БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ПРИМЕЧАНИЯ

Фридрих ACT. Я цитирую следующие его работы: Ast F. System der Kunstlehre. Leipzig, 1805; Grundriss der Philologie. Landshut, 1908; Grundlinien der Grammatik, Hermeneutik und Kritik, Landshut 1808.

Фридрих Крейцер. Symbolik und Mythologie der alten Völker (1810), 1819, Bd. I. Есть французский перевод этой книги, но он неудовлетворителен.

Сочинения Гёте цитируются по юбилейному изданию (Jubiläumsausgabe, сокращенно JA) или, в случае необходимости, по веймарскому изданию (Weimarer Ausgabe, сокращенно WA); за указанием на издание следует циф­ ра, означающая страницу.

В. фон Гумбольдт цитируется по изданию Прусской академии; римская цифра означает том, арабская — страницу. Есть французский перевод трак­ тата «О различии...»: Introduction à l'oeuvre sur le kavi, Paris, 1974; в дан­ ной книге я им не пользовался; на полях этого перевода дана пагинация издания Прусской академии.

И. Кант. Я цитирую его «Критику способности суждения» во французс­ ком переводе (Kant I. Critique de la faculté déjuger. Paris, 1974).

Генрих Мейер. Я цитирую его Kleine Schriften zur Kunst, Heilbronn, 1886, а также примечания к книге Winkelmann J. J. Werke, Bd. II, 1808.

Тексты Карла Филиппа Морица цитируются по изданию Moritz К. Ph. Schriften zur Aesthetik und Poetik, Kritische Ausgabe. Tübingen, 1962; в слу­ чае необходимости я использую его Götterlehre, oder mythologische Dichtungen der Alten. Lahr, 1948 (тогда ссылки сопровождаются пометой Götterlehre).

Что касается сочинений Новалиса,то мне пришлось ограничиться ссыл­ ками на издание Novalis, OEuvres complètes, 2 vol., Paris, 1975, осуществ­ ленное Армелем Герном, поскольку это наиболее полное издание его работ, существующее на французском языке. При цитировании сообщаются сле­ дующие сведения: для т. 2 указан номер раздела (римская цифра) и номер фрагмента (арабская цифра); для т. 1 указывается номер этого тома и но­ мер страницы. Я не всегда следовал переводу Герна, который иногда оши­ бочен и очень часто неточен. Текст Новалиса лучше передан в переводе М. де Гандильяка, опубликованного под заглавием L'Encyclopédie. Paris, 1960, однако это издание менее полное.

Все цитаты из трудов Шеллинга взяты из первого издания: Sämmtliche Werke, Stuttgart und Augsburg; римская цифра обозначает номер тома (при отсутствии дополнительных указаний — номер первой серии), арабская цифра — номер страницы. Когда это возможно (то есть для всех сочинений,

256

кроме «Философии искусства»), я указываю страницу французских перево­ дов; сюда относятся: последняя глава «Системы трансцендентального иде­ ализма» в книге Schelling F. W. J. v. Essais. Paris, 1946; Écrits philosophiques, 1847 и Introduction à la philosophie de la mythologie, Paris, 1946,1.1.

Цитаты из Августа Вильгельма Шлегеля приводятся по изданию Vorlesungen über schöne Literatur und Kunst. Bd. I, Die Kunstlehre. Stuttgart 1963 (сокращенно Die Kunstlehre) и Vorlesungen über dramatische Kunst und Literatur. Stuttgart, Bd. 1,1966, Bd. I I , 1967 (сокращенно Vorlesungen). Пос­ ледняя работа была переведена на французский, но перевод неудовлетво­ рителен. Напротив, я делаю ссылки на прекрасный перевод отрывка из Kunstlehre, сделанный Ш. Бернаром и помещенный в качестве приложения к изданию Schelling F. W. J. v. Écrits philosophiques. Paris, 1847.

Что касается трудов Фридриха Шлегеля, то я использую следующие со­ кращения: фрагменты, опубликованные Шлегелем, обозначены буквой, указывающей на название сборника (L - Lyceum, A » Athenaeum) и циф­ рой, указывающей на номер фрагмента. Текст цитируется по второму тому Kritische Ausgabe (выборочные переводы А. Герна ненадежны). Фрагмен­ ты, не изданные при жизни, обозначаются следующим образом: LN и циф­ ра обозначают издание Literary Notebooks 1797-1801, London, 1957 и но­ мер фрагмента; «Философия филологии» цитируется по изданию Ю. Кер­ нера: Körner J. Friedrich Schlegels «Philosophie der Philologie», Logos, 17, 1928, p. 1-72; цифра обозначает страницу. Ссылка на 18-й том Kritische Ausgabe содержит номер этого тома, номер раздела (римская цифра) и номер фрагмента (арабская цифра). Сочинение «Беседа о поэзии» (Gespräch über die Poesie, сокращенно GP и номер страницы) цитируется по Kritische Ausgabe, Bd. I I .

Фридриха Шлейермахера я цитирую по изданию Schleiermacher F. Hermeneutik. Heidelberg, 1959.

К. В. Ф. Зольгер цитируется по изданию Solger К. W. F. Erwin, München, 1971 (перепечатка издания 1907 г.); Vorlesungen über Aesthetik, 1829.

В. Г. Вакенродер цитируется по двуязычному изданию, опубликован­ ному в Париже: Wackenroder W. H. Fantaisies sur l'art, par un religieux ami de l'art, 1945.

257

Первоначальный язык. Язык дикарей.

Богиня познания не улыбается тем, кто пренебрегает древними.

Бхартрхари

Бл. Августин допускал существование собственных и переносных зна­ ков; риторы обычно говорили о собственном и фигуральном смысле; в эстетике романтизма противопоставляются аллегория и символ. Как мы убе­ дились, между этими дихотомиями нет полного совпадения, однако все они свидетельствуют об осознании различий между рядом форм, которые (иног­ да) объединяются под общим названием знаков. В то же время редко кто довольствуется голой констатацией разнообразия знаков; как только про­ тивопоставление сформулировано и даже еще раньше, его члены получают весьма различную оценку. Данная глава и посвящена одной из форм этой

оценки, особенно сильно повлиявшей на традицию гуманитарных наук. Действительно, существование знаков и символов (воспользуемся пока

именно этими наименованиями двух важнейших способов репрезентации смысла) с удивительной регулярностью предопределяет и наличие двух противоположных оценочных позиций, занимаемых исследователями.

Содной стороны, на практике знаки постоянно трансформируются в сим­ волы, каждый знак обрастает бесконечным числом символов.

Сдругой стороны, в декларациях теоретического характера постоянно утверждается, что все является знаком, что символов не существует или они не должны существовать.

Чем интенсивнее символизирующая деятельность, тем чаще она ведет к формулированию своего рода антитезиса метасимволического характера,

261

заключающегося в том, что никаких символов вовсе не существует. Подоб­ но тому как ранее не соглашались с тем, что Земля не является центром Все­ ленной или что человек происходит от животных и не только разум руково­ дит его поступками, ныне утверждается, что язык является единственным способом репрезентации и состоит из одних только знаков в узком смысле слова, следовательно, относится к сфере логики, к сфере разума. Точнее говоря, поскольку трудно полностью игнорировать существование симво­ лов, мы заявляем, что мы — нормальные взрослые люди современного За­ пада — свободны от недостатков символического мышления и что такое мышление существует лишь у других — у животных, детей, женщин, сумас­ шедших, поэтов (безобидной разновидности сумасшедших), дикарей, кото­ рые, равно как и наши предки, мыслят только символически. Возникает лю­ бопытная ситуация: в течение веков люди занимались описанием своих соб­ ственных символов, полагая при этом, что наблюдают над знаками других. Можно подумать, что некая бдительная цензура разрешала говорить о сим­ волизме только при условии употребления имен, отсылающих к иному миру: «безумие», «детство», «дикари», «предыстория». Различного рода табу: тер­ риториальное (дикари), временное (обезьяноподобные и дети), биологи­ ческое (животные и женщины) и идеологическое (сумасшедшие и худож­ ники) — не позволяли допускать существование символизма в нашей жизни и, в частности, в нашем языке. Однако (и в этом заключается мой тезис) опи­ сания «дикого» знака (знака других) суть дикие описания (нашего) символа.

Подобное положение дел вызывает двоякого рода реакцию. Во-первых, можно доказать, что наше мышление пользуется теми же при­

емами, что и мышление «первобытных» или «больных» людей. Эта задача тем более трудна, что она самым непосредственным образом затрагивает наши привычки; тем не менее ее выполнение началось с разоблачения ряда «центризмов»: этноцентризма, антропоцентризма, адультоцентризма (тер­ мин принадлежит Пиаже), логоцентризма. Наряду с этим у нас может войти в привычку обнаруживать в нашем мышлении некоторые приемы, якобы ха­ рактерные для первобытных людей. Я хотел бы привести здесь только два примера часто высказываемого мнения о том, что мы мыслим только знака­ ми, а другие — только символами!

Первый пример можно найти у Леви-Брюля. Первоначальная трактовка «первобытного мышления», хотя и получила широкое одобрение, вызвала также ряд протестов в связи с употреблением таких терминов, как перво­ бытный (primitif), дологический, партиципация, мистический. В течение почти тридцати лет Леви-Брюлю приходилось подробно объяснять во вве-

262

дении к своим трудам и в заключении смысл, который он придавал этим словам. Первобытный не означает «примитивный», это всего лишь услов­ ное наименование1; мистический не имеет отношения к мистике, а обозна­ чает веру в реальное существование невидимых вещей... При этом он ни разу не испытал желания заменить другими эти слова (произвольные, со­ гласно его собственной теории, в которой западные языки противопостав­ ляются в этом отношении первобытным). В предисловии к «Записным книж­ кам» Леви-Брюля Морис Ленар пишет:

«Не сама ли новизна его трудов в то время объясняет наличие в его сло ре слова мистический несмотря на то, что оно было малоподходящи даже не нравилось ему самому? Когда ему предлагали опустить букву слове mystique «мистический» и писать mythique «мифический», он тол слабо улыбался..,»2.

Но правы были именно читатели Леви-Брюля. Десятки страниц объяс­ нений оказались недостаточными, чтобы убедить их, что смысл, вкладывае­ мый им в слово мистический, и обычный смысл этого слова не имеют между собой ничего общего. По поводу имен у первобытных народов Леви-Брюль писал следующее: «Для нас дать имя предмету не значит в чем-то изменить его, и произвольно установленная омонимия не ведет ни к каким послед­ ствия в реальной действительности. Для первобытных людей дело обстоит совсем иначе. Поскольку имя, эта неотъемлемая принадлежность предмета, само является сущностью, то омонимия означает тождество»3.

Но именно так и реагировали его читатели, для которых омонимия двух слов мистический означает тождество или, по крайней мере, родство поня­ тий. Более того, так реагировал и он сам, иначе почему он не отказался от этого термина, хотя и был недоволен им? В «Записных книжках» он уже не говорит о дологической стадии мышления и о принципе непротиворечиво­ сти у первобытных людей, но он по-прежнему не замечает приемов, исполь­ зуемых нашим собственным мышлением. По поводу одного из приведенных им примеров он пишет: «Двойственность бороро — арара произвела наи­ большее впечатление на читателей...», но он не замечает, что причина, по которой этот пример имел такой успех, заключается не в его необычной логи­ ке, а в аналогичности фонетической структуры двух слов: бороро и арара...

1Имеется в виду двузначность французского прилагательного primitif, которое значит

и«примитивный», и «первобытный». — Прим. перев.

2Lévy-Bruhl L. Carnets. Paris, 1949, p. XIV. — Прим. автора.

5 Lévy-Bruhl L. L'Expérience mystique et les symboles chez les primitifs, Paris, 1938, p. 236. — Прим. автора.

263

Другой пример я позаимствовал у Пиаже. Знаменитый психолог проти­ вопоставил обилие символов у ребенка обилию знаков у взрослых. Он по­ казал, что символ основан на таком типе рассуждения, который вслед за Стерном он назвал трансакцией (и который как бы противопоставлен ин­ дукции и дедукции); трансдукция определяется как «нерегулярное (не не­ обходимое) умозаключение, поскольку оно опирается на схемы, находящи­ еся на полпути между частным и общим»1. Например, маленькая Жаклин считает, что у горбатого мальчика, заболевшего гриппом, исчезнет горб, когда он вылечится от гриппа; она непосредственно уподобляет болезни друг другу, не соотнося их с общим классом болезней, в котором болезнь, при­ ведшая к возникновению горба, отличалась бы от других заболеваний. Но когда Пиаже обращается к эволюции семиотической функции, он говорит об изобилии «символов» у ребенка и их почти полном отсутствии у взрос­ лых, заключая: «Когда мы говорим о семиотической функции, нельзя ли, приняв соссюровское различение знака и символа, считать, что образный символ эволюционировал в аналитический знак?»2.

Оставим в стороне вопрос о том, преобладают ли у взрослых «аналити­ ческие знаки» или ведет ли знак свое происхождение от символов (в дру­ гом месте Пиаже совершенно открыто отрицает это); сосредоточимся на самой форме его рассуждений. Одно из свойств символа (меньшая частот­ ность) позволяет Пиаже сделать вывод о другой его особенности: символ эволюционирует в знак. Подобным образом, заметив, что в XIX в. было «боль­ ше» музыки, чем живописи, а в XX в. дело обстоит наоборот, мы могли бы сделать вывод, что музыка эволюционирует в живопись... Вот вам прекрас­ ный пример «трансдукции», которая, однако, происходит в голове взросло­ го человека (Пиаже), в то время как его мышление должно было бы распо­ лагать л ишь «аналитическими знаками» и, следовательно, производить пра­ вильные дедукции!

Итак, наша первая задача заключается в том, чтобы обнаружить приемы «символического мышления» именно у тех, кто заявляет, будто такими при­ емами не пользуется. Вторая, дополнительная, задача заключается в том, чтобы дать иное толкование описаний якобы «первобытного мышления» и «первоначального языка». Эти описания не обязательно ошибочны, но в них произошла подмена объекта: полагая, что наблюдают за знаками других, исследователи часто описывали наши символы.

1Piaget J. La formation du symbole chez l'enfant. Paris-Neuchâtet 1945, p. 248. —

Прим. автора.

2Piaget 3. Le structuralisme. Paris, 1968, p. 97. — Прим. автора.

264

Однако следует остерегаться чрезмерной реакции на идею «первобыт­ ного мышления», когда отвергается не только навязывание этого «мышле­ ния» другим, но также и существование чего-либо иного, кроме знака и его логики. Вновь обратившись к своим прежним суждениям, которые на скло­ не лет казались ему уже слишком категорическими, Леви-Брюль писал в «Записных книжках» (с. 62-63): «Логическая структура разума одна и та же во всех известных человеческих обществах; все они обладают языком, обы­ чаями или институтами; поэтому не нужно больше говорить о дологическом, надо ясно сказать, почему я отказываюсь от этого термина и от всех воз­ можных его импликаций». Структура «человеческого разума», вероятно, одна и та же везде и во все времена1, но это не означает, что она единственная; символ несводим к знаку, и наоборот. Если Леви-Строс пишет: «Вместо того чтобы противопоставлять магию и науку, лучше их сополагать как два спо­ соба познания, различающихся своими теоретическими и практическими результатами... но не видами соответствующих ментальных операций, ко­ торые отличаются друг от друга не своей природой, а скорее типом явле­ ний, к которым они применяются»2, то возникает вопрос, не лежит ли в ос­ нове подобного утверждения этноцентризм (или логоцентризм) наоборот: если раньше магией слишком пренебрегали, то теперь ей придается слиш­ ком большое значение; оказывается, что доля магии есть и в науке, равно как и доля науки в магии. Не следуют ли сами мыслительные операции, а не только их результаты двум принципам, весьма различающимся между со­ бой не только функцией, но и своей природой, поскольку один из них свя­ зан со знаком, а другой — с символом? Снова говорится о науке и магии; может быть, это одно и то же, но составляют ли они единое целое? Поэтому, отнюдь не предавая забвению старые исследования, посвященные перво­ бытному знаку, следует посмотреть, не представляют ли они собой на самом деле первые описания символа, до сих пор сохраняющие свою полезность.

Описываемые мною воззрения не характерны для какого-то одного ис­ торического периода, их можно обнаружить у авторов, живших в разные эпохи. Спекуляции по поводу первоначального языка начались еще в глубо­ кой древности, а спекуляции по поводу языка умалишенных продолжаются и в наши дни. Можно даже сказать, что романтический кризис способство­ вал не их исчезновению, а скорее распространению. Когда, например, Вакенродер противопоставляет язык слов и язык искусства по категориям, ко­ торые в ином случае дают возможность противопоставить знак и символ, он

1Как показал Леруа-Гуран, человек происходит не от обезьяны, он происходит от другого человека. — Прим. автора.

2Lévi-Strauss Cl. La Pensée sauvage, Paris, 1962, p. 21. — Прим. автора.

265