2. Метафора и метонимия

Исследуя переносные значения в общенародном языке и переносное употребление слов в произведениях художественной литературы, филологи выделили ряд типов переноса названий¹¹⁰. Важнейшими из этих типов можно считать два — метафору и метонимию.

С метафорой (от др.-греч. metaphora 'перенос') мы имеем дело там, где перенос названия с одного предмета на другой осуществляется на основе сходства тех или иных признаков, как это видно в примере с окном или в третьем значении слова зеленый ('неопытный, молодой').

Сходство, лежащее в основе метафорического переноса, может быть «внутренним», т. е. сходством не внешних признаков, а ощущения, впечатления или оценки. Так говорят о теплой встрече, о горячей любви или, напротив, о холодном приеме, о сухом ответе, о кислой мине и горьком упреке.

В основе метонимии (от др.-греч. metоnymia 'переименование') лежат те или иные реальные (а иногда воображаемые) связи между соответствующими предметами или явлениями:

• смежность в пространстве или во времени,

• причинно-следственные связи и т.д.

Например:

аудитория 'помещение для слушания лекций' и 'состав слушателей';

земля 'почва, суша, страна, планета';

вечер в смысле 'собрание, кон­церт' и т.п.;

различные случаи, когда название сосуда используется как мера вещества («съел целую тарелку», «выпил полстакана»).

Очень широко распространены и являются регулярными в самых разных языках метонимические переносы названия

• с процесса на результат (продукт) процесса (кладка, проводка, сообщение),

• на используемый в этом процессе материал (удобрение),

• на производ­ственное помещение (ср. фотография—процесс, продукт процесса и помещение) и т.д.

Синекдоха

Разновидностью метонимии является синекдоха (от др.-греч. synekdoche 'соподразумевание, выражение намеком') —

• перенос названия с части на целое (по латинской формуле pars pro toto 'часть вместо целого'), например с предмета одежды — на человека («он бегал за каждой юбкой»),

• либо с целого класса предметов или явлений на один из подклассов (так называемое «сужение значения»), например машина в значении 'автомобиль'.

Сопоставляя факты полисемии слова в разных языках, мы можем отметить как черты сходства между этими языками, так и ряд интересных различий между ними.

Так, можно отметить ряд метафор, свойственных многим языкам.

Например, глаголы со значением 'схватывать' или 'вмещать' нередко получают значение 'воспринимать, понимать', кроме русск. схватить («ребенок быстро схватывает»), это же наблюдаем в англ. to catch, to grasp, в нем. fassen, шведск., фр. saisir, comprendre, ит. capire, словацк. chdpat' и т.д.

Существительные, обозначающие части человеческого тела, переносно употребляются для похожих предметов — ср. англ. the neck of a bottle 'горлышко бутылки', the leg of a table 'ножка стола' (в русском соответственно используются уменьшительные образования, ср. также различные ручки—дверные и т.п., носик чайника, ушко иголки и т.д.).

Нередко встречаются более или менее регулярные «интернациональные» метонимии,

например язык 'орган в полости рта' - система звуковых знаков, служащих важнейшим средством человеческого общения'; совмещение тех же значений находим в др.-греч. glossa, лат. lingua, фр. langue, англ. tongue (ср. выражение mother tongue 'родной язык'), венг. nyelu, финск. kieli, турецк. dil и др.

Выше рассматривалось русское прилагательное зеленый;те же три значения отмечаем и в нем. gruen; англ. green прибавляет к этим значениям еще одно—'полный сил, бодрый, свежий' (например, а green old age букв. 'зеленая старость', т. е. 'бодрая старость'); фр. vert имеет все значения англ. green плюс еще значение 'вольный, игривый` и некоторые другие.

Немецкое слово Fuchs 'лиса' обозначает не только известное животное и — метонимически — его мех, и не только хитреца, пройдоху, но, в отличие от русского слова лиса, еще и лошадь рыжей масти, человека с рыжими волосами, золотую монету и, наконец (на основании какой-то сейчас уже непонятной ассоциации смыслов), студента-первокурсника.

С другой стороны, переносные значения, присущие русским словам окно и рыба ('вялый человек, флегматик'), не отмечаются словарями для соответствующих слов английского, французского и немецкого языков.

Полисемия¹¹¹ слова не мешает говорящим понимать друг друга. В речевом акте каждый раз реализуется какое-то одно из значений многозначного слова, используется один из его семантических вариантов. Окружающий речевой контекст и сама ситуация общения снимают полисемию и достаточно ясно указывают, какое из значений имеется в виду:

«просторная аудитория» и «требо­вательная аудитория»;

«тихий вечер» и «пойдем на вечер»;

«фотография — ее хобби», «фотография измялась» и «фотография закрыта на обед» и т.п.

Лишь иногда встречаются — или специально создаются ради комического эффекта — случаи, в которых речевое окружение слова и ситуация оказываются недостаточными для снятия полисемии, и тогда возникает

• либо нечаянное недоразумение,

• либо каламбур — сознательная игра слов, построенная на возмож­ности их двоякого понимания.

Нормально же даже небольшого контекста бывает достаточно, чтобы исключить все посторонние для данного случая значения и таким образом на миг превратить многозначное «слово языка» в однозначно используемое «слово в речи».

Полисемия не только снимается контекстом, но и выявляется во всем своем многообразии с помощью постановки слова в разные контексты.

Некоторые считают, что полисемия и порождается контекстом.

Однако очевидно, что слово лиса не потому получило значение 'хитрый человек', что кто-то употребил это слово в одном контексте с человеческим именем (т. е. в предложении типа «Иван Петрович — лиса»).

В принципе полисемия создается общественной потребностью — либо в подходящем названии для нового предмета или явления, либо в новом (например, более экспрессивном) названии для предмета старого, уже как-то обозначавшегося. Общественная потребность широко использует неограниченную способность слов языка получать новые значения.