Siaset-name_Kniga_o_pravlenii_vazira_XI_stoletia_Nizam_al-Mulka__Literaturnye_pamyatniki__-_1949

Г А а в а

т рина д цат а я

правосудный

царь

и

справедливый

судья".

Я сказал: „Понимаешь

ли ты, что

говоришь?

Ты мечтаешь о государе правосуднее А зуд

ад-даулэ и судье

более сведущем,

чем городской казий". Он ска-

зал: „Если

бы

у

государя

была правосудность, он

был

бы бди-

телен в делах,

а судья был

бы правилен. Если же

судья

неправи-

лен, то как может быть государь справедлив? — скорее

он нерадив".

Я спросил: „Что ты

видел из

нерадивости

государя

и глухоты143

казня?" Он сказал: „Рассказ мой длинен, но он

стал коротким

как только я вышел из этого города". Я сказал: „Надо обязательно

рассказать его мне". Он ответил: „Пойдем и сократим путь рас-

сказом". Когда

мы вышли на дорогу, он начал: „Узнай, что я сын

такого-то человека, купца, дом моего отца в этом городе, в таком-

то квартале. Все знают моего отца, что он был за человек, и каким

он обладал

имуществом. Когда мой отец скончался,

я в течение

нескольких

лет

предавался влечениям сердца, удовольствиям и вино-

питию, затем на меня напал сильный недуг,

так что я потерял на-

дежду на жизнь. Во время этой болезни я дал обет богу, если

спасусь

от

этого недуга, совершу

хаджж

и

направлюсь на священ-

ную войну.

Бог

мне

дал

исцеление, я

выздоровел

и

приступил

к осуществлению намерения сначала совершить хаджж, а потом:

отправиться

на священную войну. Я освободил всех

бывших у жеяя

невольниц и гулямов, роздал им золото, земельные

владения, дома,

переженил их, распродал домашние вещи и торговые помещения,

получял

пятьдесят тысяч

динар наличными деньгами. Тогда

мне

и пришло на ум, что оба предпринимаемые мною путешествия полны

опасностей,

нецелесообразно

вести

с собой столько

золота. Итак

я решил взять

с собой тридцать тысяч динар, а остаток сохранить. 7С

Пришел я и купил два медных афтабэ,144

положил в каждый из них

по десяти

тысяч

динар и

сказал:

«Теперь надо кому-нибудь

их

отдать». Из всего

города более всего мре сердце прилежало к глав-

ному казию.

«Он — судья

и

ученый, — рассуждал

я,—царь

ему

вручил

кровь

и

имущество

мусульман.

Доверюсь

я

ему, он ни

в коем случае не совершит вероломства». Я отправился и тихонько

переговорил с

ним. Он согласился. Я обрадовался,

встал на рас-

свете, отнес к нему в дом, вручил,

и отправился в путь. Совершил

я хаджж

ислама, пошел из Мекки

в Медину, а оттуда направился

«80

С и а сет - намэ

в пределы Рума, присоединился к газиям, несколько лет был на

священной войне, в одном сражении

был

окружен

неверными и,

раненый во

многих местах тела и лица, попал

в

руки румийцев.

Четыре года я провел в неволе и темнице. Вот

заболел кесарь

Рума, отпустили на свободу

всех пленных, и я освободился. Опять

л пришел к корабельщикам,145

служил им для приобретения средств

ж жизни. Но

я крепко уповал,

что положил двадцать тысяч динар

у казия Багдада. В надежде

на них я

собрался

в

путь. После

десяти лет, с пустыми руками, в изношенном платье, с отощавшим

от невзгод и недостатков телом я пришел к судье, поклонился,

присел и сейчас же встал. Два

дня я

ходил

к нему таким образом,

он ничего мне не говорил, на третий день я пришел, сел перед

ним, и, улучив удобный случай, приблизился к нему, и сказал тихо:

«Я — такой-то,

сын

такого-то,

совершил хаджж, был на священной

войне,

много

перенес

невзгод, все,

что

захватил

с собой, ушло

из рук,

я очутился

в

этаком

состоянии,

не располагаю

ни одной

крупицей золота и нуждаюсь

в том, что

доверил

тебе».

Казий не

дал мне никакого ответа,

не попытался узнать, дескать,

«о чем ты

говоришь?»,

встал

направился

в покои, а я ушел

со стесненным

сердцем. Из-за своего плохого вида и наготы я стыдился отпра-

виться в свой дом или в дом своих близких и друзей. Ночь я спал

в мечети,

а

днем

прятался

по углам.

Что

долго

рассказывать,

два-три

раза

я говорил ему относительно этого

дела,

он не давал

никакого ответа. На седьмой

день я

стал

настойчивее.

Он ответил

мне: ееТы страдаешь умопомешательством,

твой мозг

пересох от

it дорожкой пыли и невзгод. Ты говоришь много

пустого. Я не знаю

тебя и не имею представления, о чем ты говоришь. Ведь тот, имя

которого ты

упоминаешь, был

красавцем, состоятельным, одетым».

Я отвечал:

«О, казий! я — тот

самый; я

отощал

от

невзгод и ра-

нений,

лицо

мое стало безобразным». «Вставай, — сказал он,— не

причиняй мне головной боли. Уходи по-добру

по-здорову». Я от-

ветил: «Постой, побойся бога,

ведь после этого мира придет дру-

гой мир, за

всякий

поступок

следует награда

и возмездие. Пусть

будут твоими пять тысяч из

этих

двадцати

тысяч

динар». Он

ничего

не ответил. «Пусть

будет, — воскликнул

я, —из

этих двух

афтабэ

один

твоим, законно

и правильно,

один

же

возврати мне,

лось, а не с тобой. Он мною

поставлен и мне надлежит принять

меры по

этому

делу. Всевышний сотворил

меня для

того, чтобы

я заботился о

людях,

не допускал, чтобы

кого-либо постигло не-

счастье, хотя бы и от

судьи, ведь это я его

поставил над иму-

ществом и состоянием мусульман; я ему даю

содержание и еже-

месячную

плату, чтобы

он

устраивал

дела

мусульман

по правде,

не делал

бы пристрастия и лицеприятия, не

брал бы взяток. Если

же в моей столице происходит

этакое от человека

старого и уче-

ного, какое же должно

происходить вероломство от

опрометчивых

молодых

судей.

По началу

этот судья

был

человеком бедным, се-

быть только достаточен ему. Теперь

же у него

в Багдаде

и по

округам столько земельных

владений,

пальмовых

рощ,147

садов,

огородов, домов, торговых помещений, предметов

роскоши

и цен-

ных вещей, что всему этому нет границ. Он не мог

все это добыть

от

своей ежемесячной платы. Следовательно, он

все

это

добыл

от

имущества мусульман".

Затем он

обратился к тому человеку

и

сказал: „Не буду как следует спать и есть, пока не

удовлетворю

фахан. Всю

ночь до наступления

дня раздумывал

Азуд

ад-даулэ,

что

сделать,

чтобы

это

имущество

вытащить

из

рук

судьи.

„Если я схвачу казия,— раздумывал

он

сам

с

собой, — силою

и султанской

властью,

буду

пытать,

он,

конечно, не сознается,

не откроет своего вероломства. Это имущество

погибнет, а люди

будут упрекать

меня, дескать,

Азуд ад-даулэ

мучит человека ста-

рого, ученого из жадности и корыстолюбия; они повсюду

разнесут

обо мне дурную славу. Мне

надо.. подстроить

так,

чтобы казий

сам

отдал

имущество

тому

человеку".

Таким

образом

прошел

один-два месяца. Не видя

более

никакого

следа

хозяина

денег.

Гл

ава

тринадцатая

казий так рассуждал сам

с собою: „Двадцать

тысяч динар — мои,

однако/

потерплю

год,

может

услышу

от кого-нубудь

известие

о его смерти; ведь

в таком виде, как я его видал, он скоро умрет".

Так прошло два месяца. Однажды,

во время, предназначенное для

полуденного сна, Азуд

ад-даулэ

послал

позвать

судью, уединился

с ним и спросил: „О, судья! знаешь ли ты ради

чего я потревожил

тебя?"

Судья

ответил:

„Царь лучше

знает". „Задумался я о буду-

щем,—сказал

Азуд

ад-даулэ, — и

от

этих

мыслей

сон

убежал

у меня; нет определенности в этом мире и государстве,

нет уверен*

из

какого-нибудь уголка соперник,

вырвет из наших рук царство4,

так

же как мы отобрали его

из рук

других,— глянь, сколько было

невзгод, прежде чем я смог открыто сесть

на престол, или же при-

дёт

божий приказ и,

хотя

бы мы и

не

желали,

разъединит нас

с этим государством;

ведь

ни у кого

нет средств

против смерти.

находится

некоторое количество женщин и детей;

дело мальчиков

легче; они

как перелетные птицы могут двигаться

из одной страны

в другую;

дело женщин хуже — они слабые и беспомощные. Хочу

личности

и в сокровищах,

ко чтобы знали

об этом только ты,

я и всевышний; если завтра

случится что-либо

со мной и положение

их станет

таким, что они будут нуждаться в

дневном пропитании,

6*

84

Сиасет-наМэ

созови их тайно, чтобы никто не

знал,

раздели

между ними это

имущество, выдай каждую из них

замуж,

чтобы

не случилось им

бесчестия

и

чтобы

они не

стали

нахлебницами

людей. И

вот

как надо поступить в

этом деле: в своем дворце

выбери

внутрен-

ние покои и там под землей сделай

крепкую стройку из обожжен-

ных кирпичей,

когда

будет

окончено, дай

мне

знать, я

прикажу

тогда привести ночью из тюрьмы

двадцать

кровников,

должен-

ствующих быть казненными, это имущество

положат на их спины,

они отнесут во дворец, сложат в

том

подвале,

замуруют двери

погреба,

а потом их

приведут обратно,

я прикажу, чтобы

их

всех

„Встань и пойди незаметно в

казначейство, принеси двести маг-

рибских динар и положи в

мешок".

Слуга отправился, принес

деньги. Азуд ад-даулэ взял

их,

положил перед судьей и сказал:

„Эти двести динар истратишь

на

тот

подвал. Если не хватит, еще

75 чтобы исполнить

то, что

тебе

доверено,

и совершить все поручен-

ное". Судья отвечал:

„Царю — приказ".

Он положил

двести динар

в рукав и вышел радостный, рассуждая

сам с

собой:

„На старости

лет со мной сдружились

удача и счастье; наш

дом будет заполнен

золотом. Если с царем

что приключится, ведь

ни у кого не будет

расписки на меня или доказательства;

все достанется мне и моим

детям. Владелец

того

золота

и двух

афтабэ — жив, и то не может

ничего взять у

меня,

а

если

царь

умрет, кто у меня возьмет?"

I лаеа

тринадцатая

85

богу, что

я не ошибся в тебе. Ты освободил

мое сердце от этой

важной заботы. Как я тебе

уже

говорил,

я

приготовил

тысячу

тысяч и

пятьсот тысяч динар

в

золоте и в

сокровищах.

Следует

камфары. Я

полагаю,

через некоторое

время

придут

продавцы

и продадут;148

все будет

кончено на этой

неделе;

тогда

сразу все

Они

вышли

из

того

помещения. Судья

пошел обратно домой; ра-

дость

заставляла

его

сердце трепетать

в груди. А на другой день

случилось,

что

прибыл владелец афтабэ. Азуд ад-даулэ сказал

ства в

мой

дом; целесообразнее

отдать

человеку его имуще-

ство, в

конце

концов сто пятьдесят

афтабэ

с золотом и столько

увидал тебя и освободился

от этой ответственности. Твое золото —

в сохранности". Он встал,

принес два афтабэ человеку и сказал:

рассказал все

как бщло. Все удивились. Затем он

приказал вели-

п кому хаджибу:

„Отправляйся, обнажи судье голову

и ноги, повяжи

чалму вокруг

шеи и приведи ко мне". Хаджиб отправился и привел

увидал,

тот человек

стоит и держит два афтабэ, сказал: „Я сгорел",

так как понял, что

все, о чем с ним говорил, все, что Азуд ад-

даулэ

ему показывал, было

ради этих двух афтабэ. Затем Азуд

ад-даулэ на него закричал:

„Ты старый человек, ученый и судья,

это —из

имущества

мусульман, за

счет взяток. На этом свете я

дам

тебе

наказание,

на

том — ты

сам

получишь возмездие. Так

как

ты человек старый

и ученый,

я дарю тебе жизнь, но все твое

имущество и собственность принадлежат

казнохранилищу". От него

отобрали

все имущество

и собственность, которыми он владел, после

того никогда

ему не

приказывали

должность. А два афтабэ воз-

вратили тому

благородному человеку.149

лава

тринадцатая

87

„Две тысячи динар я вручил на хранение городскому

судье

в хо-

рошо закрытом кошеле, а сам

отправился

путешествовать. То, что

взял

с собою, у

меня отняли

грабители

по дороге

в Индию, то,

что

вручил

судье,

получил

обратно.

Но когда

я принес

домой

и

раскрыл кошель, нашел там

медные дирхемы.

Пошел обратно

к

судье. „Я

тебе отдал кошель с золотом,

а теперь

получаю на-

полненным медью, как это случилось?"

Он

ответил:

„Ты

не по-

казывал мне,

что

передавал.

Разве

ты

не

принес мне закрытый

дал. Я спросил

у тебя: «Этот кошель твой?» Ты ответил: «Мой».

А теперь хочешь

обмануть меня". „Боже,

боже, — воскликнул я , —

о господин наш! приди на помощь твоему

рабу! я не имею

средств

на один хлебец". Султан опечалился и

сказал:

„Будь

спокоен.

Мне следует принять меры относительно

твоего

золота. Принеси

ко мне тот кошель". Человек отправился,

принес

кошель. Махмуд

„Оставь

кошель у меня,

получай ежедневно три мана хлеба, один

ман мяса

и ежемесячно

один динар

от моего управляющего, пока 78

я не приму меры относительно твоего

золота". В полдень, во время,

назначенное для полуденного отдыха, Махмуд положил перед собой

тот кошель и принялся раздумывать,

как могло все это случиться.

Наконец, он решил, что, возможно,

было так: этот кошель распо-

роли, золото вытащили,

и снова заштопали. У него было золото-

плакал. А

в фаррашханэ был старик-фарраш.

Он увидал того

фар-

раша и спросил: „Что случилось с тобой?"

Тот ответил: „Не ос-

меливаюсь

сказать".

„Не тревожься, — сказал, — сообщи

мне".

„Кто то,

питая ко

мне вражду, — рассказал фарраш, — вошел в

сколько

он

потребует.

Самый лучший мастер не найдет

места,

которое

он

заштопал". Фарраш взял сейчас

же покрывало,

отнес

в лавку

Ахмеда-штопальщика и сказал: „Мастер, сколько ты хочешь

за то, чтобы

заштопать

это, но заштопать

так, чтобы никто не

79 расстелил

так,

как оно

было на тюфяке. Султан Махмуд возвра-

тился с

охоты,

пошел

в*полдень в летнюю

опочивальню, чтобы

предаться

полуденному

отдыху, посмотрел, увидел исправное по-

крывало, сказал: „Позовите фарраша". Когда

фарраш пришел, он

сказал: „Это покрывало

было разрезано, кто

исправил?" Сказал: