915

ются возможные риски, разрабатываются сценарии поведения в кризисной ситуации, производится обучение применения их на практике [202].

Помимо двух специальных служб – МИ-5 и МИ-6, участвующих в реализации стратегии «CONTEST», в борьбу с терроризмом активно включилась созданная в 2006 году новая организация: 15-я антитеррористическая команда по специальным операциям (СТС), предназначенная для борьбы с терроризмом, как на национальном, так и на международном уровне [202].

Несмотря на то, что после взрыва в метро в июле 2005 года сколько-нибудь крупных терактов в Великобритании не наблюдалось, и успехи «Аль-Каиды» (запрещена в России), по оценке официальных источников, признаны как незначительные (что, несомненно, говорит об эффективности антитеррористической системы), «…заявленная властями победа может расцениваться не более чем тактическая» [202].

Относительно достигнутого успеха, мы разделяем точку зрения исследователя Лондонского Университета Э.Сильке, по мнению которого «Победа в любом террористическом конфликте зависит от двух критических факторов» [202].

Первым из них специалисты считают уровень профессионализма разведки, способности засекретить свои планы и раскрыть планы врага, а вторым, не менее, если не более важным фактором признается «психологическая война», или, иначе говоря, «битва за сердца и умы» [202]. «Пока корни терроризма подпитываются обществом, конфликт продолжа-

ется» [202].

Большой исторический опыт борьбы с экстремизмом и терроризмом имеют правоохранительные органы во Франции. Достаточно вспомнить хронологию событий, повлиявших на укрепление и развитие антитеррористического блока

71

встране:

-1961 год. Борьба с праворадикальной экстремистской организацией ОАС (Секретная вооруженная организация), в

планах которой было совершение государственного переворота с целью свержения президента Шарля де Голля [89];

-1968 год. Франция охвачена массовыми беспорядками, получившими название «студенческая революция», инспирированными левыми социал-экстремистами;

-начало 70-х годов. Борьба с противоправной деятельностью палестинских террористических групп под идейным руководством известного экстремистского лидера Карлоса Шакала [89];

-1980-е годы. По Франции прокатилась волна терактов, осуществленных исламистскими террористами [89];

-1990-е годы. Наблюдается новый всплеск исламистского терроризма, связанный с противоправной деятельностью алжирских религиозных экстремистов [89].

Среди мер, предпринимаемых правительством Франции по пресечению и локализации террористической опасности, особое место занимает разработанная в 1978 году Концепция государственного реагирования на террористические проявления различного уровня (план vigipirate), которая предусматривает порядка 40 вариантов действий правоохранительных органов, спецслужб и вооруженных сил при чрезвычайных ситуациях, вызванных террористическими проявлениями

[89].Данный план представляет собой комплексную систему мер оперативного реагирования, направленных в первую очередь, на предотвращение террористических акций, и в зависимости от степени угрозы, вводится в «простом» или «усиленном» варианте.

«В «усиленном» варианте планируется широкое задей-

72

ствование подразделений и частей армии, ВВС и ВМС Франции, а также предусматривается частичное мобилизационное развертывание всех вышеуказанных силовых структур» [89]. План vigipirate неоднократно вводился в действие по предупреждению и пресечению террористических актов, связанных с участием Франции в составе коалиционных сил на Ближнем Востоке, и показал свою реальную эффективность.

Последовательную, бескомпромиссную и неуклонно жесткую позицию по отношению к террористам занимают спецслужбы Израиля. Строгость и неотвратимость наказания, которые демонстрирует израильская правоохранительная система, позволяет спецслужбам сдерживать и достаточно успешно противостоять актам террористической агрессии. «В основе тактики израильской спецслужбы «Моссад», лежит реализация превентивных мер силового и специального воздействия на руководство и инфраструктуру экстремистских организаций, а также так называемых ударов возмездия по заказчикам, разработчикам и исполнителям совершенных террористических актов» [89].

Кроме этого, специфика израильского законодательства допускает такие нестандартные формы борьбы с терроризмом, как конфискацию принадлежащей террористам собственности, собственности их ближайших родственников, разрушение с помощью бульдозера их домов, использование специальных методов допроса захваченных террористов [89].

По мнению автора, подобные меры борьбы наделяют спецслужбы неограниченными полномочиями и выводят их из-под контроля общества, что является неприемлемой практикой для правового государства. Однако, как мы полагаем, в условиях переходного периода формирования демократических институтов в России, и с учетом исторически сложившегося менталитета многонационального общества, подобные

73

мерымоглибыприменятьсякаквременныеиисключительные. В целом, накопленный зарубежными странами и их силовыми структурами опыт, как в отношении антитеррористического законодательства, так и в плане применения конкретных приемов и способов антитеррористической борьбы, до-

стоин самого пристального внимания и изучения.

На наш взгляд, вне всякого сомнения, критический анализ чужого опыта позволит более объективно и взвешенно оценить эффективность своей собственной системы контртеррористической безопасности. Борьба с международным терроризмом в его современном радикально-исламистском проявлении, вносит в повестку сотрудничества между странами важный вопрос: Насколько эффективен интеграционный механизм противодействия терроризму, с точки зрения вовлечения специальных служб и координации их деятельности в противостоянии глобальной угрозе международного терроризма? По мнению аналитиков эта проблематика имеет развитие в трех плоскостях: США-НАТО; США-НАТО- Россия; США - страны «третьего мира» [46].

США-НАТО. Страны блока активно участвуют в совместных военных операциях в Ираке, Сирии, Афганистане. Это предполагает высокую степень доверия и взаимодействия по линии спецслужб. Можно предположить, что между силовыми структурами США и НАТО налажены различные каналы обмена информацией. Однако, что касается совместной работы против ячеек исламистов непосредственно в США и Европе, то здесь каждая страна, исходя из специфики и особенностей законодательства, выстраивает собственную стратегию противодействия.

Общими в этой стратегии являются принципы «свободы совести», «свободы убеждений». Такой подход во многом ис-

74

кажает саму суть функционирования на территории европейских стран многочисленных исламистских организаций и существенно снижает результативность работы спецслужб на этапе противодействия экстремистской идеологии. Кроме этого, надо признать и политическую ангажированность секретных служб, только этим можно объяснить, «…что спецслужбы различных европейских стран «закрывают глаза» на незаконную иммиграцию исламистских активистов в соседние страны Европы…» [46]. В этой связи нарочито показательно действуют власти Великобритании, когда игнорируют требования других стран о выдаче лиц, находящихся в розыске за те или иные преступления.

Очевидно, что основной проблемой, которая мешает организовать эффективное взаимодействие даже в рамках США-НАТО – это отсутствие унификации антитеррористического законодательства [46] и, как мы считаем, наличие политического контекста (политика двойных стандартов) в отношении к терроризму и террористам.

Дальнейший процесс интеграции спецслужб в международную систему борьбы с терроризмом требует также изменения представлений о «свободе совести», наличия компетентного экспертного сообщества в аппарате специальных служб, способного на ранних стадиях идентифицировать идеологию джихадистов и не допускать ее распространения [46]. Ничего этого в тандеме США-НАТО нет. Отсюда можно сделать вывод, что уровень взаимодействия в рамках «альянса» вряд ли соответствует степени растущей угрозы глобального терроризма.

США-страны «третьего мира». Речь идет, прежде всего, об арабских странах. По мнению аналитиков, основная проблема в отношениях спецслужб этих стран – тенденция вза-

75

имного недоверия [46]. А это мешает выстроить самодостаточную систему взаимодействия, «… ее и не может быть, – отмечает в своей статье Ю.Б. Щелканов, – пока США и Великобритания отказываются выдавать арабским странам террористов, спокойно живущих на их территории» [46]. Отсутствие взаимного доверия между разведками, кроме глобальных, имеет и чисто ведомственные причины. Например, нежелание раскрывать свою агентуру перед «чужаками». В общем, формат отношений между спецслужбами сводится к «…попыткам получить у партнеров как можно больше информации, при минимуме передачи своей» [46].

Краткий анализ проблем интеграционного характера убеждает нас в том, что как бы успешно ни велась борьба с терроризмом в отдельно взятой стране, она не может обеспечить безоговорочной победы над глобальной угрозой, пока международное сообщество не научится преодолевать барьеры недоверия между спецслужбами стран, пока политическое руководство будет следовать узко национальным интересам и применять политику «двойных стандартов», пока декларативная риторика будет превалировать над созданием понастоящему действенного механизма упреждения и локализации угроз террористического характера.

США-НАТО-Россия. Столкнувшись в 1990-х годах с реальной угрозой терроризма на своей территории, Россия всегда демонстрировала приверженность к объединению усилий коалиции ведущих мировых держав в борьбе с террористической агрессией. Началом сотрудничества в этой сфере по линии Россия-НАТО можно считать подписание в 1997 году акта о взаимных отношениях между Россией и «альянсом», обе стороны «исходят из того, что общая цель – укрепление безопасности и стабильности в евроатлантическом регионе во

76

благо всех стран – требует ответа на новые риски и вызовы, такие как агрессивный национализм, распространение ядерного, биологического и химического оружия, терроризм…» [74]. Очевидно, что хотя тема терроризма и фигурировала в программных документах, определяющих взаимоотношения России и НАТО, до 2001 года она не имела первостепенного значения.

Как отмечает А.А.Бартош, «…по данным Парламентской ассамблеи НАТО, в период с первого заседания Совместного Постоянного Совета Россия-НАТО в июле 1997 года и до сентября 2001 года вопросы борьбы с терроризмом рассматривались в общем плане и лишь на двух из 52 заседаний эта тема ставилась в прямой постановке…» [28].

Ситуация начинает конструктивно меняться после трагических событий 11 сентября 2001 года, которые способствовали трансформации отношений между Российской Федерацией и НАТО, особенно в сфере противодействия терроризму. Так, в 2002 году Россией и НАТО была подписана Римская декларация, и на постоянной основе образован Совет Россия-НАТО, что обеспечивало более тесное взаимодействие в сфере безопасности и противодействия новым вызовам и угрозам. Согласно этому документу, терроризм стал важнейшим направлением для сотрудничества между Россией и НАТО. Субъекты договорились «укреплять сотрудничество на основании многопланового подхода, включая совместные оценки угрозы терроризма для безопасности в евроатлантическом регионе…» [74].

Несмотря на то, что документ не носил обязательного характера, все-таки это был еще один шаг по пути сотрудничества в области борьбы с терроризмом. А в 2004 году министры иностранных дел Совета Россия-НАТО утвердили План

77

действий Совета Россия-НАТО по терроризму, своего рода «дорожную карту», где стороны договорились сотрудничать по следующим направлениям:

-предотвращение терроризма;

-борьба с террористической деятельностью;

-устранение последствий террористических акций [61]. Хронология наиболее значимых событий такого сотруд-

ничества ограничена периодом примерно до 2014 года.

Так, в 2003 году Россия поддержала операцию коалиции по борьбе с терроризмом в Афганистане. В 2005 году СРН был инициирован проект обучения и подготовки персонала из Афганистана и стран Центральной Азии по борьбе с преступностью и наркотрафиком. В 2008 году стартовал проект транзита грузов НАТО через территорию Российской Федерации для стран – участниц Международных сил содействия безопасности в Афганистане [74].

Вмарте 2012 года под эгидой Совета Россия-НАТО, в штаб-квартире Северо-Атлантического блока состоялись первые военно-гражданские командно-штабные учения по контртеррористической деятельности [74].

Кроме того, в рамках СРН регулярно происходит обмен соответствующей информацией, проводятся консультации по вопросам в сфере борьбы с терроризмом [74].

Всоответствии с договоренностями о совместном использовании воздушного пространства, была создана система обмена информацией для обеспечения транспарентности воздушного пространства и раннего предупреждения о подозрительных действиях в небе [74].

Втечение нескольких лет Военно-Морской Флот России содействовал НАТО в проведении антитеррористической операции в Средиземном море под названием «Активное уча-

78

стие» [74].

2014 год характеризуется резким обострением политических противоречий между участниками партнерства США- НАТО-Россия. Как пишет Е. Степанова, «основные институциональные механизмы российско-американского сотрудничества в противодействии терроризму были свернуты или заморожены Соединенными Штатами в ответ на действия России по кризису на Украине» [176]. Та же участь постигла взаимодействие России в рамках формата Россия-НАТО и Группы контртеррористических действий «Большой восьмерки»

[176].

На наш взгляд, взаимодействие по терроризму в трехстороннем формате США-НАТО-Россия не могут стать прочной основой для долгосрочных отношений. Вопрос борьбы с терроризмом всегда будет лишь частью общей повестки дня, которую формируют другие приоритеты. Например: расширение НАТО на Восток и в страны постсоветского пространства; размещение элементов ПРО в государствах Восточной Европы; позиция США по Ираку и Сирии; разногласия по теме Украины и Крыма и др.

Кроме этого, в последнее время, по мнению экспертов, «в западном нарративе Россия принципиально исключается из числа партнеров по борьбе с терроризмом» [91]. Утверждается, что «...США и Запад в целом вполне могут бороться с террористами и без России. Более того, Россия все в большей степени сама позиционируется как источник угрозы. Пока слово «терроризм» в отношении Москвы произносится робко, но дело идет к качественной смене дискурса, в котором России, уготована роль изгоя» [91].

Обобщенный анализ трехсторонних отношений США- НАТО-Россия позволяет резюмировать буквально следую-

79

щее: сложившийся в силу ряда политических противоречий статус-кво между странами-участниками трехстороннего партнерства не позволяет им в ближайшей перспективе эффективно интегрироваться в международную антитеррористическую систему. Однако, как мы считаем, имеющиеся противоречия не исключают контактов спецслужб странпартнеров по конкретным региональным проблемам, представляющим взаимный интерес.

Таким образом, по мнению И. Коротченко, «...мы должны сотрудничать с США и Западом по вопросу международного терроризма там, где это возможно...» [151]. В нашем представлении путь интеграции коалиционных сил международного сообщества в борьбе с глобальной террористической угрозой тернист и полон противоречий как чисто ведомственного (на уровне спецслужб), так и политического характера (на уровне политического руководства стран).

Все это тормозит процесс выработки единых подходов к вопросу прогнозирования, своевременного выявления и локализации террористической агрессии. Разделительной гранью в объединении стран в общенациональный антитеррористический фронт является и само понятие «международный терроризм», который для одних государств − угроза, а для других − способ достижения цели.

Таким образом, на основании анализа обобщенных исторических знаний о явлении, а также проведенной сравнительной оценке признаков терроризма в разрезе современного представления о сути этого явления, авторами были выявлены ранее не известные дифиниционные элементы и интерпретированы в современном контексте как признаки. Причем, обнаруженный эффект ротации признаков во времени по степени значимости, как считают авторы, в социальном плане обусловлен подвижностью формы и разнообразным множе-

80