6. О характере первобытного языка

На основе мнений ученых, исследовавших прежде всего историю языка, можно в общих чертах, гипотетически, но с определенной долей вероятности представить некоторые черты первоначального языка, его фонетическую, грамматическую, содержательную стороны. К сожалению, наука не располагает методом и методиками реконструкции языка первобытного общества, поэтому можно предположить лишь наиболее общие его черты³⁷.

Единицей общения в первоначальную эпоху языка, по общему, можно сказать, признанию, было слово-предложение, т. е. такое синкретическое, нерасчлененное образование, которое совмещало явно не выраженную психологическую двучленность и, с точки зрения современных лингвистических представлений, сочетало в себе в зародыше номинативную и предикативную функции.

Мы попытаемся хотя бы приблизительно представить первоначальный язык, установить те исходные условия и причины, которые в конечном счете из весьма ограниченного количества членораздельных звуков, выражавших близкие к нерасчлененному восприятию мыслительные комплексы, условно называемые словами-предложениями, привели к современным развитым языкам, способным отразить настоящий человеческий мир во всем его много­образии. Свои предположения мы строили на том, что необходимо должно было присутствовать — психологически и лингвистически — в первоначальных актах речи, неинстинктивных и общих, но намеренных и индивидуальных, одновременно рассчитанных на понимание другими участниками речевого общения.

Не будучи расчлененным, слово-предложение, надо думать, заключало в себе определенные зачатки предицирования, поскольку так или иначе соотносило свое содержание с действительностью.

Внутренне слово-предложение включало в себя такие психологические центры, которые соответствовали наиболее типичным реальным отношениям первобытных людей

• между собой,

• между человеком и действительностью (субъект — действие, субъект действие - объект).

О необходимо­сти в общении выражать в языке явно или неявно, т. е. в зачаточной форме, определенные категории еще в древнейших состояниях языка Потебня писал следующее:

«...Язык, обозначающий действия, но лишенный способности обозначать носителя этих действий, не мог бы быть выразителем самого грубого и простого человеческого мышления. Ибо мышление, основанное на самосознании, начинается со способности разлагать восприятие на основные его части, т. е. отделять носителя действия от самого действия и соединять их друг с другом. Такая способность разлагать и слагать была уже присуща сознанию первого человека» (22, с. 89). Об этом пишут и современные исследователи первобытной речи (5, с. 102 и сл.).

Скорее всего, слова-предложения напоминали «психологическую, коммуникацию» А.А. Шахматова, сочетающую психологическую расчлененность, двучлен­ность предложения при ее невыраженности в языковом знаке (23, с. 29 и сл.).

Сочетая в себе номинативные и предикативные функции, слово-предложение представляло собой внутреннее диалектическое противоречие. Выступая внутренним источником движения и развития, это противоречие в конечном итоге приводит к разделению этих функций в знаках и тем самым к расчленению слова-предложения.

Не вступая в дискуссию о том, как выражались в слове-предложении субъект и предикат, укажем на ту точку зрения, которая представляется нам наиболее вероятной.

Субъектом в первобытном слове-предложении надо полагать, выступал сам обозначаемый предмет, предицируемый актуальным его названием-указанием в виде данного слова-предложения.

О таком характере первоначальных слов-предложений писали многие ученые. Так, Г. Пауль утверждал, что первообразования, с которых началось формирование языка, соответствуют цельным чувственным образам и выступают как простейшие предложения, характер которых можно себе представить на примере предложений, состоящих из одного слова, типа:

«Пожар!», «Воры!» и т.п.

«Подобно им,— продолжает Г. Пауль,— первообразования тоже представляют собой, собственно говоря, одно лишь сказуемое, причем в роли подлежащего к нему выступает какое-нибудь чувственное впечатление» (24, с. 223).

О таком характере первоначальных слов-предложений пишет и Г. Шухардт (25, с. 80).

Реальность слова-предложения в эпоху становления человеческого языка доказывается не только изначально не прекращающейся дифференциацией частей речи, предполагающей в весьма отдаленном прошлом их восхождение к определенному нерасчлененному языковому единству, но и несомненной генетической близостью первоначальной вербальной мысли к нерасчлененному чувственному восприятию явлений действительности (Гречко В.А., 2003).

Разумеется, у нас нет оснований отождествлять первобытное слово-предложение с отдельными типами односоставных предложений современных языков; односоставные предложения являются элементами системы, проделавшей многотысячелетний путь развития.

О современных предложениях типа «Пожар!», «Стыд!», «Хорошо!» и т.п. Потебня пишет:

«Они не первообразны, ибо находятся в зависимости от строя нынешнего языка, объясняются этим строем, как его части, вместе с ним предполагают продолжительное развитие языка» (22, с. 85). (361). Но вместе с тем тот же Потебня отмечал характерную черту развития языка и мышления: язык не отбрасывает прошлые достижения мысли, а развивает и углубляет их.

Первобытный язык включал в себя незначительное количество слов-предложений. Об этом могут косвенно свидетельствовать и данные этимологического анализа современных европейских языков. Так, по мнению Потебни, А.Ф. Потта и других ученых, эти языки насчитывают 500—1000 исходных непроизводных корней (2, с. 503).

Надо думать, в первобытном языке слов-предложений было значительно меньше. Вот, например, что пишет о количественном составе слов-предложений древнейшего языка Г. Шухардт:

«Древнейший язык насчитывал, конечно, ничтожно малое количество слов, и этим словарем человек мог удовлетворяться не дольше, чем, например, каменной палицей неизменной формы, то есть, возможно, какие-нибудь десять тысяч лет. Рост словаря, как и в наши дни определялся ростом потребностей; задержка в росте последних неминуемо вызывала приостановку в росте первого. Прежде чем человек довел свой словарь до такого количества слов, которое, на наш взгляд, способно дать право средствам речевого общения называться языком, должно было пройти невообразимо долгое время» (25, с. 76).

Количеству первичных слов-предложений соответствовало, надо полагать, и незначительное количество фонематических единиц. Однако этого количества было достаточно, чтобы с помощью различных комбинаций этих материальных и идеальных элементов выразить в речи необходимые сообщения, а в дальнейшем развитии языка создать новые единицы материального и идеального порядка.

Ученые ХIХ в. вели оживленный спор о том³⁸, какими были корни первобытного языка – глагольными или именными? Между тем этот спор лишен оснований, поскольку первые слова-предложения не были глаголом или именем в современном смысле слова.

Внутренне слово-предложение было было двучленно, поскольку называло и сообщало о чем-то, т.е. о наличии или отсутствии обозначаемого в действительности. И только длительная эволюция разделила в специальных язы­ковых знаках это внутреннее противоречие, постепенно выделив из этой синкретической единицы два грамматических и смысловых центра в соответствующем оформлении — прототипы того, что мы называем в современных языках глаголом и именем. Потебня доказал рост их противоположения по направлению к современному состоянию языка (22, с. 84, 516).

Появление первых слов-предложений знаменует собой и начало формирования системы языка (363). Ее зачатки можно видеть в потенциальной двучленности слова-предложения, в его обобщенном характере, выделении по каким-то признакам обозначаемого, в образовании значений и их связей, смыслоразличительности первых звуковых единиц и др.

Например, С.Д. Кацнельсон, исследуя язык отсталых племен, относимых к первобытным, в частности семантику имен, совмещающих функции существительных и прилагательных, отмечает весьма развитую их многозначность и образность (20, с. 86—106). Потребность постоянного знакового обслуживания жизни и деятельности человеческого сообщества необходимо делает саму речевую деятельность изначально системообразующей. Главную системообразующую роль в этом процессе становления языка, как говорилось выше, играет форма языка.

Активная системообразующая роль формы заключается в действии ее возобновляющихся всякий раз, узаконенных в данном языке правил и приемов взаимоотношения между фонематическими единицами и выражаемыми с их помощью значениями, построении речи-мысли, в типовых связях между этими единицами и др.

С фонетической стороны первоначальный язык отличался незна­чительным количеством фонематических единиц, причем это были скорее слоги, а не отдельные звуки и притом сложные по своему образованию. Как считает Йенс Отто Есперсен и другие ученые, «простота фонетической стороны скорее невозможна, она предполагает значительное развитие языка» (2, с. 528). Несмотря на небольшое количество таких фонематических единиц, их возможная сочетаемость с избытком выполняла смыслоразличительные задачи при образовании новых значимых единиц формирующегося языка. Первобытная речь с фонетической стороны отличалась активностью, сопровождалась видимым проявлением чувств, страстностью, что наблюдают исследователи речи у современных отсталых племен.

Членораздельный звук, как это следует из предыдущего изложения, формировался в предложении, точнее в первобытном слове-предложении, представляющем собой дифференцированное выражение содержания.

Однако языковеды как-то упускали из виду, что истоки формирования фонемы также восходят к синтаксису; ее становление как единицы языка осуществлялось в предложении, в коммуникативной единице.

В этом непрерывном под воздействием человеческой деятельности движении языка и мышления постепенно формировались и отпочковывались различные языковые единицы, знаменовавшие собой образование и развитие и тем самым усложнение структуры языка.

Сам факт формирования фонематической единицы в слове-пред­ложении свидетельствует о предельно уходящей, исторически длительной дистанции развития языка от первоначальных слов-предложений, совмещавших номинативную и предикативную функции, до современного состояния языка, где номинативное и предикативное значения и функции структурно, грамматически и лексически разграничены.

Среди языковедов, занимающихся проблемой происхождения языка, распространено мнение, что первобытное слово не способно к обобщению; оно обозначает конкретные предметы и явления. Обобщение становится возможным значительно позже по мере развития языка и мышления. Однако такие утверждения принижают возможности человеческого мышления не только в первоначальном вербальном его выражении, но и в довербальном.

Символический знак, а слово принадлежит к таковым, появляется тогда, когда человеческое мышление достигло в своем развитии способности к обобщению.

Природа, окружающий мир «подсказывали» и продолжают «под­сказывать» многое, создаваемое человеком. Человек открывает то, что объективно существует в действительности.

Мир так устроен, что он существует в виде классов предметов и явлений. Содержанием и основой языковых обобщений является сама действительность. Но человек эти «подсказываемые «природой обобщения оформляет и выражает в субъективной, человекообразной форме и в таких степени, ракурсе и объеме, в каких действительность открывается ему в его субъективном опыте. Отсюда своеобразие и неповторимость организации и отражения действительности в каждом языке.

Представляя себе характер первобытной речи, мы должны иметь в виду³⁹, что в эпоху образования языка известная триада, отражающая форму существования и реализации языка в современных условиях (язык — речь — речевая деятельность), выглядела совершенно иначе, точнее,— она была в зачаточном состоянии. Надо полагать, основным действующим фактором в тех условиях была речевая деятельность, неразрывно связанная, в свою очередь, с предметной деятельностью начинающего говорить человеческого сообщества, не выделяясь из нее. Сущностный компонент триады — язык как общее, в отвлечении от конкретных реализаций — начинал только формироваться и его осознание как особого феномена действительности было делом далекого будущего.