяин фольварка? Так около него должен находиться какой-нибудь транспорт. Охранник с моста? Но он бы не стал бросать свой пост. Я осторожно попятился внутрь дровяника, но в темноте наткнулся не то на корыто, не то на ведро. Раздался, как мне показалось, страшный грохот (ночью он всегда сильнее, чем днем). И в этот же момент неизвестный посетитель осторожно заглянул внутрь. Я стоял не шелохнувшись. Не обнаружив ничего подозрительного, он уже более решительно сделал несколько шагов вперед, не заходя вовнутрь, и

286

повернулся ко мне спиной. На фоне неба я отчетливо различил на его голове танкистский подшлемник, а на хлястике темной шинели – две блестящие пуговицы.

Ба-а-а! Да это же Андрей. От удивления я, очевидно, пошевелился. Он уловил это движение и полез в карман за фонариком. Но я опередил его:

–Не надо, это я – Анатолий. Оба, конечно, обрадовались.

–Какие намерения?

–Обследовать огород и хоромы фольварка.

Вскоре вернулся Хасан, сказал, что ничего не нашел. Все трое направились к фольварку. Андрей, убедившись, что непосредственной опасности уже нет, широким шагом хозяина пошел впереди, разговаривал громко. Я одернул его:

–Не шагай так быстро, да и разговаривать можно потише – мост-то рядом.

Он усмехнулся. Парировал:

–Около фольварка – никого. А охранник на мосту, ночью да в темноте, сам дрожит от страха.

У фольварка Андрей попросил нас остаться, а сам пошел на разведку. Вернувшись, доложил:

–Все, что можно – закрыто. Жаль, что не прихватил с собой своих «медвежатников»: они по «замочному делу» мастера.

В этот момент, примерно в северо-восточном направлении, мы услышали то усиливающийся, то затихающий гул. Вспомнив наш недавний разговор на эту тему с Тикотским, я спросил Андрея, что он думает по этому поводу.

–Американцы бомбят какие-нибудь важные объекты.

–А почему ночью, а не днем?

–Днем зенитки бьют прицельно, да можно и на истребителей нарваться. А ночью прожектора и зенитки больше отпугивают противника, не рассчитывая на поражение.

Я обратил внимание на то, что Андрей отвечал на мои вопросы довольно профессионально. Откуда это у него? Он попрежнему был для меня загадкой.

–Что будем делать дальше? – спросил я.

287

– У этой махины (он показал рукой на фольварк) есть несколько полуподвальных помещений, но они крепко застеклены. А надо бы и их пощупать.

Подошли к первому. Это было небольшое стеклянное окошечко сантиметров 40 в ширину и сантиметров 30 в высоту от земли. Все это сооруженьице было прочно укреплено деревянными рамами. Андрей, внимательно осмотрел его, долго молчал, потом коротко бросил: «Будем брать». Улегся прямо на снег, согнутыми в коленях ногами в сторону окошка. Нас попросил сесть рядом, чтоб погасить неизбежный при этом шум. Подождав, когда отдаленный гром от бомб и снарядов усилится, резко, обеими ногами выбил решетку внутрь. Треск от поломанных оконных рам и звон разбитого стекла, как нам показалось, был сильней, чем отдаленный гул снарядов и бомб. Но мы с Хасаном быстро закрыли «своими телами» выбитое окошко. Притаились, ждем – не будет ли какой-нибудь реакции со стороны моста. Вроде все тихо. Андрей достал из кармана фонарик и быстро (батарейки надо было беречь) осмотрел внутренность подвала. Озабоченно произнес:

–Пустой номер. Ничем съестным не пахнет, крысы не бегают. Подвал довольно глубокий, было бы хорошо спрыгнуть туда, а как выбираться оттуда?

Перешли на противоположную сторону фольварка. И там все повторилось, результат тот же… Не вставая с «места преступления» присели рядом, молча оценивая сложившуюся ситуацию. Наконец Андрей предложил нам следующий вариант.

–Если у вас появится что-нибудь стоящее, поставьте меня в известность. Если у нас, – я сообщу вам. Связи терять нежелательно.

Под елью все было без перемен. Корунов не появился. Положение усложнялось. Чувство безысходности овладело мной. Мишка, заметив это, подсел рядом. Спросил:

–А гул от ночного бомбометания слышали?

–Конечно. Под него и окна в подвал выбивали.

–Вот и хорошо. Жди перемен.

–Не утешай.

288

Дальнейшие события развивались столь же стремительно, сколь и непредсказуемо.

Утром следующего дня я сообщил Тикотскому:

– Вчера ночью, когда мы брали фольварк, я обратил внимание на то, что его задняя стенка отстоит от речки метров на 20, не более. Не может быть, чтоб хозяева не имели к ней никакого доступа. Пойдем, проверим.

Он без колебаний согласился. Мы вышли на прямоугольную (дренажную) траншею, что проходила у основания откосов железной дороги. Ночью выпал снежок - чистый, нежный, нетронутый. Почему-то не хотелось нарушать эту первозданную чистоту. Но - надо. По тоннелю перешли на противоположную сторону железной дороги. Чтоб не попасть на глаза охранникам моста, обогнули фольварк с обратной стороны и сходу, не теряя времени, направились прямо к реке. От фольварка к ней действительно пролегала зацементированная дорожка. Над водой – небольшой плотик с поручнями по бокам и даже крючок для ведра и – ничего больше: ни лодки, ни плотика, ни парома. Да и в самом деле – зачем все это, когда рядом мост.

Подавленные, пошли обратно тем же маршрутом, что шли сюда. От тоннеля по той же траншее отошли вверх (дорога шла немного в гору) метров 60. Решили отдохнуть. Очень уж приветливым было утро: на земле и на ветвях деревьев лежал снежок, сзади из-за реки всходило теплое ласковое солнце. Какая прелесть! Если б не война, если б до родного дома было не две тысячи верст, если б желудок не был пуст, если б не враги вокруг. Несмотря на неудачи последнего времени, несмотря на эти «если б», я с удивлением обнаружил, что мы еще не разучились видеть и чувствовать прекрасное.

В одном месте прямо над обрывом траншеи осталась не спиленной старая, но еще крепкая сосна. Видать рабочие, что прокладывали эту траншею, пожалели ее. И половина корней этой сосны осталась сбоку под землей. С противоположной стороны остался только один толстый корень. Он висел в воздухе и почти доходил до противоположной стенки траншеи. Но здесь для удобства прохода он был спилен. Остался узенький проход сантиметров 50 в поперечнике.

289

Мишка сел на землю спиной к сосне, я – на толстый корень, прислонился к нему боком.

И вдруг! Ох уж это вдруг! Я увидел, как по траншее прямо к нам идет немецкий офицер (лейтенант) с пистолетом на поясе. Среднего роста, еще не старый. За ним в двух метрах от него, принюхиваясь к следам, трусила овчарка. В правой руке он держал небольшой – 30-40 см – сучек. В конце его под острым углом две коротких –3-4 см – рогульки. У нас на Урале подобное орудие называют «мутовкой». С ее помощью сбивают сметану для получения сливочного масла. Вращая сучек на пальце, лейтенант медленно приближался к нам. Я ткнул Мишку локтем в бок. Он, видимо, дремал, вздрогнул и замер. Страха, который лишает человека воли к действию, я не испытывал. В голове сплошным вихрем крутились самые разные мысли: «Видит ли он нас? Конечно. Но собака... Почему она никак не реагирует на наше присутствие – нюхает след? А чего его нюхать: от нас за версту несет черт его знает чем. Я не помню, когда в последний раз мылся в бане».

Ситуация усложняется… Лейтенант совсем близко. Нас двое, он один. Что делать? Бежать? Но у него собака, и он вооружен. Схватка неизбежна. А как поведет себя Тикотский?

До нас 5... 3 шага. Чувствую, как непроизвольно напрягается тело для броска, как у спринтера перед стартом.

А лейтенант, не переставая вращать «мутовку», спокойно обходит обрубленный конец корня, на котором я сижу, и идет по траншее дальше. Собака за ним. «Заходит нам в спину, - подумал я. - Сейчас все начнется». У Мишки не выдерживают нервы. Он ложится на снег и ужом ползет в сторону ближайшего кустарника. Я медленно, из-за сосны, поворачиваю голову вслед уходящему лейтенанту. А он (вот нервы!), не прекращая крутить на пальце сучек, спокойно заходит в туннель.

Я вслед за Мишкой тоже ползу в кусты. Некоторое время молчим, постепенно приходим в себя. Потом начинаем делиться мыслями: «Кто он? Откуда, куда и зачем шел? Нет ли у него сообщников? Что-то тут неспроста...».

Попросив Мишку никуда не уходить, я быстро перемахнул через железную дорогу и спустился к дровянику в надежде еще увидеть лейтенанта. Но – опоздал. А следы остались. После тоннеля лейтенант и собака шли по нашему утреннему следу. И

290