Глава 2. Турецкое решение восточного вопроса
1. От Мурада II до взятия Константинополя
Османское возрождение к концу царствования Мехмеда I
Султан Мехмед I в последние годы своего царствования потихоньку вернулся к большой политике своего отца Баязида Молниеносного, программе османской экспансии в Европе и в Азии. Последствия разгрома при Анкаре стерлись. И вот в Европе армии Мехмеда I вторглись в Валахию, в Боснию, Венгрию, дошли до Штирии (1416). В Азии огромные куски эмирата Кастамону, включая Тосию и Кангери, были вновь аннексированы.
В Константинополе старый император Мануил II, чье царствование продолжалось (1391–1425), мог упрекнуть себя за то, что не воспользовался вовремя закатом Османской державы, нежданным стечением обстоятельств, сложившимся после битвы при Анкаре. «Будь он мужчиной, — решительно пишет Санудо, — то воспользовался бы паникой турок, чтобы вернуть всю былую греческую территорию». Сказать по правде, у Мануила II никогда не было ни военных сил, ни финансов, необходимых для подобных усилий. Лига, в которой он принял участие в 1403 г. наряду с Венецией, Генуей и родосскими рыцарями, как мы видели, добилась от турок некоторых территориальных уступок и принципа, теоретически неоценимого, свободы проливов. Вот только этот принцип имел силу лишь до тех пор, пока у христианских держав хватало мощи заставлять его соблюдать, а уступки были вызваны упадком турецких вооруженных сил. На следующий день после Анкары последствия Никополя действительно были стерты, и было бы достаточно, чтобы лигу поддержали могущественные в военном отношении христианские державы: Венгрия, германские княжества, Франция. Из-за отсутствия такой коалиции (идея которой предположительно принадлежала двору Карла VI, но он оказался неспособным воплотить ее в жизнь) христианский мир упустил благоприятный момент, и Мехмед I
отделался несколькими небольшими уступками, которые аннулировал в скором времени.
Византийский двор, очевидно, понимал весь масштаб допущенной ошибки. Несмотря на очень дружеские личные отношения между Мануилом II и Мехмедом I, старый василевс искал теперь возможности поддержания равновесия между султаном и его соперниками. В 1419 г. выдававший себя за сына Баязида авантюрист по имени Дюзме Мустафа при поддержке князя Валахии Мирчи поднял мятеж на Дунае. Его поддержал другой турецкий авантюрист Джунаид, претендовавший на происхождение от эмиров Айдына. Разбитые армией Мехмеда I возле Салоник, Дюзме Мустафа и Джунаид укрылись в этом городе, византийский губернатор которого отказался их выдать. По просьбе султана Дюзме Мустафа был лишь интернирован императором Мануилом II на острове Лемнос, а Джунаид — в одном из константинопольских монастырей. Так Мануил II держал в резерве османского претендента, чтобы в случае необходимости противопоставить его султану и спровоцировать новые расколы во враждебной державе.
Мурад II и возобновление османской экспансии
Когда Мехмеда I сменил его сын Мурад II (1421–1451), Мануил II, как и предполагалось, выставил против него Дюзме Мустафу, которого по-прежнему поддерживал Джунаид. Выступив из Салоник под благосклонным взглядом византийских властей, претендент сначала добился признания в европейской Турции, в то время как у Мурада II остались лишь анатолийские провинции. Войско, отправленное Мурадом II из Бруссы, было разбито Дюзме Мустафой под Сазлы-Дере. Византийцы воспользовались этой османской междоусобицей, чтобы атаковать Галлиполи, ключ к Дарданеллам. Но Дюзме Мустафа скоро почувствовал себя достаточно сильным, чтобы порвать союз с Византией и заставить ее отказаться от притязаний на Галлиполи. Затем он и Джунаид переправились в Малую Азию преследовать Мурада II. Они встретились с ним у Улубада, бывшего Лопадиона, в Вифинии. В ходе боя Джунаид обратился в бегство, а Дюзме Мустафа, оставшийся в одиночестве, был разбит. Он бежал в Адрианополь, был там взят в плен
войсками Мурада II и казнен (1422). Что же касается Джунаида, он добрался до Ионии, где убил эмира Айдына и завладел его территорией. Мурад II не мог надолго оставить его в покое. Султанская армия, разбив войско Джунаида при Акхиссаре, бывшей Тиатире, принудила его самого капитулировать в Гипсела, или Ипсили, на берегу напротив Самоса (1425). Он тоже был обезглавлен.
Стоит отметить, что во время этих битв и походов Мураду II помогали генуэзцы. В 1421 г. один из руководителей генуэзской «Магоны» в Фокее, Джованни Адорно, предоставил в его распоряжение флот и воинский контингент для борьбы с Дюзме Мустафой. В 1425 г. Перчивалле Паллавичини, преемник Адорно в руководстве фокейской конторой, помог Мураду добиться капитуляции Джунаида в Гипселе, которую осадил с моря, тогда как армия султана блокировала замок с суши.
Окончательно овладев всей Османской державой, Мурад II никогда не простил византийцам помощи, оказанной теми его соперникам. Он потребовал от генуэзской колонии в Фокее, которая ни в чем не могла ему отказать, боевые корабли, с которыми намеревался вернуть Галлиполи. Став властелином проливов, он летом 1422 г. осадил Константинополь. Византийцы защищались с мужеством отчаяния; они отразили атаки турок и сожгли их осадные машины. Если поведение хиосских генуэзцев было подозрительным, венецианцы, под руководством своего константинопольского бальи Бенедетто Эмо, приняли активное участие в обороне города. Возможно, снятию осады поспособствовало «византийское золото», переданное при посредничестве визиря-грекофила Ибрагим-паши. Наконец, мятеж одного из братьев Мурада II, которому пришлось идти подавлять в Изник (Никею), оказался счастливой случайностью, позволившей султану не потерять лица.
Тогда Мурад II обратился против Мореи, куда в следующем году отправил в опустошительный поход своего полководца Турахан-бея. Тот атаковал стену Гексамилиона, защищавшую Коринфский перешеек (21 мая 1423 г.), овладел ею и страшно разорил византийский деспотат Мистру, которым в то время правил Феодор II Палеолог[367].
В Константинополе император Мануил II, старый и парализованный, перед смертью сделал соправителем своего старшего сына Иоанна VIII, который будет царствовать в Византийской империи
с 1425 по 1448 г. В действительности, как мы убедились, империя теперь ограничивалась Константинополем с его округой, несколькими портами на Черном море, такими как Анхиалос (к северу от Бургаса) и Месембрия (Мисиврия), без владений в глубине суши, а также деспотатом Морея. Да и то, чтобы сохранить Месембрию и черноморские порты, Иоанну VIII приходилось платить Мураду II дань в 300 тысяч аспров[368]. Что же касается Фессалоник (нынешних Салоник), император Мануил II сделал их губернаторством для одного из своих сыновей, Андроника, но в 1423 г. Мурад II осадил город. Жители, считая, что пропали, решили передаться под власть Венецианской республики, которую считали единственной способной их защитить силой. Андроник согласился с таким решением и за 50 тысяч дукатов уступил Республике Святого Марка город (насчитывавший тогда 30 тысяч жителей) и его территорию (1423). Венецианцы тотчас оккупировали Салоники и соседние города, в частности Платанею и Кассандрию, в Халкидике.
Мурад, уверенный, что возьмет Салоники со дня на день, был в ярости от того, что его опередили и обвели вокруг пальца венецианцы. Лишь в 1427 г. он согласится признать венецианскую оккупацию города. Но и тогда потребует продолжать, как при византийском правлении, выплату ему 10 тысяч аспров дани из доходов города. Кроме того, предполагалось, что в Салониках будет поставлен турецкий судья для разбирательства финансовых споров с жителями — османскими подданными. Но со стороны султана все эти соглашения были обманом для отвода глаз. Три года спустя он внезапно напал на город и, после продолжавшейся 40 или 50 дней осады, отнял его у венецианцев (29 марта 1430 г. по греческим данным, 13 марта по венецианским). Похоже, что греческое население, слабо привязанное к своим новым венецианским господам, плохо сотрудничало с ними.
От горя император Иоанн VIII решил, как когда-то его отец Мануил, отправиться на Запад просить державы латинского обряда об интервенции (1437–1440). Поскольку проповедь крестового похода должна была исходить от папства, он проявил готовность к заключению церковной унии и с этой целью присутствовал на заседаниях Феррарского (1438) и Флорентийского (1439) соборов. Никейский архиепископ Виссарион, будущий кардинал, заставил большинство греческих церковных делегатов и самого императора Иоанна VIII
признать, по крайней мере на словах, римские теологические догмы и главенство папы. Но общий крестовый поход, о котором молил василевс, так никогда и не состоялся. Можно сказать, что в эти решающие годы Запад не выполнил свою миссию; европейские народы, из эгоизма и интеллектуальной лени, допустили «самоубийство Европы».
Тем не менее одно из католических государств, королевство Венгрия, подчинилось папским директивам и организовало крестовый поход за свой счет. После аннексии турками Болгарии и установления вассальной зависимости от них Сербии Венгрия оказалась непосредственной соседкой Османской империи, которая ей угрожала напрямую.
ВВенгрии тогда царствовал шестнадцатилетний король, польский принц Владислав (Уласло) III Ягеллон (1440–1444), которому должен был наследовать ребенок, Владислав (Уласло) Постум (Посмертный) (1444–1457). Настоящим вождем венгерской нации в эти решающие годы был вельможа валашского происхождения, воевода Трансильвании Янош Хуньяди, по-румынски Ион де Инидоара. В 1440 г. турки осадили Белград, входивший тогда в состав Венгерского королевства. Янош Хуньяди заставил их снять осаду. В 1442 г. они под началом Язид-бея вторглись в Трансильванию и осадили Германнштадт (Надьсебен, Сибиу). Хуньяди выступил против них и разгромил неподалеку оттуда, при Сент-Эмерихе (Сант-Имре). На поле боя осталось лежать 20 тысяч турок. Сербский князь Георгий Бранкович, разрывавшийся между своими христианскими симпатиями и вассальными обязательствами перед османами, пришел на помощь венгерскому герою, в благодарность за которую тот прислал ему голову Язид-бея. В том же 1442 г. Хуньяди при Васаге разгромил еще одну османскую армию, командующего которой, Шихаб ад-Дин-пашу, взял в плен.
Виюле 1443 г. Хуньяди и король Владислав Ягеллон перенесли войну на османскую территорию. Перейдя через Дунай в Семендрии, они прошли вверх по долине Моравы, разбили турок возле Ниша и оккупировали Софию. Зимой венгры преодолели Балканы и снова разгромили турок при Яловаче, между Софией и Филиппополем. Дорога на Адрианополь была открыта. Мурад II запросил мира.
Венгерский сейм, заседавший в Сегеде, решил принять предложения султана. Мир был заключен в том же Сегеде, в июле
1444 г., сроком на десять лет. По этому договору Валахия, где правил князь Влад III Дьявол[369], и Сербия с ее князем Георгием Бранковичем переходили из-под османского сюзеренитета под венгерский. Казалось, последствия никопольской катастрофы устранены. Османская волна отхлынула. Христианской реконкисте Балкан, как представлялось, суждена долгая дорога. Мурад II, огорченный своим поражением, удалился в полуизгнание в Магнису, бывшую Магнезию Сипильскую, в Ионию. На самом деле в глазах Мурада договор этот был всего лишь перемирием, позволяющим ему отправиться в Анатолию, чтобы отразить угрозу, создаваемую восточным границам его державы эмиром Карамана.
В Магнезии Мурад II вдруг узнал, что Сегедский договор, едва подписанный, был разорван самими венграми. Узнав об этом договоре, представители папы Евгения IV, его племянник кардинал Кондольмьери и легат Джулиано Чезарини, к которым присоединились представители Венеции и Византии, примчались на сейм умолять его возобновить войну. Несмотря на противодействие Яноша Хуньяди, их мнение восторжествовало, и они даже перетянули на свою сторону самого Яноша. Надо полагать, что христиане во время сегедских переговоров были столь же неискренни, как и Мурад.
Хуньяди и король Владислав Ягеллон, к которым присоединился Влад Валашский, вновь вторглись на османскую территорию со стороны Болгарии и в сентябре 1444 г. осадили приморский город Варну. У них было всего тысяч пятнадцать воинов, потому что сербский князь Георгий Бранкович сохранил сепаратный мир с султаном. Однако они рассчитывали, что у Мурада II, по-прежнему находившегося в Малой Азии, не будет ни времени, ни средств перебросить подкрепления в Европу. Действительно, папа Евгений IV направил к Дарданеллам корабли, которые, соединившись с флотом венецианского адмирала Алевизе Лоредано, должны были помешать султанской армии переправиться через проливы. Но случилось «дьявольское дело», как выражается бургундская хроника Жана де Ваврена: генуэзцы, в очередной раз приняв сторону турок против венецианцев, предоставили Мураду II необходимые корабли.
Хуньяди полагал, что Мурад II все еще в сердце Малой Азии, как вдруг тот молнией налетел на него с сорокатысячным войском. 10 ноября 1444 г. султан ударил на венгров под Варной и, несмотря на
героические атаки их конницы, раздавил их числом. Король Владислав и папский легат остались на поле битвы среди убитых. Бунт янычаров в Адрианополе помешал Мураду в полной мере использовать свою победу и перенести войну в Венгрию (1445). Но Балканы вновь подпали под турецкую гегемонию. Сама Венеция решилась возобновить перемирие с султаном (23 февраля 1446 г.).
Следующий свой удар турки нанесли по византийскому Морейскому деспотату, которым, как мы помним, управляли два брата императора Иоанна VIII, Константин Драгаш[370] и Фома Палеолог. 10 декабря 1446 г. Мурад II штурмом взял Гексамилионскую стену, перегородившую Коринфский перешеек. Он сжег Сикион, опустошил всю Морею до Кларенцы и оставил страну, уводя с собой 60 тысяч пленных. Оба деспота, Константин и Фома, признали себя его данниками.
На перепуганных Балканах лишь один человек не согнулся под этой бурей: албанский вождь Георгий Кастриоти, более известный под именем Скандербег. В юности будущий Скандербег жил в качестве пажа (тич-оглана) при дворе Мурада II, где ему пришлось принять ислам. Сумев затем вернуться на родину, он в 1443 г. поднял восстание в окрестностях крепости Кроя, или Круя. Мурад лично ходил на него походом, но не смог победить (1447).
Янош Хуньяди, ставший в 1444 г. gubernator regni, то есть регентом Венгрии, захотел воспользоваться затруднениями турок на албанском фронте, чтобы возобновить крестовый поход и смыть позор Варны. На этот раз он напал на Османскую империю со стороны Сербии, надеясь, что по его призыву сербы массово поднимутся на борьбу, но сербский князь Георгий Бранкович, выдавший дочь замуж за Мурада II, отказался поддержать его. Тем не менее Хуньяди дошел до Косова поля, уже прославленного разгромом южных славян в 1389 г. Мурад ждал его там со стапятидесятитысячной армией. У Хуньяди было всего 24 тысяч воинов, в том числе 10 тысяч валахов, которые бросили его в разгар сражения. Кроме того, венгерский герой совершил ошибку, не скоординировав свои действия с албанцами Скандербега. Начатая в таких условиях, вторая Косовская битва, продолжавшаяся три дня, превратилась в яростную резню, в которой венгры продемонстрировали чудеса доблести, но, в конце концов, были раздавлены числом (17–19 октября 1448 г.). Турки потеряли 40 тысяч человек.
Эта решающая победа подтвердила бесспорную гегемонию Мурада II на Балканском полуострове. Лишь в горах на западе продолжалось албанское восстание. Он лично осаждал Кройю (1449), но безуспешно. Ему не удалось взять это орлиное гнездо, а после его ухода Скандербег перебил его арьергард в горных ущельях (1450). За этим исключением, результатом деятельности такой незаурядной личности, как албанский герой, и дикого характера его родных гор, а также за исключением доживавших осколков Византии в Константинополе и в Морее, Балканы были покорены.
В это же время Мурад II окончательно аннексировал большинство последних туркоманских эмиратов Малой Азии: Теке в Ликии (1424), Айдын и Ментеше в Ионии и Карии (1425–1426) и Гермиан в Западной Фригии (1428). Эмират Кастамуни или Исфендияр-Оглы в Пафлагонии будет аннексирован только в 1459–1460 гг. уже султаном Мехмедом II, а эмират Караман в Ликаонии в 1466–1467 гг., когда Конью возьмут войска того же султана[371]. В Малой Азии, как и на Балканах, царствование Мурада II стирало последние последствия разгрома при Анкаре и ознаменовало окончательный триумф Османов.
В Константинополе 31 октября 1448 г. умер Иоанн VIII, оставивший свою империю в безнадежном положении. За наследство едва не началась борьба между тремя его братьями, деспотами Морейскими Константином XI и Фомой[372] и Деметриосом, губернатором византийских владений на Черном море. Константин одержал верх благодаря султану Мураду, чья поддержка склонила чашу весов на его сторону. Он вступил в Константинополь 12 марта 1449 г. Что же касается Деметриоса, он разделил с Фомой управление Морейским деспотатом.
Мехмед II и взятие Константинополя
Султан Мурад II умер в Адрианополе в первых числах февраля 1451 г. К тому времени он сделал своим соправителем своего сына Мехмеда, которому было двадцать один год, который наследовал ему (1451–1481) и вошел в историю под именем Мехмед II.
Предвидя скорое нападение нового султана на Константинополь, император Константин ради получения помощи от латинских держав
согласился провозгласить в декабре 1452 г. в соборе Святой Софии формулу Энотикон об унии двух церквей и о примате римского папы, в надежде на помощь от папы Николая V. Но непримиримые ортодоксы, вроде монаха и будущего патриарха Геннадия, он же Георгий Схоларий, громогласно возмущались этой моральной капитуляцией. Некоторые, вроде Луки Нотараса, одного из высших церковных иерархов Византии, дошли до того, что говорили: «Лучше видеть в Константинополе турецкий тюрбан, чем латинскую митру!»
Мехмед II решил завоевать Константинополь. Для того чтобы его изолировать, он заключил мир с регентом Венгрии Яношем Хуньяди и продлил перемирия с Венецианской и Генуэзской республиками[373], родосскими рыцарями, албанским вождем Скандербегом и даже с деспотами Морейскими, Фомой и Деметриосом Палеологами, братьями императора Константина.
Для обеспечения блокады Константинополя султан Баязид когда-то построил на азиатском берегу Босфора форт Анатолихиссар. Мехмед II возвел на европейском берегу, севернее великого города, крепость Румилихиссар, которая была завершена к концу августа 1452 г. и артиллерия которой должна была помешать итальянским эскадрам пройти через проливы. Венецианский капитан Антонио Риццо, попытавшийся прорваться силой, был посажен турками на кол (26 ноября).
Константин слал отчаянные призывы к регенту Венгрии Яношу Хуньяди и Венецианской республике. Хуньяди, в чьей преданности идее «христианской солидарности» невозможно усомниться, непонятно почему упустил время. Венецианцы же снарядили прекрасную эскадру из десяти галер под командованием Джакопо Лоредано, которая, возможно, спасла бы город, но задержалась в пути и пришла слишком поздно. Европа предоставила последних византийцев их участи.
По крайней мере, латиняне — постоянные жители осажденного города — исполнили свой долг. Пять венецианских галер под командованием Габриеле Тревизано, три торговые и две боевые, следовали через Босфор. Венецианский бальи Джироламо Минотто взял на себя ответственность задержать их, чтобы использовать в обороне (декабрь 1452 г.). 26 января 1453 г. в порт прибыли 400 солдат доблестного генуэзского корсара Джованни Гульельмо Лонго, называемого Джованни Джустиниани, потому что он входил в партию
Джустиниани, или хиосских магонов. Он предложил императору Константину свои услуги и был назначен защищать ворота Святого Романа (ныне Топ-Капу), один из важнейших пунктов обороны, рядом с василевсом. Вместе с Константином он станет пламенной душой обороны. Другому генуэзскому капитану, Маурицио Каттанео, который 20 апреля с тремя кораблями своей нации и одним греческим прорвался через турецкий флот в Золотой Рог, была поручена оборона ворот, называемых Селимбрийскими (Силиври-Капусси). Венецианский бальи Джироламо Минотто осуществлял оборону не менее важного сектора на северо-западе города, рядом с Эвдомским и Влахернским дворцами. Капитан венецианского галерного флота Габриеле Тревизано оборонял вход в Золотой Рог от современного Дворцового мыса (Сарайбуйну) до Императорских ворот.
Мехмед II располагал мощной артиллерией, по большей части отлитой для него христианами-ренегатами, в том числе гигантской пушкой, которую он перевез из Адрианополя к Константинополю в феврале 1453 г. и которая, перепугав осажденных своими снарядами, разорвалась, убив собственного создателя. Тем не менее очевидцы выделяют роль турецкой артиллерии во взятии города. С апреля 1453 г. султан окружил город с суши «огромной армией», численность которой в различных источниках варьируется от 150 до 265 тысяч человек и даже больше. По оценке Барбаро, очевидца событий, морскую блокаду осуществляло 140 турецких кораблей, из них 12 больших галер, но, несмотря на их численное превосходство, 20 апреля они так и не смогли преградить путь в порт четырем кораблям, приведенным генуэзцем Маурицио Каттанео. Морской бой, данный по этому поводу и ставший блестящим успехом маленькой итало-византийской эскадры, доказывает, что, если бы большой венециано-неаполитано-папский флот, которого с нетерпением ожидали осажденные, успел прийти вовремя и доставить подкрепления, Константинополь мог бы быть спасен.
Чтобы преградить турецким кораблям доступ в порт, Константин 3 апреля приказал натянуть, под руководством венецианца Бартоломео Солиго, огромную цепь, которая шла от башни Святого Евгения (возле Старого Дворцового мыса) до башни Галатского креста. Но если на море оборона, несмотря на численное превосходство противника, выглядела прилично, на суше это превосходство оказалось таким, что
город был уже обречен. Гражданское население Константинополя, хотя и несколько сократилось, все еще составляло 150 тысяч душ. При упадке военного дела в Византии в последнее время, численность византийской армии не превышала скромной цифры в 4973 человека. Прибавим к этому 400 генуэзских солдат, приведенных Джустиниани, и еще 1600 иностранных бойцов, в том числе из венецианской колонии под командованием ее отважного бальи Минотто. Этой горстке людей предстояло проявить чудеса героизма и, в отсутствие сил западных держав, спасти хотя бы честь Европы.
Их метрополии бросили этих последних «крестоносцев» на произвол судьбы. Если венецианская колония Константинополя сделала даже больше, чем требовал от нее долг, Венецианская республика, которая, как и Венгрия, была больше всех заинтересована в спасении Византии, так же как и Венгрия, не отправила вовремя необходимые подкрепления. Повторяем: не вызывает сомнений, что прибытие в Дарданеллы венецианской эскадры и военная демонстрация венгров на Дунае могли бы заставить султана отложить его попытку. Что же касается генуэзцев, их поведение было еще более нерешительным. Генуя, как мы знаем, владела предместьем Пера-Галата, где ее колония образовала настоящее автономное сообщество. Во время осады Константинополя это сообщество заявило о нейтралитете между турками и византийцами. Генуэзцы Перы проявляли дружелюбие к турецкой армии и при случае снабжали ее съестными припасами. Тем не менее чувство христианской солидарности сработало, несмотря ни на что, и часто случалось, что генуэзцы из Перы, воспользовавшись ночью, пробирались в Константинополь, где сражались в рядах греков. Султану об этом сообщали, но он притворялся, будто ничего не знает. Если бы он пригрозил генуэзской колонии в Пере санкциями за нарушение официального нейтралитета, Генуэзская республика и стоявший за ней герцог Миланский Франческо Алессандро Сфорца не преминули бы отправить в Константинополь эскадру и подкрепления, что, очевидно, вынудило бы турок снять осаду.
После турецкой неудачи на море 20 апреля великий визирь Халил, ведший с византийцами переговоры, посоветовал Мехмеду II заключить перемирие. Султан не пожелал его слушать. Поскольку знаменитая железная цепь преграждала его кораблям доступ в Золотой Рог, он решил перевести их туда посуху. Ценой огромных трудов он
вытащил их на сушу и на деревянных катках, предварительно смазанных салом, «перекатил» за Перу, в точку между Кабатачем и Долма-Бахче на Босфоре, до современных арсенала и военного порта на Золотом Роге. Операция, несмотря на сложность, была успешно проведена за один день и ночь (22 апреля). На следующее утро османский флот выстроился напротив Влахернского дворца.
Все хронисты пишут об удивлении и ужасе осажденных по этому поводу. 24 апреля по инициативе венецианцев был созван военный совет для поиска способов уничтожения вражеских кораблей. Отважный итальянский моряк Джакомо Коко, командовавший галерой из Трапезунда, предложил ночью отправиться поджечь их. Что тогда произошло? По сведениям венецианского хрониста Барбаро и, что еще важнее, по свидетельствам очевидцев, греческих хронистов Дуки и Критовула, эту попытку провалили генуэзцы из Перы. По словам Барбаро, генуэзский подеста Перы Анджело Джованни Ломеллино заранее предупредил Мехмеда II. В это же время генуэзцы из Перы будто бы уговорили руководителей обороны отложить намеченную акцию. Однако она имела шансы на успех только при условии внезапности. Попытка была предпринята ночью 28 апреля. В ней вместе с Джакомо Коко участвовали еще два венецианских капитана, Сильвестро Тревизано и Джироламо Морозини, с двумя легкими кораблями, сопровождаемыми брандерами. Но своевременно предупрежденный турецкий флот потопил корабль Джакомо Коко и сорвал акцию.
23 мая Мехмед II сделал осажденным последнее предложение: Константин сдает Константинополь, после чего может удалиться в Морею со всеми, кто пожелает за ним следовать, и мирно царствовать там под османским сюзеренитетом. Последний василевс благородно отказался.
Очевидно, что даже в этот момент военная демонстрация венгров на Дунае или прибытие вспомогательной эскадры побудили бы султана снять осаду. На деле папско-венецианский флот из трех десятков кораблей под командованием Джакопо Лоредано собрался частично на Эвбее, частично на Хиосе, но его удерживали встречные ветры, а адмирал как будто не понимал серьезности момента. На военном совете, состоявшемся 26–27 мая, албанский ренегат Заган убедил Мехмеда II в том, что континентальные державы наверняка не станут
вмешиваться, зато возможен подход крупного христианского флота, изза чего необходимо как можно скорее начать штурм.
День 28 мая прошел для обеих сторон в приготовлениях, военных и религиозных. В турецком лагере проповедь джихада, мусульманской священной войны, довела экзальтацию до высшей точки. В Константинополе император Константин со всем своим двором, со всем греческим и латинским духовенством в последний раз принял причастие в соборе Святой Софии. В ночь с 28 на 29 мая, около двух часов утра, турки ринулись на штурм. Две первых волны были отброшены благодаря героизму греческих и итальянских защитников города, воодушевляемых их главными вождями, среди которых выделялись император Константин, генуэзский капитан Джованни Джустиниани и венецианский капитан Габриеле Тревизано.
С рассветом Мехмед II начал третий штурм, на сей раз силами янычар и других отборных войск. Главный удар турки наносили по долине реки Ликос и на ворота Святого Романа (Топ-Капу), обороняемые лично императором Константином и Джованни Джустиниани. Но Джустиниани был тяжело ранен (он умрет через два дня) и, покинув поле сражения, удалился на свой корабль[374]. Его уход деморализовал защитников. Видя, что они дрогнули, обрадованный султан сам стал во главе новых штурмующих колонн. Стена была преодолена, и янычары ворвались в долину Ликоса. Другие атакующие внезапным ударом захватили Керкопорту, или Цирковые ворота, и овладели сектором от них до Адрианопольских ворот (Эдирне-Капу). Когда все было потеряно, Константин решил красиво умереть. Он спешился, снял с себя знаки императорского достоинства, кроме пурпурных сапог, обнажил меч и бросился в самую гущу схватки. Его нашли в горе трупов по этим самым пурпурным сапогам с золотыми орлами.
Начались резня и грабеж. Итальянские защитники Константинополя, те, кто не успел, подобно мемуаристу Барбаро, вовремя бежать на свои корабли, были перебиты или проданы в рабство. Венецианский бальи Джироламо Минотто, попавший в руки турок, был казнен на следующий день (30 мая). Из греческого гражданского населения более 50 тысяч человек были проданы в рабство. Что же касается культурных ценностей — античные статуи разбивались, древние манускрипты предавались огню, — эти потери