Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Теории символа - Тодоров Ц..pdf
Скачиваний:
143
Добавлен:
11.02.2016
Размер:
20.37 Mб
Скачать

Логика

Мы допускаем некоторую вольность, выделяя «Семантику» и «Логику» в неза­ висимые разделы, ведь античные авторы такого различия не проводили. Одна­ ко это позволяет нам подчеркнуть автономность произведений, в которых с точки зрения современных исследователей обсуждаются сходные проблемы. Круг авторов, чьи высказывания мы подвергнем анализу, остается тем же.

Аристотель изложил логическую теорию знака в «Первой аналитике» и в «Риторике». Обратимся прежде всего к его определению знака:

«Сущность, чье существование или создание предполагает существ ние или создание другой вещи, предшествующей первой или следующе ней, есть знак создания или существования другой вещи» (Первая анал тика, 70ε)1.

Примеру, иллюстрирующему такое понимание знака, была суждена дол­ гая жизнь:

Наличие у женщины грудного молока знак того, что она родила.

Приведенное определение знака необходимо поместить в соответству­ ющий контекст. Для Аристотеля — это неполный силлогизм без вывода. Одна из посылок (случай, когда другая также отсутствует, будет рассмотрен ниже) служит знаком; отсутствующий вывод есть его означаемое. Здесь сле­ дует, однако, внести первое уточнение: для Аристотеля приведенный сил­ логизм ничем не отличается от обычного — типа «если все люди смерт­ ны...» и т. д. Сегодня мы знаем, что это не так; традиционный силлогизм описывает соотношение предикатов внутри суждения (или соотношение предикатов соседних суждений), в то время как приведенный пример отно­ сится к пропозициональной, а не предикатной логике; отношения между пре­ дикатами в этом случае не релевантны, важны лишь отношения между сужде­ ниями. Этот тип силлогизма, охватывающий случаи вроде упомянутого, в ан­ тичной логике получил наименование «гипотетического».

В приведенном силлогизме совершается переход от одного суждения («у этой женщины есть молоко») к другому («эта женщина родила»), а не от предиката к предикату (от «смертны» к «людям»). Данный факт имеет су­ щественное значение: тем самым мы совершаем переход от субстанции к событию, а это в значительной мере облегчает привлечение к анализу не­ языковых символов. Вместе с тем мы видим, что в определении Аристотеля речь идет о предметах, а не суждениях (обратное наблюдается в других со-

1Ср. перевод Б. А. Фохта в кн.: Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 2. M., «Мысль», 1978,

с.252: «... то, при наличии чего вещь существует или при появлении чего она раньше или позже появляется, и есть знак появления или существования». — Прим. перев.

10

чинениях). Стало быть, нет ничего удивительного в том, что Аристотель рас­ сматривает затем неязыковые знаки, а именно — визуальные (тамже, 70Ь), и приводит следующий пример: большие конечности у льва могут быть зна­ ком храбрости. Аристотель рассуждает тут скорее в эпистемологическом, чем в семиотическом плане, поскольку задается вопросом, можно ли по­ лучить какие-то знания, рассматривая те или иные знаки; с этой точки зре­ ния он проводит различие между необходимым знаком (tekmêrion) и зна­ ком всего лишь вероятным. Эту линию рассуждения мы также не будем рассматривать.

Другая классификация знаков Аристотеля основана на значении пре­ диката каждого суждения. «Среди знаков одни представляют отношение единичного к общему, другие — общего к частному» (Риторика, 1,1357b)1. Пример с женщиной, которая родила, иллюстрирует второй случай, а при­ мером первого типа знака может быть следующее суждение:

Знаком того, что ученые справедливы, является то, что Сократ был уче­ ным и справедливым.

Ив этом случае мы видим, какой вред приносит смешение предикатной

ипропозициональной логики: Сократ действительно единичен по отноше­ нию к общему (быть ученым, быть справедливым); напротив, факты «у жен­ щины есть молоко» и «женщина родила» относятся к одному и тому же ло­ гическому уровню — это две «частности» по отношению к общей законо­ мерности: «если у женщины есть молоко, значит она родила».

Вплане речи знаки представляют собой подразумеваемые суждения, но Аристотель предупреждает нас: не всякое подразумеваемое суждение реп­ резентируется «знаком». В действительности существуют имплицитные суж­ дения, в основе которых лежат или общие для всех людей знания, или логи­ ка лексических значений («например, когда говорят, что некто есть чело­ век, тем самым говорят одновременно, что он животное, что он одушевленное, двуногое существо и что он наделен разумом и знаниями». Топика, 112а2); иными словами, суждения могут быть синтетическими и аналитическими. Для существования знака нужно нечто большее, чем этот имплицитный смысл, однако Аристотель не уточняет, что именно.

1Ср. перевод H. Платоновой в ук. кн., с. 22: «Что касается признаков (semeia), то одни из них имеют значение общего по отношению к частному, другие — частного по отношению к общему; из них те, которые необходимо ведут к заключению, называются явными доказательствами (tecméria)». — Прим. перев.

2Ср. перевод М. И. Иткина в кн.: Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 2. M., «Мысль», 1978, с. 382: «тот, кто сказал, что это человек, сказал также, что он существо живое, и одушевленное, и двуногое, и способное мыслить и познавать». — Прим. перев.

11

Теория логического знака нигде не соприкасается с теорией языкового сим­ вола (как и с теорией риторического тропа, в чем мы убедимся позже). Даже терминология различна: в одном случае говорится о знаке, в другом — о символе.

То же самое можно сказать о стоиках. Вот как пересказывает их идеи Секст Эмпирик:

«Стоики, желаяустановить понятие знака, говорят, что знакэто суж­ дение, которое, будучи антецедентом в главной посылке, позволяет обна руживать консеквент... Они называют антецедентом первое суждение большой посылки силлогизма, которое начинается истиной и кончается истиной. Оно позволяет обнаружить консеквент, ибо суждение "уженщи­ ны есть молоко", по-видимому,указывает на суждение "она зачала" в сле­ дующей большой посылке силлогизма: еслиу женщины есть молоко, то он зачала» (Три книги Пирроновых положений, II, XI, 104,106)1.

В этом отрывке мы находим многое из рассуждений Аристотеля, даже ключевой пример — тот же. Теория знака примыкает у стоиков к теории доказательства; их также в первую очередь интересует природа знания, которое можно извлечь из знаков. Единственное, хотя и важное, отличие заключается в том, что стоики, занимаясь логикой суждений, а не логикой классов, хорошо представляли себе логические свойства этого типа умо­ заключений. Последствия такого предпочтительного внимания к суждению удивительны: как мы уже отмечали по поводу Аристотеля, именно по этой причине философы стали уделять пристальное внимание тому, что мы на­ звали бы теперь неязыковыми знаками. Логика классов Аристотеля «соот­ ветствует философии субстанции и сущности» (Б. Бланше), пропозициональ­ ная же логика рассматривает факты в их становлении, как события. Но ока­ зывается, именно события (а не субстанции) можно трактовать как знаки. Следовательно, изменение объекта познания (переход от классов к сужде­ ниям) влечет за собой расширение области исследования (к языковым фак­ там добавляются неязыковые).

Отсутствие всякой связи этой теории с предыдущей (т. е. с теорией языка) тем более бросается в глаза, что в обоих случаях используется сходная терминология. Было замечено, что разрабатывая семантичес­ кую теорию, стоики говорили не о знаке, а только об означающем и оз-

1 Ср. перевод А. Ф. Лосева в ук. кн.; т. 2, с. 281: «стоики, желая установить понятие знака, говорят, что знак — "суждение, руководящее правильной связью и обнаруживаю­ щее заключение"... Руководящим они называют то, что предшествует этой связи, начатой от истинного и кончающейся истинным. Оно обнаруживает заключение, как, например, выражение: "эта женщина имеет молоко", по-видимому, обнаруживает то, что "она зачала", в такой связи: "если эта женщина имеет молоко,то она зачала"». — Прим. перев.

12

начаемом, тем не менее сходство двух теорий поразительное, и скептик Секст не преминул его подчеркнуть. Именно его критика, выявившая не­ обходимость увязывания между собой различных теорий знака, пред­ ставляют собой следующий важный шаг на пути к созданию семиотики. Секст делает вид, что верит, будто речь идет об одном и том же «знаке» в обоих случаях, однако сравнивая пару означающее - означаемое с парой антецедент - консеквент, он тут же указывает на ряд различий, в связи

счем и выдвигает следующие возражения:

1.Означающее и означаемое одновременны, а антецедент и консеквент следуют друг за другом; как же можно называть одним и тем же словом два различных вида отношений?

«Антецедент не позволяет

обнаружить

консеквент,

поскольку

пос­

ледний

по отношению

к знаку

является

означенной вещью и,

следова­

тельно,

воспринимается одновременно

с ним... Если знак не

воспри­

нимается раньше означенной

вещи, он не позволяет

обнаружить

то,

что воспринимается

вместе с ним, а не после него...»

(Три книги Пир-

роновых положений, I I , XI, 117-118)1.

 

 

 

 

2. Означающее «телесно», в то время как антецедент, являясь суждени­ ем, «бестелесен».

«Означающие отличаются от означаемых. Звуки означают, а лектоны

означиваются, в том числе и в составе суждений. А поскольку суждения

означиваются, но не означают, знак не может быть суждением» (Против

ученых. Две книги против логиков. Книга вторая, 264)г.

3. Переход от антецедента к консеквенту является логической операци­ ей, но ведь факты может интерпретировать любой, кто их наблюдает, даже животное.

«Если знак есть умозаключение, а антецедентом является истинная боль­ шая посылка, тогда те, кто не имеет никакого представления об умозак­

лючении и никогда не изучали приемы логики, должны были бы обнаружить полную неспособность к истолкованию знаков. Но дело обстоит иначе:

1Ср. перевод А. Ф. Лосева в ук. кн., т. 2, с. 283-284: «... все-таки знак не может быть обнаруживающим заключение, если только означенное существует по отношению к знаку

ипоэтому воспринимается вместе с ним... Если же знак не воспринимается раньше оз­ наченного, то он не может быть открывающим то, что воспринимается вместе с ним, а не после него». — Прим. перев.

2Ср. перевод А. Ф. Лосева в ук. кн., т. 1, с. 201: «... одно обозначает, другое обозна­ чается. Обозначают звуки, обозначаются словесные выражения, в числе коих находятся

иутверждения. Но если утверждения обозначаются, но не обозначают, то знак не может быть утвержденным». — Прим. перев.

13

ведь часто неграмотные кормчие и земледельцы, несведущие в теоремах логики, прекрасно истолковывают знаки: первые истолковывают морски знаки, предвещающие ветер и затишье, бурю и хорошую погоду, вторые знаки земные, предугадывая по ним хороший или плохой урожай, засуху и дождь. Впрочем, зачем говорить о людях, если некоторые стоики даже не­ разумных животных наделяют способностью понимать знаки? В самом деле, когда собака идет по следу за зверем, она истолковывает знаки, од­ нако она не производит на их основе суждение следующего вида; "если есть след, то есть и зверь". Также и лошадь после укола стрекалом или удара кнутом устремляется вперед и начинает бежать, но она не производит при этом логического рассуждения, формулируя нечто вроде следующей посылки: "если щелкнул кнут, я должна бежать". Следовательно, знак не есть умозаключение, в котором антецедент представляет собой истин­ ную большую посылку» (там же, 269-271)1.

Следует признать, что хотя нередко критика Секста Эмпирика носит чис­ то формальный характер, в данном случае она не лишена основания. Упо­ добление двух видов знаков действительно проблематично. Представим себе, что Секст поставил перед собой задачу не выявления непоследова­ тельностей в учении стоиков, а установления связи между двумя теориями. Тогда его возражения становятся конструктивной критикой, которую можно изложить следующим образом:

1.Одновременность и следование являются следствием более фунда­ ментального различия: дело в том, что в языковом знаке (слове или предло­ жении) означающее непосредственно вызывает представление об означа­ емом; в логическом же знаке антецедент как некий речевой отрезок имеет собственный смысл, который сохраняется в составе суждения и только вто­ ричным образом вызывает представление о чем-то другом, а именно о консеквенте. Таким образом, мы имеем дело с различием между прямыми и кос­ венными знаками или, если воспользоваться терминологией, противополож­ ной аристотелевской, между знаками и символами.

2.Прямые знаки состоят из разнородных элементов: звуки, бестелес­ ный лектон, предмет; косвенные символы состоят из элементов одной и той же природы; например, один лектон вызывает представление о другом

лектоне.

3.Эти косвенные символы могут быть как языковыми, так и неязыковы­ ми. В первом случае они выступают в виде двух суждений, во втором — в виде двух событий; символы-события доступны нетолькологикам,нои нео-

1Соответствующий пассаж в переводе А. Ф. Лосева см. в ук. кн., т. 1, с. 202. — Прим. перев.

14

бразованным людям и даже животным. Субстанция символа не предопре­ деляет его структуру. Вместе с тем не следует смешивать способность к чемулибо (к умозаключению) с умением говорить о нем (т. е. порождать логи­ ческий дискурс).

Возвращаясь к классификации лектонов на полные и неполные, предста­ вим ее в виде таблицы с одной незаполненной клеткой:

 

СЛОВО

СУЖДЕНИЕ

прямое означивание

неполный лектон

полный лектон

косвенное означивание

?

?

Эта незаполненность тем более вызывает удивление (вполне возможно, она обусловлена фрагментарным состоянием дошедших до нас трудов), что стоики являются основателями герменевтической традиции, которая поко­ ится на косвенном смысле слов — на аллегории. Но это уже вторжение в пределы другой дисциплины.

Прежде чем расстаться с логической теорией стоиков, следует упомя­ нуть еще об одной проблеме. Секст говорит о том, что они делили знаки на два класса: памятные и раскрывающие. Такое подразделение связано с их классификацией предметов на очевидные и темные; темные предме­ ты могут быть таковыми всегда, в зависимости от случая и по природе. Два первых класса предметов в этой классификации — очевидные и все­ гда темные — не нуждаются в обозначении знаками в отличие от двух дру­ гих классов, которые, таким образом, лежат в основе двух видов знаков:

«Темные временно и неопределенные по природе предметы могут быть восприняты посредством знаков, но не одних и тех же; первые посред­ ством памятных (или напоминающих) знаков, вторые посредством рас­

крывающих (или указательных)

знаков. Памятным знаком называют та­

кой знак, который

был однажды

ясно воспринят вместе с

обозначенным

предметом; когда

он возникает

перед нашими чувствами,

то, как бы ни

был темен предмет,

побуждает

нас вспомнить о том, что мы наблюдали

ранее одновременно

с ним, даже если оно не предстает ясно перед

нашими

чувствами, как, например, бывает с дымом и огнем. Раскрывающим

же зна­

ком они называют

такой, который ранее не воспринимался

ясно одновре­

менно с предметом, но своей собственной природой и устройством

указы-

is

вает на то, знаком чего он является, как например, движения тела суть знаки души» (Три книги Пирроновых положений, II, X, 99-101)1.

Секст приводит и другие примеры этих двух видов знаков; памятные знаки: рубец — знак раны; рана в сердце — знак смерти; раскрывающие знаки: потоотделение — знак того, что у кожи есть поры.

Данное различие, по-видимому, не затрагивает собственно семиотичес­ кую структуру знаков и представляет собой проблему эпистемологического характера. Тем не менее, критикуя это различие, Секст переводит дискус­ сию в более близкую нам область. Дело в том, что он не верит в существова­ ние раскрывающих знаков. Поэтому он по-иному представляет соотноше­ ние двух классов знаков: памятные знаки он возводит в ранг родовых, а указательные низводит до уровня видовых, но, повторяем, в существование последних он не верит (Против ученых. Две книги против логиков. Книга вторая, 143). Затем он вводит два других противопоставления: полисемичные — моносемичные знаки и естественные — условные знаки. Суть поле­ мики Секста со стоиками можно представить следующим образом: он оспа­ ривает существование раскрывающих знаков, утверждая, что они не позво­ ляют получить определенного знания, поскольку один и тот же предмет потенциально может символизировать бесконечное множество других; сле­ довательно, он не может быть знаком. На это стоики возражают: памятные знаки (существование которых Секст допускал) также могут быть многознач­ ными и вызывать одновременно представление о нескольких предметах. Секст допускает такое явление, но показывает, что оно имеет другую осно­ ву: памятные знаки могут быть многозначными только в силу договора. Но ведь раскрывающие знаки по своему определению являются естественны­ ми (до своего истолкования они существуют как обычные предметы). Па­ мятные же знаки могут быть как естественными, например, дым как знак огня (но тогда они моносемичны), так и конвенциональными; конвенцио­ нальные памятные знаки могут быть как моносемичными (слова), так и по-

1 Ср. перевод А. Ф. Лосева в ук. кн., т. 2, с. 280: «... неочевидные же временно и неочевидные по природе воспринимаются путем знаков, причем не одних и тех же, но неочевидные временно — путем напоминающих, а неочевидные по природе — путем указывающих. Напоминающим знаком они называют тот, который, наблюдаемый вместе с обозначаемым в живом представлении (δι έναργείας) одновременно со своим появлением перед нашими чувствами, хотя бы обозначаемое им было неочевидным, ведет нас к воспоминанию о том, что наблюдалось вместе с ним и теперь не представляется очевидным, как например, обстоит дело с дымом и огнем. Указывающий же знак, как говорят они, — тот, который не наблюдался вместе с обозначаемым в живом представлении, но по собственной природе и устройству обозначает то, знаком чего он служит, как, например, движения тела служат знаками души». — Прим. перев.

16