848

Когда мы шли сюда, то договорились держаться по возможности всем вместе, но… не получилось. Сразу же после нашего прихода привели еще одну группу пленных, пришлось потесниться, и все перемешалось. Среди этого столпотворения я пытался отыскать своих друзей – Лыткина, Мазурука, Битченко, Мерзликина, – но тщетно. Вскоре пришел Алекс, быстро отсчитал очередную десятку, указал место, где следовало расположиться. Волею случая в этой десятке я оказался первым. Рядами уже лежали пленные, прибывшие из других лагерей. Моим соседом оказался один из них. Встреча с ним оставила у меня глубокое впечатление, детали которого я помню до сих пор. Это был еще молодой человек выше среднего роста с опухшим от длительного голодания лицом и потухшим взглядом. Мои попытки завязать с ним разговор не увенчались успехом. В этом не было ничего удивительного: по законам лагерной жизни откровенничать с первым попавшимся человеком у нас было не принято.

За ним лежали такие же пленные в самом различном одеянии – молчаливые, инертные доходяги.

Уже под вечер двое пленных, очевидно друзья, принесли соседу пригоршню какого-то зерна. Он достал из кармана шинели небольшую фарфоровую ступку и пестик, какие бывают в химических и медицинских лабораториях, и растер подарок в мелкую крупку, которую небольшими порциями отправил в рот. Ел он не спеша, тщательно пережевывая каждую порцию. Не в силах это видеть, я достал из своего мешка одну галету и передал ему со словами:

– Угощайся. Это тебе.

Подобное творение цивилизации он видел, очевидно, впервые и поэтому не знал, что с ней делать.

– Ешь, это американский солдатский хлеб.

То ли по привычке, то ли чтоб продлить удовольствие, он и с галетой управился не спеша. Глядя на него, я подумал, до какого физического и нравственного самоуничтожения доводит человека голод, – и вспомнил тех доходяг, с которыми мылся в карантинном душе Лодзинского лагеря. Вспомнил и себя, когда рылся в куче гнилой брюквы в поисках более целого плода, чтобы угостить им своего однополчанина – Мордовина. А уже в наши дни,

261

когда вижу, как на помойках валяются куски белого хлеба, всегда внутренне возмущаюсь и вспоминаю то время. Знаю, что многие из моих знакомых называют меня «крохобором», но ничего с этим поделать не могу: грешно это – хлебом разбрасываться.

Меня заинтересовал вопрос – кем был этот угрюмый и молчаливый парень до войны? Но все мои попытки разговорить его успеха не имели. Несмотря на это, у меня сложилось впечатление, что у окружающих он пользовался определенным авторитетом.

Вэтот день случился со мной еще один почти нелепый случай. После событий с соседом я решил немного отдохнуть. Снял свою шинель и, сложив ее в несколько слоев, постелил под себя. Но вскоре обнаружил: все, кто по междурядью проходил мимо, останавливались и с любопытством рассматривали меня – что это за фраер разложился тут в парадном костюме? Я, конечно, понимал, что на фоне серой массы, которая господствовала здесь, я, действительно, выгляжу нелепо. Поэтому оделся в свою старую шинель с отметкой ЗИ на спине и не снимал ее в течение многих дней.

А пленные все прибывали. По-моему, их было уже несколько сотен. Не теряя надежды хоть кого-нибудь встретить из «своих», я обошел все ближайшие междурядья, но тщетно – никого! Тяжелое чувство полного одиночества – одиночества на людях, – постепенно овладело мной больше, чем все остальные невзгоды: холодный бетонный пол, лагерная баланда, спертый воздух, туманное будущее.

Покидать наше лежбище было запрещено, но так как туалет (один на всех) был на улице, то я частенько покидал наше жилище, чтоб глотнуть свежего воздуха и оглянуться вокруг. А смот- реть-то было на что: лагерь был огромен. Вот только некоторые из моих наблюдений. Недалеко от нашего лежбища плотной шеренгой стояли типичные, стандартные бараки, но почему-то без выгульных площадок вокруг. Поэтому было неясно – пустые они или обитаемы, а может зарезервированы для вновь прибывающих пленных.

Вдругом месте стояли бараки, очевидно, временного содержания. В них помещались пленные союзных армий. Здесь их формировали в небольшие группы и без задержки этапировали на

262

запад. Около одного из таких бараков я повстречал небольшую группу американцев. Увидев, что на мне их униформа, они приняли меня за своего и предложили присоединиться к ним. Но я сразу дал понять, что мне с ними не по пути: им – на запад, мне – на восток. А чуть дальше, прямо под открытым небом располагался еще один участок лагерной территории. Он был разгорожен металлическими прутьями на высоту примерно 2 м. В одной из таких клеток находились, по-моему, индусы. Они были в своих национальных одеждах, на головах – белые чалмы. В другой тоже обитали какие-то представители восточного мира – в полосатых, не первой свежести халатах и тоже в чалмах, но не белых. Они с интересом рассматривали нас, мы – их. Все это больше напоминало зверинец, чем место проживания людей. Было интересно и печально одновременно.

Побег

А в нашем лежбище началось нечто вроде эпидемии. Предчувствуя, что в ближайшее время лагерь будут эвакуировать на запад, пленные вдруг начали искать земляков: сибиряков, москвичей, украинцев и т.д. Один из них упорно искал уральцев. Вначале я не обращал на него внимания, но однажды, когда он проходил мимо, я все-таки откликнулся:

–Урал большой. Какой тебя интересует?

–Оренбург, – ответил он.

–Тогда не по пути: я пермяк.

Но чем-то, видимо, я его заинтересовал. Он подошел, спросил имя, военную специальность, давно ли в плену. Я сел, уступив ему место рядом. Это был молодой человек лет под 30, небольшого роста, не худой, с пытливым взглядом, в гражданской одежде. Назвался Володей.

Мы разговорились. В какой-то момент я напрямую спросил

его:

–На пленного ты не похож, как оказался здесь? Не вдаваясь в детали, он кратко ответил:

–Я здесь не один, а с группой вольнонаемных. Работали на одной железнодорожной станции в Польше грузчиками.

263

–Груз-то какой? – поинтересовался я. – Военный?

–Всякий, – уклончиво ответил он.

Яобратил внимание на то, что он умел ловко увильнуть от деталей разговора, и был не так прост, как мне показалось поначалу. Но, несмотря на это, он мне чем-то понравился. Все-таки не одиночество.

А дальнейшие события нарастали, как снежный ком. На следующий день он подошел ко мне и жестом пригласил на улицу, «прогуляться». Это было уже интересно. Мы уселись на ка- кой-то бетонный блок, помолчали.

–Дело вот в чем, – начал он. – Через пару дней будет сформирована большая колонна пленных для эвакуации на запад. Точного места назначения не знаю. Перед отправкой сделают «шмон», так что будь готов к этому.

Язадумался – откуда он все это знает? Нет ли тут подвоха? Надо, пожалуй, быть поосторожней. Помолчав, Володя спросил у меня:

–Уходить думаешь?

–По обстоятельствам.

–Один, или группа есть?

–Была, но в этой толчее все распалось.

Он опять замолчал. Я чувствовал, что он хочет о чем-то спросить, но не решается. Молчал и я. Наконец он произнес:

–Если никого не найдешь, то скажи мне об этом заранее. Я могу подобрать тебе надежных людей. Народ отчаянный, но не очень организованный и не очень грамотный. Надо их возглавить.

–А почему ты для этих целей выбрал именно меня?

–Других я просто не нашел. Посиди тут, с некоторыми из них я сейчас тебя познакомлю.

Он ушел, но вскоре вернулся.

–Сейчас придут человек пять из них.

Идействительно, не доходя до нас метров 15-20, собралась небольшая группа крепких парней. Они вышли как бы покурить,

очем-то оживленно разговаривали, не обращая на нас никакого внимания. «А с конспирацией они знакомы», – подумал я.

264

–Запомни их, – сказал Володя. – В колонне будут сотни людей, легко запутаться.

Все сбылось. На следующий день нас подняли раньше обычного, наспех покормили баландой, велели одеться. Под руководством Алекса и двух его помощников с интервалом в 5 минут небольшими партиями выпускали на улицу. Там группа шакалов быстро и профессионально ощупывала каждого сверху донизу. Далее – проверка рюкзаков. Все делалось в спешке: надо было сформировать колонну из многих сотен пленных. Обысканных выводили за шлагбаум, где, собственно, и происходило формирование самой колонны. Там уже стояли немецкие солдаты, которым предстояло осуществлять охрану на марше.

К полудню все было закончено. По-моему, в колонну вошли все пленные, что находились на «лежбище».

Часов в 12 людской поток тронулся в путь. Шли не быстро. Нас хорошо пасли. Конвойные шли по бокам колонны с интервалом метров 15. За кюветом – несколько бронемашин с двумя пулеметами на каждой. Кроме того, очевидно для связи, – конная полиция и кинологи с овчарками.

Через час пути нам давали небольшой отдых, можно было присесть на обочине. Во время одной из таких передышек меня разыскал Володя. Указав на одного из пожилых конвоиров, попросил находиться около него – это было местом сбора всей нашей группы. Все время, пока мы шли, я постоянно присматривался – как, когда и где лучше всего осуществить побег. И постепенно пришел к выводу, что лучше всего это сделать, когда навстречу колонне, слева, движется какой-либо транспорт и тогда вся колонна смещается вправо до кювета, смешиваясь с конвоем…

Поближе к вечеру Володе удалось собрать почти всю свою команду около меня. Некоторое время мы шли рядом. Он напутствовал меня:

– Бежать надо сегодня, так как скоро будем переходить речку, которую на обратном пути придется форсировать, а это не так-то просто.

И пожелал нам удачи. Видя, что он собирается уходить, я спросил его:

265

–А разве ты не с нами?

–Нет. У меня есть другие дела.

Так я и не узнал, кем он был. Но воспоминания о нем у меня до сих пор самые хорошие.

Начало смеркаться, а колонна все еще двигалась. И тогда я подошел к одному из пареньков из Володиной команды и попросил его пройти немного вперед и сообщить нам, когда навстречу колонне появится машина или что-нибудь вроде. Парень ушел, но не прошло и минуты, как он вернулся обратно.

–Что там?

–Везут пушку с длинным стволом. Пушка отдельно, лафет

отдельно.

Колонна уже начала смещаться вправо. Дальнейшие события произошли несколько суматошно. Я сбросил с плеч свой рюкзак с теплыми вещами и еще кой-каким барахлом, а мои подопечные, не дожидаясь команды, дружно ринулись в ближайшие кусты. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ними. Не без труда вырвался из объятий кустарника и со всех ног бросился прочь. И почти сразу же сзади послышались автоматные очереди. Пригнувшись к земле и виляя вправо-влево, я все дальше и дальше уходил от колонны. Оглянувшись по сторонам, увидел, что не одинок: справа и слева беглецы вроде меня. Впереди виднелся лес – спасение для нас.

Фигура одного из беглецов, что бежал впереди, показалась мне знакомой. Небольшого роста, в серой шинели, на спине болтается рюкзачок. Догоняю и – о чудо! – это был «наш» Михаил Тикотский. Вот уж этого я никак не ожидал. Поскольку наши судьбы в ближайшем будущем будут связаны самым тесным образом, на его характеристике я остановлюсь более подробно.

Михаил Тикотский (в обиходе – просто Мишка) был старше меня года на 2-3. По национальности – еврей, родом из Киева, гражданская специальность – электрик. В войну – стрелок-радист на ДБ-3 (дальний бомбардировщик). В одном из вылетов их самолет был сбит чуть ли не над Берлином. Каким-то чудом он остался жив и оказался в Сагане. В лагере тоже исполнял обязанности электрика. Работал с конвоем. Хорошо говорил по-

266

украински и по-русски, сносно – по-немецки. В нашем коллективе ничем особо не выделялся, вел себя скромно. В числе моих друзей не был…

Но сейчас встрече с ним я обрадовался, и остаток пути до леса мы пробежали рядом. И только достигнув леса и немного отдышавшись, оглянулись назад. Колонна была еще видна. Но сейчас она казалась как бы отдельным самостоятельным организмом со своими законами, поведением и характером. Время от времени до нас долетали автоматные и винтовочные выстрелы, лай собак и приглушенное урчание бронемашин. Мелких деталей было уже не видно, и поэтому казалось, что она как бы извивалась на поворотах. Даже не верилось, что всего лишь несколько минут назад я тоже был в составе этого адского потока. Мишка стоял рядом и тоже, наверное, думал об этом.

Недалеко от опушки была небольшая лощинка. Я предложил Мишке немного передохнуть и с удовольствием растянулся на ее «бровке». Самые разные мысли как-то сразу захватили целиком. Вот долгожданный побег состоялся, я на воле. Нет ни «колючки», ни часовых на вышках, ни охранников. И как-то самопроизвольно возник главный вопрос нашего нового бытия. Если раньше все мечты сводились к побегу – где, как, когда, с кем – то сейчас, естественно, возник новый, не менее важный вопрос: а дальше что? Поход на восток? А сколько дней он продлится? Чем питаться? Про себя удивлялся, почему эти мысли не пришли мне в голову раньше. Ведь должны были.

От подобных размышлений меня отвлек Мишка.

–Вставай. Народ собрался.

–Какой народ?

–Разный.

Оглянувшись, я увидел, что около нас сгруппировалось человек 15 беглецов, в том числе 5 – из группы Володи. Кто-то из них спросил меня:

– Что делать будем?

Я вначале удивился, почему с этим вопросом они обратились ко мне, ведь среди собравшихся были люди и посолидней? А потом решил, что эта инициатива шла от Володиных парней и, подумав, обратился к ним с такими словами:

267

–Вот что, ребята, идти такой большой группой нельзя. Трудно будет маскироваться, организовать питание, принимать решения и так далее. Поэтому нужно разбиться на небольшие группы по 2-3 человека и… идти на восток.

–А где он – восток? Куда идти? Вот что интересует.

Вэто время, в направлении примерно на северо-восток союзники, очевидно, бомбили какой-то объект, и гул от этой бомбежки отдаленно доходил и до нас. Ориентируя присутствующих на этот гул, я сказал:

–Вы слышите этот гул? Это союзники бомбят Берлин (я, наверное, ошибался, но в данной ситуации это было уже несущественно). – Держитесь слева от его звуков.

Уже стемнело, и на небе сквозь разорванные облака то появлялся, то исчезал ковш Большой Медведицы. Указывая на него

ядобавил:

–Вот это созвездие всегда бывает на севере, поэтому держите его на левой руке (и даже показал, как это надо делать), – а днем – по солнцу: восход на востоке, закат – на западе.

–А если ничего не будет видно?

–Тогда на чутье. Другого не знаю.

Присутствующие стали постепенно расходиться. И тут, среди них, я увидел еще одного из «наших». Это был Костя Корунов. Родом из Бузулука. Ростом с меня. Он был ранен в левую пятку и заметно прихрамывал. Не было у него и рюкзака, да и одет он был не по-зимнему. Не скажу, что это обстоятельство меня обрадовало, но решил, что его придется взять в нашу группу, что вызовет много неудобств. Кроме того, около нас осталось еще два человека, совершенно незнакомых. Как мы узнали, один из них, уже пожилой, был татарин, родиной из Кустаная, второй – киргиз. Оба с рюкзаками. Я сразу спросил их:

– Почему вы ни с кем не ушли?

Татарин отмолчался, а киргиз расплакался самым натуральным образом и сквозь слезы мямлил, что если мы его не возьмем, то он вернется в колонну. Я молчал, не зная как поступить в этой ситуации. Выручил Мишка:

– Да пусть идут. Хрен с ними.

Таким образом, нас стало пятеро. Все молчали. Это был не лучший вариант: осложнялись вопросы питания, замедлялись

268

темпы передвижения. «Неважно все начинается», – подумал я, но все-таки нарочито-бодрым голосом предложил:

–Ну что, тронулись, что ли?..

–Постой, – остановил меня Мишка.

Он долго рылся в своих каких-то карманах и, наконец, вытащил… компас! Да не такой, что продают в «Спорттоварах», а шпионский. Не буду описывать его конструкцию: как-никак это все-таки тайна. Уточнив по нему, где север, где – юг (таковы были его возможности), мы медленно двинулись на восток… в неизвестность.

Шли осторожно, не спеша, вдоль лесной опушки – она пролегала параллельно дороге, по которой только что прошла колонна. К сожалению, опушка кончилась, поэтому пришлось идти по сплошняку. Под утро решили сделать привал. И тут мы встретились с нашими главными проблемами, к решению которых были совершенно не готовы.

Первое – питание. Продукты были только у нас с Мишкой. Их пришлось делить на всех. Мишка сообщил нам, что у него есть сухое молоко. Решили изготовить «молочный напиток» на кипяченой воде. И тут обнаружилось, что ни у меня, ни у Мишки нет ни кастрюль, ни котелков, в которых можно было бы вскипятить воду. «Дурачье, – подумал я. – Каким местом думали раньше?». К счастью, вопрос этот решился просто: наш русский дюралевый солдатский котелок нашелся у «нацменов» – (так мы их стали именовать). Спасибо им.

Второе – вода. На нашем пути попадались небольшие сугробы и даже ручейки. Еще раз – дурачье. Никто об этом не подумал даже. Что ж, всего не предусмотришь.

Без особого труда развели костер, наскребли рыхлого снега

вкотелок, вскипятили молоко. Кружки тоже нашлись у «нацменов». Одну еще изготовили про запас, вскрыв банку американского паштета.

После приема пищи немного оживились. Пора было отдохнуть. Я попросил всех набрать побольше зеленых веток (благо хвойных деревьев вокруг было предостаточно) и использовать их

вкачестве подстилки: не ложиться же прямо на снег… И опять

269

обнаружилось, что ни у меня, ни у Мишки никаких одеял не оказалось. А ведь была возможность обзавестись ими, когда мы собирали теплые вещи в покинутых союзниками бараках. О немцах позаботились, о себе – нет. Дорогой читатель, не судите нас строго за подобное легкомыслие: это, ведь, был наш первый побег, да и лет нам было по двадцать. К счастью, два одеяла нашлось у «нацменов». Я даже подумал, что Бог, наверное, существует. Это он вознаграждает нас за то, что мы не бросили их на произвол судьбы, а включили в свою компанию.

Долго советовались и примерялись – как разместиться на сон. Решили лечь вплотную, чтоб одеял хватило на всех. Менять положение по команде.

Тесно прижавшись друг к другу, не снимая одежды и обуви, два одеяла на всех, мы улеглись на сон грядущий. Но не спалось. Не ошибусь, если скажу, что все думали о том, «что день грядущий нам готовит?». А мне, кроме этого, вспомнились картины детства, юности, первой любви и прочее.

Но волнения последних дней, побег, ночной марш почти без отдыха сделали свое дело и все постепенно задремали – подобную дрему трудно назвать сном. Да и он был коротким, с рассветом все были на ногах. Умывались снегом, без труда развели костер, все расселись вокруг, чтобы согреться. Из наших запасов достали банку паштета (одну на пятерых) и запили горячей сгущенкой – из порошка… Немного посовещавшись, решили опять идти в ночь. Шли по редколесью, сверяя курс по Мишкиному компасу. Но что-то мне внушало тревогу: за лесом и кустарником постоянно слышалось движение машин, слева – далекие и глухие взрывы бомб или еще чего-то – так в летнее время слышно далекую грозу... Вскоре вышли на шоссейную дорогу, которая шла поперек нашего маршрута. За ней – лес и, очевидно, крупная железнодорожная станция – оттуда постоянно раздавались короткие гудки маневрового паровозика. Было ясно, что она доставит нам немало хлопот. Решили обойти ее справа. Шли не спеша: сдерживал прихрамывающий Корунов... Но вскоре услышали колокольный звон и лай собак… Пришлось вернуться обратно. Через некоторое время двинулись по направлению к станции. Мест-

270