РОМАНТИЗМ

Совместное философствование (симфилософия)

В заметках и фрагментах Фридриха Шлегеля можно найти необычную мысль, выраженную различными способами: «Если соединить Виланда и Бюргера, то получился бы хороший поэт» (LN, 1103); «До сих пор у нас не было при­ личного автора-моралиста (подобного Гёте в поэзии и Фихте в философии). (С этой целью следовало бы объединить Якоби, Форстера и Мюллера)» (LN, 110). Эта последняя мысль была развернута и уточнена во фрагменте 449 «Атенеума»:

«До сих пору нас не было ни одного писателя-моралиста, сравнимого с личайшими поэтами и философами. Такой писатель должен был бы о динять в себе прекрасную древнюю политику Мюллера с великой эконо ей вселенной Форстера и с моральной гимнастикой и музыкой Якоби; т же и в манере письма он должен был бы объединять тяжелый, полный д тоинства и энтузиазма стиль первого с освежающей красочностью любезной тонкостью второго и с чувствительностью третьего, и зв этого стиля разносились бы повсюду, словно отзвуки далекой гармо мира разума».

Слияние отдельных индивидов с целью получения совершенных лично­ стей действительно было одной из излюбленных идей молодого Фридриха Шлегеля. В своих мечтах он имел в виду не только авторов прочитанных книг, но и самого себя и своих друзей. (Новалис, следуя его примеру, также мечтал о коллективном творчестве). Когда результатом совместого творче­ ства является философский труд, этот род деятельности называется совме-

195

стным философствованием (симфилософия); если же результатом являет­ ся поэтическое произведение, то это — совместное поэтическое творче­ ство (симпоэзия). Шлегель дал более общее толкование этих понятий при рассмотрении другого примера:

«Вероятно, наступит совершенно новая эпоха наук и искусств, когда со­ вместное философствование и совместное поэтическое творчество ст нут столь всеобщими и столь интимными, что уже не будет казаться странным, если дополняющие друг друга натуры будут создавать совме тные произведения. Часто нельзя освободиться от мысли, что два духа, подобно двум разрозненным половинам, должны бы существовать вмест и только в связи друг с другом быть всем тем, чем они могли бы быть. Е бы существовало искусство сливать воедино индивидов или если бы пож лания критики не оставались только пожеланиями, к чему она везде дает много поводов, то я хотел бы видеть соединенными Жан-Поля и Петера Леберехта. Как раз то, что недостает одному, есть у другого. Гротеск­ ный талант Жан-Поля и фантастический склад ума Петера Леберехта в их соединении дали бы превосходного романтического поэта» (А, 125)1.

Эти примеры свидетельствуют о том, что совместное философствование основано не на сходстве партнеров, а на их взаимодополнительности. В дру­ гом фрагменте об этом говорится еще более прямо: «Только симпатия, а не совместное философствование объединяет обычно философов, не проти­ востоящих друг другу» (А, 112). С одной стороны, необходимо, чтобы те, кто собирается философствовать совместно, были «на высоте», как говорится в еще одном фрагменте (А, 264), то есть были бы на одном уровне; с другой стороны, необходимо, чтобы они мыслили «вопреки друг другу». Таковы оп­ тимальные условия и для философского, и для поэтического творчества.

Хотя идея совместного философствования сама по себе привлекатель­ на, еще более удивителен тот факт, что немецкие романтики действительно сумели (осознанно или неосознанно) осуществить ее на практике. Прежде всего, у совместного философствования романтиков была материальная база — совместная деятельность группы авторов, объединившихся вок­ руг журнала «Атенеум», в течение последнего пятилетия XVIII в. Кровное родство братьев Шлегелей — Августа Вильгельма и Фридриха — стало ос­ новой братства в более широком смысле; в него входили — с перерывами и с оговорками — Новалис, Шлейермахер, Шеллинг, Тик и другие. В течение пяти лет эти люди посещали одни и те же дома, общались с одними и теми

1 Цит. по кн.: Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т. 1. Пер. Ю. H. Попова. М., «Искусство», 1983, с. 297. — Прим. перев.

196

же женщинами, ходили в одни и те же музеи, вели бесконечные беседы и писали друг другу множество писем. В частности, труды, написанные самим Фридрихом Шлегелем («Разговоры о поэзии», фрагменты «Атенеума») или под его влиянием, хранят следы совместного философствования.

Этот факт реальной жизни вынуждает всякого, кто решил заняться тео­ рией романтизма, избрать особый образ действий. Невозможно да и неин­ тересно излагать здесь взгляды каждого из членов группы, как я это сделал в отношении Морица. Теория одна, и у ней один автор, хотя и представлен­ ный множеством имен; дело не в том, что один автор вторит другому (это была бы только симпатия), но каждый излагает лучше остальных один из аспектов, один из разделов одной и той же теории.

Итак, я беру на вооружение то, о чем романтики лишь мечтали; более того, эти мечты я кладу в основу методики чтения их произведений, тем са­ мым рискуя навлечь на себя двоякого рода критику.

Первый род критики принципиального характера заключается в том, что на самом деле между отдельными авторами существуют непреодолимые различия (их существование легко доказать). Сам по себе этот аргумент верен, но в данном случае не относится к делу. Спор сторонников единства романтического направления и защитников оригинальности каждого отдель­ ного автора не имеет смысла. И те и другие правы, а их взгляды не противо­ речат друг другу; все дело в том, что их утверждения относятся к разным планам. Когда пытаются охарактеризовать какое-либо направление идей, прежде всего принимают во внимание их сходства и совпадения, а также их общую противопоставленность другим направлениям. Когда же возникает вопрос о месте того или иного автора в данном направлении, то, напротив, акцент ставится на его отличиях от наиболее близких к нему по духу авто­ ров. На определенном уровне обобщения можно сказать, что Шеллинг, Шлегель и даже Зольгер — участники совместного философствования. На дру­ гом уровне они в значительной мере противоположны друг другу. Каждое из этих утверждений верно, и каждое приблизительно. Для того чтобы из­ бежать бесплодных дискуссий, достаточно четко определить уровень обоб­ щения, выбираемый для анализа.

Второе возражение исторического порядка, и оно заставляет пересмот­ реть описание совместного философствования в том виде, как оно пред­ ставлено в трудах Фридриха Шлегеля. Для меня в данном случае важна не общность биографии или жизненных перипетий, которая осознавалась и самими участниками событий, а взаимодополнительность идей. Последняя не всегда совпадает с общностью чувств и намерений. По моему мнению, в

197

деле познания идей сыграл свою отрицательную роль такой сбивающий с толку исторический факт, как противопоставление романтиков и классиков (в немецком смысле слова), Иены и Веймара. Конечно, личные связи также имели свое значение (например, A.B. Шлегель и Шеллинг были частыми го­ стями у Гёте в Веймаре и встречали там радушный прием; Ф. Шлегель чер­ пал вдохновение у Шиллера, а Гумбольдт состоял в переписке с A.B. Шлегелем); и тем не менее разница в возрасте, личное соперничество обусловили тот факт, что Гёте никогда на считал себя романтиком (романтики же в тече­ ние некоторого времени видели в Гёте совершеннейшее воплощение свое­ го идеала). Эти биографические подробности, быть может, по-своему инте­ ресны, но для нас они не играют решающей роли; имея в виду цели нашего анализа, можно сказать, несколько огрубляя, что Гёте иногда был романти­ ком, а Фридрих Шлегель был им не всегда. Я попытаюсь изложить теорию романтизма в том виде, как она сложилась в Германии между 1785 г. (датой опубликования «Очерка» Морица) и 1815 г. (датой опубликования «Эрвина» Зольгера), и для меня не имеет значения, приходили ли отдельные авто­ ры к взаимопониманию или нет. В конце концов и наименование «роман­ тик» возникло из соображений удобства (сами авторы придавали этому слову совсем иной смысл).

Все это может показаться тривиальным. Тем не менее последствия с виду невинного поступка могут быть очень значительными. Вместо того чтобы «вновь обрести» прошлое, я его конструирую. Чтобы сделать прошлое по­ нятным, я должен отойти от него; можно сказать, я совершаю предательство ради сохранения верности. Я не могу привести в свою защиту тот довод, что цитирую тексты в их первозданном виде, ничего не добавляя; я их отбираю, и этого достаточно. Но я хочу выдвинуть другой контраргумент: романти­ ческая идеология, возникнув во времена Морица, продолжает жить и в наше время; мы по-прежнему придерживаемся этой идеологии, и потому наша интуиция и наши суждения (в данном случае мои) сохраняют свою реле­ вантность. Может быть, в рисуемом мною образе романтиков присутствую я сам, но дело в том, что и они присутствуют во мне. Итак, излагаемая мною теория романтизма не совсем совпадает с той, которая разрабатывалась и применялась во времена Фридриха Шлегеля. Я излагаю эту теорию в том виде, как мы ее формулируем сегодня, когда анализируем прошлое; некото­ рые ее особенности, считавшиеся в то время существенными, были забыты, а другие определились более явственно и, так сказать, выкристаллизова­ лись с течением времени. Процесс их зарождения и развития мне и хоте­ лось бы показать.

198