Учебный год 22-23 / pravo_sobstvennosti-1
.pdfЧто касается договоров, из которых следует отсутствие интереса владельца в продолжении владения - отчуждение, аренда, доверительное управление, то их можно квалифицировать как незаконные. Возврат имущества, переданного по таким договорам, происходит в рамках реституции; естественно, реституция затрагивает только стороны сделки (ст. 167 ГК). Собственник же вправе виндицировать имущество, полученное третьим лицом от незаконного владельца по ничтожным договорам, однако срок исковой давности течет по ним с момента утраты владения собственником, точнее, с момента, когда собственник узнал или должен был узнать об утрате владения - своего или законного владения, если имущество передавалось собственником третьим лицам.
Можно также заметить, что собственник, даже и не имея владения, вправе требовать от незаконного владельца полученных им доходов от эксплуатации вещи, а также сумм, выступающих как возмещение стоимости вещи (в том числе в рамках договора страхования). Однако это требование собственника не основано на каком-либо договоре с незаконным владельцем и является внедоговорным.
Кроме распорядительных прав незаконных владельцев, существует проблема защиты владения в публичной сфере. Эта проблема включает в себя взаимоотношения владельцев с уже упомянутыми административными органами - таможенными органами, органами внутренних дел, судебными приставами и иными органами, имеющими право изъятия имущества по различным основаниям, коренящимся в сфере публичного права. Так, следователь вправе изъять вещь, являющуюся вещественным доказательством. Таможенный орган изымает вещи, являющиеся предметом контрабанды или иного таможенного нарушения. Судебный пристав изымает имущество, подлежащее взысканию.
Общим для всех этих юридических ситуаций является следующее.
Во-первых, право изъятия имущества не может быть каким-либо гражданским правом и имеет своим источником административную компетенцию, позволяющую осуществлять правомерное насилие в отношении владельца (ведь без силы, как уже говорилось, владение не может быть ни получено, ни продолжено).
Во-вторых, административный орган, имеющий право (компетенцию) изъятия вещи, не может, как уже говорилось, считаться законным владельцем в смысле ст. 305 ГК РФ и вообще в сфере частного права как потому, что ему не представлен виндикационный иск, в котором он, кстати, и не нуждается, так как имеет более простые и действенные юридические средства против владельца, так и потому, что никак не связан в своем праве (компетенции) с собственником и его компетенция не производна от права собственности. Меры по изъятию имущества, осуществляемые административными органами, не являются мерами защиты гражданского права.
В-третьих, административный орган не может иметь собственного интереса в имуществе и в принципе не имеет владельческой защиты, тем более - защиты права, как об этом уже говорилось. Насильственные посягательства против административных органов отражаются не владельческими средствами и не в порядке самозащиты, а полицейскими средствами, данными им в силу компетенции.
В-четвертых, компетенция административных органов по изъятию имущества возникает вместе с определенным юридическим актом (например, возбуждением исполнительного или административного производства, уголовного дела) и прекращается соответствующим актом (обычно - прекращением соответствующего производства), после чего отпадают основания для изъятия имущества и оно должно быть возвращено владельцу.
Пренебрежение владением и снисходительное отношение к несанкционированному и бессмысленному насилию, вообще характерное для отечественного уклада, в сфере взаимоотношений владельцев и административных органов проявилось в неоправданно широком полицейском вмешательстве в сферу владения. В частности, поводом для изъятия имущества становились таможенные нарушения, совершенные третьими лицами, долги бывшего собственника, ранее совершенные хищения имущества. Во многих случаях
71
административное изъятие мотивировалось не защитой права собственности (таких функций вообще нет у государственных органов, действующих по своей инициативе), а отсутствием права на имущество у владельца, хотя таких функций административные органы также не имеют. Неявным образом проявлялась вполне патриархальная идея восполнения государством отсутствующего или бездействующего собственника, позволяющая все, что возможно, "отписать на государя".
Интересно сопоставить российскую практику с правилами, сформулированными английским судом в деле "Costello v. Chief Constable of Derbyshire Constabulary". Полиция,
подозревая, что автомобиль "Форд эскорт" был похищен Костелло или с его ведома, изъяла у него этот автомобиль в июле 1996 г. (Костелло не мог доказать свое право собственности). При этом полиция опиралась на предоставленное ей законом (в частности, законами о статусе полиции и о доказательствах по уголовным делам) право задержания и изъятия вещей. К январю 1997 г. установленные законом цели изъятия были исчерпаны, однако полиция отказалась возвращать автомобиль. Костелло обратился с иском об истребовании автомобиля.
Позиция полиции (ответчика) была основана на двух тезисах: 1) никакого владельческого или иного титула не имеется у вора или последующего получателя похищенного имущества, следовательно, полиция не обязана возвращать автомобиль Костелло, но только действительному собственнику или его правопреемникам; 2) даже если владельческий титул принадлежит вору или последующему получателю, то тем не менее у полиции нет обязанности вернуть похищенное вору или приобретателю этого имущества.
Эти доводы защиты были убедительно опровергнуты судом. При этом суд ссылался также на дело "Webb v. Chief Constable of Merseyside Police". Это дело возникло в связи с тем, что полиция, изъяв у истца деньги, предположительно полученные от наркоторговли, и не сумев привлечь истца к ответственности, деньги тем не менее конфисковала. Апелляционный суд признал за истцом право на возврат денег. В деле Вэбба были сформулированы правила: "1) факт владения дарует владельческий титул, даже если владение было получено противозаконно или по незаконной сделке; 2) владельческий титул, как бы слаб он ни был, может уступить только тому лицу, кто может доказать лучший титул; 3) установленные законом права полиции просто лишают "собственника" ("owner" <1>) владения на период узаконенного удержания, так что в конце этого периода полиция обязана вернуть изъятое имущество "собственнику", независимо от тех соображений публичной политики, что результаты преступной деятельности не должны возвращаться преступнику".
--------------------------------
<1> Кавычки - в оригинале. - Примеч. авт.
Суд по делу Костелло дополнительно указал, что норма закона, позволяющая ответчику сослаться на то, что третье лицо имеет более сильное право, чем право истца, применима лишь к тем случаям, когда такое третье лицо известно. Кроме того, суд указал, что полиция лишь тогда вправе отказаться от возврата изъятого имущества, когда само по себе такое владение является противозаконным либо когда запрещено передавать такое имущество <1>.
--------------------------------
<1> Указываются в качестве примеров наркотики или оружие при отсутствии разрешения.
Можно, следовательно, заключить, что английским правом выработан подход, отрицающий за полицией право на удержание имущества после того, как отпали те цели, которые в силу закона дают полиции право на изъятие того или иного имущества, например, в качестве доказательств. Г. Баттерсби заключает, что суд совершенно прав, отрицая право полиции на "неограниченное удержание" изъятого <1>.
72
--------------------------------
<1> Battersby Gr. Acquiring Title by Theft // The Modern Law Review. 2002. July. P. 606 - 607.
Нужно заметить, что существующий в английском праве принцип, согласно которому предшествующий владелец всегда сильнее последующего <1> (об этом принципе пишет в приведенной работе Г. Баттерсби), значительно упрощает обоснование владельческой защиты против полиции, так как полиция, изъяв имущество у владельца, в любом случае оказывается в позиции последующего владельца, заведомо более слабой. Тем не менее приведенные нормы английского права содержат и доводы, относимые исключительно к квалификации владения имуществом полицией. Нельзя не согласиться с тем, что такое владение ограничено только тем сроком, в течение которого должны быть достигнуты те цели, которые и обеспечиваются изъятием имущества, и что, стало быть, за пределами этих целей владение полиции утрачивает основания. Верно и вытекающее из этого суждение, что владение полиции не может быть неограниченным.
--------------------------------
<1> В Средние века Плацентин сформулировал ряд презумпций, среди которых наряду с презумпцией собственности в лице владельца было и правило, что всякое раннее владение предпочитается новому и новое предполагается порочным, пока противное не будет доказано (Никонов С.П. Развитие защиты владения в средневековой Европе.
Харьков, 1905. С. 169).
Но в нашем праве отсутствует понятие владельческого титула (в самом широком смысле это можно понимать как признаваемую правом позицию), тем более что английское право понимает владельческий титул исключительно относительно, сравнивая его с иным титулом. А наше право имеет лишь различия законного и незаконного владения, не применимые к сфере действия административных органов, не придавая владению иного юридического содержания.
Поэтому и сопоставление позиций полиции и незаконного владельца, в том числе вора (который в английском праве также имеет владельческий титул), в терминах российского права - это не сопоставление разных владельческих титулов, а выяснение только одного того обстоятельства, что владение полиции не является законным владением.
Конституционный Суд РФ в течение нескольких лет последовательно проводил правило защиты добросовестного приобретателя в такой юридически запущенной сфере, как оборот нерастаможенных и угнанных автомобилей.
В результате ряда определений, в которых КС настаивал на недопустимости лишения владельца имущества лишь по тому основанию, что ранее это имущество являлось предметом незаконных действий третьих лиц, поколебался ранее бесспорный тезис о том, что незаконность приобретения сама по себе является достаточным основанием для имущественных санкций против владельца, даже если они исходят не от собственника, а от публичного органа.
Однако оснований для утверждения, что владение стало полноценным предметом защиты, конечно, еще нет. Во-первых, сам КС обычно апеллирует не к самоценности владения, а к добросовестности владельца, тем самым молчаливо соглашаясь с присущим современному российскому правосознанию негативным отношением к защите владения, независимо от способа его получения, к защите владения как факта. Говорится о "правах добросовестных приобретателей", тогда как на самом деле владение защищается не потому, что это - право, но и тогда, когда оно - не право. Во-вторых, суды без энтузиазма относятся к тенденции защиты владения в практике КС, предельно ограничительно толкуя ее.
Так, один из руководителей Верховного Суда РФ, комментируя Определение КС о защите добросовестных приобретателей нерастаможенных автомобилей, ссылается на то,
73
что действия органов ГИБДД, отказавших в регистрации транспортного средства потому, что обнаруживаются скрытые, измененные, номера агрегатов и узлов, их несоответствие документам на автомобиль, являются правомерными <1>. Это правильно. Однако здесь речь идет о требованиях безопасности, которые не имеют никакого отношения ни к защите владения, ни к законности сделок по приобретению автомашин. Они равным образом касаются и законных, и незаконных владельцев и собственников. Поскольку речь идет о безопасности, то предметом коллизии является, конечно, устранение технической ненадежности автомобиля, а не выяснение его принадлежности. Именно на исключение допуска сомнительных с точки зрения безопасности автомашин и должны быть направлены действия соответствующих органов.
--------------------------------
<1> Чеботарев М. Владеть можно - управлять нельзя // ЭЖ-Юрист. 2006. N 33. С. 1,
4.
Вопрос кажется вполне ясным, однако тревогу вызывает содержащееся в той же публикации заявление, что для наличия у владельца добросовестности требуется проверка "правильности документов именно по таможенному оформлению автомашины, а не поддельные отметки об этом, произведенные некоторыми недобросовестными сотрудниками ГИБДД" <1>.
--------------------------------
<1> Чеботарев М. Владеть можно - управлять нельзя // ЭЖ-Юрист. 2006. N 33. С. 1,
4.
Добрая совесть - понятие, рожденное повседневной жизнью и толкуемое применительно к реалиям этой жизни. И только полное незнание повседневной жизни может позволить появиться мысли, что обычный участник оборота в состоянии узнать таможенную судьбу товара, который он приобретает. Понятно, что оторванное от жизни понимание доброй совести никогда не будет верным.
Причины пренебрежения защитой незаконного владения лежат, как уже говорилось, в сложившемся правопорядке. Юристы лишь обнаруживают свое согласие с этим порядком.
Вот характерный пример. Общество с ограниченной ответственностью "Скорпион", созданное на базе сельского комбината бытовых услуг, т.е., по существу, небольшая мастерская, в свое время упустило возможность для правильной приватизации. К моменту, когда возник спор, приватизировать имущество - несколько небольших зданий - уже было невозможно. Однако общество занимало в одном из близких к Москве районов земельный участок, что и предопределило интерес к имуществу.
Районная администрация, убедившись в отсутствии права собственности на строения и землю, предложила обществу уйти. А когда оно отказалось, сославшись, в частности, на то, что в течение 10 лет вложило большие средства в ремонт и реконструкцию строений, домики внезапно сгорели. Остались только фундаменты. После этого глава районной администрации издал постановление о признании этих фундаментов муниципальной собственностью, вида объекта - незавершенным строительством. Притом что объект незавершенного строительства существенно отличается от недогоревшего дома, потерпевшие были лишены даже возможности заявить этот аргумент в суде.
Понятно, что, если бы районная администрация попыталась виндицировать мастерские, она бы дело проиграла хотя бы из-за пропуска срока исковой давности, который следовало исчислять с 1991 г. К 2003 г., когда возник спор, он уже был безнадежно пропущен. А таким вот образом имущество оказалось изъято.
Когда общество "Скорпион" оспорило постановление о регистрации прав за районной администрацией, суды всех инстанций, включая Высший Арбитражный Суд РФ, ответили им в полном соответствии с законом: оспаривание ненормативного акта по
74
ст. 13 ГК принадлежит субъекту права. Поскольку у истца права нет, его аргументы суд выслушивать не вправе.
Возникает вопрос: неужели владелец в нашей стране настолько бесправен, что можно совершать с ним подобные самоуправные действия без всяких последствий? И мы должны признать, что никакой защиты в нашей стране такие владельцы получить не могут. Можно оспаривать только действия, нарушающие право собственности, а вот оспорить ненормативный акт, затрагивающий объект владения, хотя бы и незаконного, запрещено.
К сожалению, и Конституционный Суд не нашел оснований для вмешательства, сочтя тем самым, что беззащитность владельца перед самоуправством вполне отвечает российской Конституции.
Если сопоставить это дело с делом Костелло, то разница в подходах к защите владения не нуждается в комментариях. То громадное расстояние, которое отделяет понимание и уважение владения в деле ООО "Скорпион" от того, которое имеется в деле Костелло, - это расстояние, отделяющее наше право и наш правопорядок в важнейшей его части от цивилизованного.
Обстоятельства утраты владения для целей виндикации. Незначительный вопрос (хотя для судьбы спора он имел немалое значение), возникший в конкретном деле, показал не только некоторые неясности в понимании механизма действия п. 2 ст. 302 ГК, но и послужил хорошим примером для разграничения права собственности (и вообще права) и владения.
В1998 г. постановлением главы района земельный участок площадью 5,0 га, находившийся в государственной собственности, был изъят из земель оздоровительного комплекса "Сосны", учрежденного федеральным органом власти, с письменного согласия последнего и передан ЗАО "ЮВИ ПЛЮС" для индивидуального жилищного строительства. В период с 1999 по 2000 г. указанный земельный участок был по частям предоставлен постановлениями главы Одинцовского района гражданам для индивидуального жилищного строительства. На основании этих актов гражданами были заключены договоры купли-продажи предоставленных земельных участков. Затем земельные участки отчуждались третьим лицам, на них производилось в установленном порядке строительство.
В2005 г. решением арбитражного суда по иску федерального органа власти акт о передаче земельного участка был признан незаконным, поскольку учреждение не имело права на отчуждение земельного участка в частную собственность.
После этого федеральный орган власти заявил виндикационный иск к владельцам об изъятии земельных участков.
Сразу можно сказать, что раздел участка - это способ прекращения юридического существования вещи, что влечет утрату права собственности и тем самым - утрату возможности виндицировать вещь <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее см.: Скловский К.И. О понятии раздела вещи (земельного участка) // Хозяйство и право. 2006. N 1.
Но в данном деле интересно следующее обстоятельство.
Вполне очевидно, что ответчики, купившие земельные участки не у бывшего собственника и даже не у тех, кто получил землю от бывшего собственника, защищены возражением о доброй совести. Ведь права на участки значились за продавцами по данным ЕГРП, и мерами разумной осмотрительности было никак невозможно установить, что имелся порочный акт о передаче земли для последующего отчуждения частным лицам.
Понимая это, истец сослался на суждение, содержащееся в арбитражном решении, в котором говорилось о том, что учреждение ОК "Сосны" не имело права на отчуждение
75
земельного участка, находившегося в федеральной собственности и не подлежащего приватизации. Тем самым, утверждал истец, преюдициально установлен факт того, что владение утрачено помимо воли собственника.
Обсудим этот аргумент.
Во-первых, никакое суждение о праве, в том числе об отсутствии права, не может считаться утверждением о факте и, следовательно, находится за рамками доказывания. Соответственно, к таким суждениям неприменимы нормы об освобождении от доказывания, как, впрочем, и нормы о возложении бремени доказывания. (Попутно вспомним, что добрая совесть хотя и не факт, но фактическое обстоятельство, одна из характеристик, сторона недействительной сделки (как вина - сторона деликта) и является предметом доказывания, подпадает под нормы о доказывании.) Непосредственный вывод из этого - любое суждение о правах и обязанностях, содержащееся в судебном акте, не может освобождать суд и стороны от необходимости обоснования (а доказывание - только часть обоснования) прав и обязанностей тех же лиц в другом споре, хотя бы и связанном с первым. Впрочем, вывод суда, содержащийся в резолютивной части решения, вступившего в законную силу, обязателен для всех и, в частности, исключает иное решение об уже определенных правах и обязанностях в том же правоотношении (на этом основании и не допускается спор о том же предмете при том же основании).
Во-вторых, истец смешивает здесь два существенных обстоятельства.
Закон предусматривает только один случай, когда имущество может быть изъято от добросовестного приобретателя: если оно похищено у собственника или лица, которому было передано во владение, утрачено ими либо выбыло из их владения иным образом помимо их воли. Очень важно, что закон указывает на собственника, а также на лицо, которое получило владение от собственника (т.е. законного владельца), четко противопоставляя их. Дело в том, что если права на имущество могут быть так или иначе распределены между несколькими лицами (у одного - право собственности, у другого - оперативного управления, у третьего - обязательственные права, скажем, аренды), то владение никогда не распределяется между несколькими владельцами, что отмечал еще Павел <1>. Владение только у одного <2>. Это и отражено в правиле ст. 302 ГК, где говорится об обстоятельствах утраты владения. Именно в этом смысл противопоставления: собственник или владелец. И то, что мы нередко не обращаем на это внимания, объясняется только тем, что обычно сам собственник и осуществляет владение. Но вот тогда, когда собственность имеется у одного лица (органа), а владение без распорядительных прав находится у другого, это противопоставление выходит на первый план. Между тем так всегда бывает с публичным имуществом, да и частное имущество, как только передается собственником иным лицам, также оказывается в том же состоянии.
--------------------------------
<1> Дигесты. 41, 2, 3, 5.
<2> Выше обсуждался вопрос о вариантах интерпретации этого правила применительно, скажем, к аренде земельного участка или иного объекта недвижимости. Но полноценное обсуждение этого предложения предполагает, конечно, понимание правила.
В нашем деле земельный участок находился не во владении собственника, а во владении государственного учреждения ОК "Сосны". Значит, только применительно к воле законного владельца - ОК "Сосны" и следует обсуждать обстоятельства передачи земельного участка в том смысле, как об этом говорится в ст. 302 ГК РФ. По обстоятельствам дела было видно, что владение, осуществлявшееся ОК "Сосны", велось этим учреждением беспрепятственно, хищения у него земельного участка не было, не было и иных актов по самоуправной "заимке" земли.
Передача владения земельным участком была осуществлена по воле ОК "Сосны", что подтверждалось многочисленными письмами и изданными органами учреждения
76
актами. В них прямо выражена воля на передачу владения земельным участком иному органу.
Передача владения отличается от сделки или иного юридического акта именно тем, что является действием фактическим, направленным на передачу имущества от одного лица другому, независимо от юридического основания такой передачи.
Все аргументы, опирающиеся на действительность или недействительность сделок <1> об отчуждении, не могут повлиять на то, что владение передано законным владельцем - ОК "Сосны" по своей воле, поскольку передача владения сама по себе является не сделкой, а фактическим действием, в данном случае - исполнением сделки, и потому не может с ней отождествляться. Передача владения вообще по смыслу ст. 302 ГК не имеет таких качеств, как действительность или недействительность <2>. В рамках нормы ст. 302 ГК обсуждается только одно качество передачи - по воле законного владельца или помимо его воли <3>.
--------------------------------
<1> Недействительность сделки, по которой получено владение, как уже говорилось, необходима для обоснования незаконности владения. Если оспаривается та сделка, по которой истец передал вещь, то лишь для того, чтобы аннулировать и последнюю сделку, по которой ответчик получил владение (в силу действующего в нашем праве принципа каузальности при передаче собственности). Доказывание недействительности получения необходимо, так как иначе сама норма ст. ст. 301 - 302 ГК оказывается неприменимой. Поэтому при обсуждении обстоятельств утраты владения истцом недействительность сделки уже предполагается и отсылки к ней, даже и в том случае, когда была недействительна не только последняя, но и первая сделка, не могут заменить выяснения того, как было утрачено владение.
<2> В тех случаях, когда в теории допускается квалификация исполнения обязательства как сделки, понимается, что такие сделки не могут признаваться недействительными: квалификация их юридического эффекта зависит от иных качеств - является ли такое исполнение надлежащим. Впрочем, для целей п. 2 ст. 302 ГК принятие ненадлежащего исполнения скорее опорочит добрую совесть, чем повлечет вывод, что владение передано против воли владельца. Нужно иметь в виду, что для добросовестного получения владения требуется получение его в порядке надлежащего исполнения. Впрочем, для целей виндикации добрая совесть первого незаконного приобретателя важна лишь тогда, когда он - последний владелец, к которому предъявлен иск, что бывает далеко не всегда; при "цепочке" ничтожных сделок ответчиком будет не то лицо, которое получило вещь от законного владельца (получение вещи от собственника и вовсе исключает виндикацию).
<3> В истории права обсуждаются такие виды утраты владения против воли владельца, кроме кражи и потери, как, скажем, ошибочная замена одних вещей другими. Упоминался и казус, когда вещи унесены водой. Передача вещи по ошибке, впрочем, иногда рассматривалась все же как добровольная утрата владения (Трепицын И.Н. Приобретение движимостей в собственность от лиц, не имеющих права на их отчуждение.
С. 47, 311).
Если очевидно, что владение передано по воле законного владельца, то любые ссылки на арбитражное решение утрачивают смысл.
Внашем случае в судебном акте, на который ссылался истец, утверждается лишь то, что акт о правах на земельный участок был вынесен без наличия на то права, в то же время ничего не говорится о фактических обстоятельствах утраты владения, тогда как для применения п. 2 ст. 302 ГК необходимо доказать именно то, что владение было утрачено против воли законного владельца.
Вэтом деле довольно ясно вырисовывается значение различия между правом собственности, явлением идеальным, и вытекающими из него распорядительными
77
действиями - актами и сделками и владением как фактическим явлением и вытекающими из него фактическими действиями по передаче владения.
Для того чтобы отразить возражение о добросовестности, нужно обратиться только к внешней стороне отношений, только к фактическим обстоятельствам передачи. Имеются в виду как акты насилия, так и иное самоуправство, исключающие волю законного владельца на передачу. Но законность волеизъявления при этом значение утрачивает. Даже установленная незаконность (и недействительность) сделок, совершенных владельцем, не исключает (а чаще предполагает), что владение им передавалось, и передавалось вполне сознательно и мирно.
Как мне кажется, так нужно понимать и высказанное по делу N 10101/05 в Постановлении Президиума ВАС РФ от 7 февраля 2006 г. положение, что имущество выбыло по воле общества, хотя условия продажи не были согласованы с советом директоров общества. Впрочем, в данном деле суд сослался на то, что имелось решение общего собрания общества об одобрении крупной сделки.
В связи с этим Д. Дедов задается вопросом, можно ли считать одобрением согласие общества на продажу без понимания существенных условий этой продажи <1>. На самом деле даже при вполне очевидном отсутствии правового основания для сделки об отчуждении имущество все равно будет считаться выбывшим по воле владельца, если передача осуществлялась владельцем. Для акционерного общества воля владельца на передачу обсуждается по воле исполнительного органа общества, хотя бы он и не был уполномочен на распоряжение имуществом. История права, впрочем, позволяет поставить под сомнение добровольность передачи, если имела место ошибка в вещи: скажем, владелец полагал, что передает одно здание, а фактически переданы два; передавался склад без товаров, а передан с товарами.
--------------------------------
<1> Дедов Д. Некоторые проблемы виндикации и пути их решения // Вестник ВАС РФ. 2006. N 11. С. 9.
Глава 4. ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ КАК СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ УЧЕНИЯ О ВЕЩНОМ ПРАВЕ
§ 1. Учение о вещном праве и праве собственности в России до революции 1917 г.
Хорошо известно, что дореволюционное учение о вещном праве и праве собственности носило весьма стройный характер. Хотя термин "вещное право" в гражданском законодательстве не употреблялся <1>, в качестве его полного аналога во многих статьях ч. 1 т. X Свода законов (ст. 420, прим. 1, ст. ст. 471, 513, 521, 566 и др.) использовался термин "вотчинное право". В правовой литературе и судебной практике понятие "вещное право", напротив, считалось устоявшимся и противопоставлялось понятию "право обязательственное" <2>. Основу учения составляли ряд сложившихся исходных положений, а также взгляды на решение ключевых дискуссионных проблем вещного права.
--------------------------------
<1> Впервые термин "вещное право" нашел отражение в п. 2 ст. 1491 Устава гражданского судопроизводства, но в материальное гражданское законодательство так и не был перенесен.
<2> См., в частности: Синайский В.И. Русское гражданское право. М.: Статут, 2002.
С. 196 - 198, 205 - 207, 243 и след.
1. Содержание и признаки вещного права
78
Одно из исходных положений учения составляли взгляды по вопросу о содержании и признаках вещного права.
Существо вещного права, по мнению большинства дореволюционных юристов, состоит в особом отношении его обладателя к вещи. Непосредственное господство лица над вещью, при котором материальные потребности владельца удовлетворяются только за счет вещи, - вот то, что составляет содержание вещного права <1>. Собственник для того, чтобы использовать вещь, извлекать из нее плоды и доходы, продать и даже уничтожить, в чьем-либо посредничестве не нуждается. "Объектом вещных прав является вещь в материальном значении слова. Этим признаком обусловливается природа вещных прав, возможность вытребовать вещь из чужого владения, притом натурой, а не в виде вознаграждения", - пишет Г.Ф. Шершеневич <2>. Его дополняет К.П. Победоносцев, который подчеркивает, что вещное право "...неразрывно связано с вещью и не отстает от нее, переходит вместе с ней, в чьих руках, в каком бы положении вещь не находилась, прикреплено к ней до тех пор, пока или вещь не уничтожится, или сам хозяин не захочет разорвать свой союз с ней..." <3>. Добавим, что непосредственное господство лица над вещью в практическом плане воплощается в правомочии следования как составной части вещного права и в индивидуальном характере вещи как его объекта.
--------------------------------
<1> См., в частности: Мейер Д.И. Русское гражданское право. Ч. 2. М.: Статут, 1997. С. 3 - 6; Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 1998. С. 192; Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть: Вотчинные права. М.: Статут. С. 189 - 190; Гримм Д.Д. Лекции по догме римского права. СПб., 1909. С. 171; Митюков К.А. Курс римского права. Киев, 1912. С. 78; и др.
<2> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изд. 1907 г.). М., 1995. С. 142.
<3> Победоносцев К.П. Указ. соч. С. 187.
Отличие вещных прав от прав обязательственных представители российской правовой доктрины и практики видели в способе достижения правового результата. Считалось, что в случае с вещными правами лицо, располагая исключительной властью над вещью, само своими действиями достигает цели. При этом все остальные лица несут пассивную обязанность не нарушать вещное право. Напротив, правовой результат в правоотношениях, именуемых обязательственными, достигался не непосредственно, а через требование к обязанному лицу передать вещь, выполнить работу или оказать услугу
<1>.
--------------------------------
<1> См.: Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. М.: Статут, 2003. С. 209; Синайский В.И. Указ. соч. С. 196; Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 140 - 142.
Желание соединить эти два подхода к определению вещных прав весьма заметно в объяснениях В.И. Синайского. Он пишет: "Новая теория конструкции вещного права подчеркивает, что строго юридически вещное право не есть отношение господства лица над вещью, а отношение между управомоченным лицом и всеми третьими лицами по поводу вещей... Правильность этой конструкции следует из того, что право обыкновенно предполагает юридическое отношение, а юридическое отношение возможно лишь между лицами, а не между лицом и вещью. Тем не менее теория эта упускает из внимания, что объективное право очерчивает также в известных пределах размеры воздействия лица на вещь" <1>.
--------------------------------
<1> Синайский В.И. Указ. соч. С. 196 - 197.
Вместе с тем, по единодушному мнению большинства дореволюционных юристов, способ достижения правового результата и структура правовых связей - это те признаки,
79
которые дают возможность разграничивать абсолютные и относительные правоотношения. В этом смысле вещное право, как справедливо отмечает Г.Ф. Шершеневич, является правом абсолютным <1>. От прочих абсолютных прав его отличает наличие в качестве объекта вещи <2>.
--------------------------------
<1> Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 140 - 142.
<2> Таков был устоявшийся взгляд на вещное право и право собственности. Вместе с тем на рубеже XIX - XX столетий был предложен ряд новых правовых теорий, касающихся содержания права собственности. См., например: Нольде А.Э. Новые учения
оправе собственности // Вестник права. 1904. Кн. 7. С. 56 - 101.
Вдореволюционной правовой литературе отмечаются и иные признаки вещных прав по сравнению с обязательственными. К.П. Победоносцев к ним, в частности, относит: 1) свойство "исключительности, преимущества, предпочтения", которым обладает любое вещное право, и отсутствие таковых у обладателя обязательственных прав; 2) наличие вещно-правового иска как способа защиты вещного права и личной защиты в случае нарушения обязательственных прав; 3) ограниченное в рамках существующей правовой системы число вещных прав и неограниченное, по сути, количество прав обязательственных; 4) "строго определенное и замкнутое в своих границах" юридическое содержание вещного права и постоянно меняющееся содержание обязательственного права <1>.
--------------------------------
<1> Победоносцев К.П. Указ. соч. Часть первая. С. 188 - 192.
Чрезвычайно важным предстает еще одно положение, высказанное по поводу разграничения вещных и обязательственных прав профессором К.П. Победоносцевым: "Этим разделением на две категории исчерпывается все содержание права по имуществу. Всякое право по имуществу принадлежит непременно к той или другой категории - есть или право вотчинное, право на вещь, или право личное, право на действие другого лица...
Может случиться, правда, - добавляет К.П. Победоносцев, - что в одном и том же юридическом отношении соединяется вотчинное право с личным требованием... но и в таком случае отношению придается тот или другой характер, т.е. характер вотчинного или личного права, смотря по тому, которая сторона в нем основная, преобладающая; но никакое отдельное право не может быть в одно и то же время и вотчинным, и личным..." <1>.
--------------------------------
<1> Там же. С. 192.
2.Исходные положения о дополнительных признаках
исвойствах права собственности как вещного права
Вучении о признаваемых законом вотчинных (вещных) правах центральное место отводилось праву собственности. Оно именовалось полным, а его содержание раскрывалось в весьма громоздком определении, которое было закреплено в ст. 420 ч. 1 т. X Свода законов. Едва ли существует необходимость приводить данное определение полностью. Важно указать на те дополнительные признаки, которые в соответствии с законом (в том числе с учетом определения, содержавшегося в ст. 420 ч. 1 т. X Свода законов) и судебной практикой отличали его от прочих вещных прав:
1) подчеркивалось, что право собственности есть "...наиболее полное и бесконтрольное право пользования и распоряжения вещью" <1>. В законе данный признак раскрывался посредством известной формулы "...исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться..." имуществом. На необходимость присутствия в составе права собственности широкоизвестной "триады полномочий
80