Kitay_i_okrestnosti_Mifologia_folklor_literatura

разительное умение входить в контакты, сразу учуяв пользу для научного дела. Так, например, в письме Бориса Львовича из Пекина от 21.02.06 как само собой разумеющеесяговорится: «Застолий было много — но я и их использовал для переговоров об изданиях. Так же как и поездки в машине с проф. Во Сун-нянем: смотрели в дороге фото лубков и отбирали для альбома. Думаю, что из коллекции Василия Михайловича пойдет больше ста».

Завязывание контактов — главное содержание зарубежных поездок и Алексеева, и Рифтина (пишу это для тех, кто думает о них как о сплошь развлекательном времяпровождении). Представить,как это выглядит в динамике, позволяет обстоятельное письмо Бориса Рифтина — отчет о том, как в Пекине на площади Тяньаньмэнь в здании Собрания народныхпредставителей ему была вручена медаль за изучение языка и культуры Китая, одному из шести синологов, отобранных из всех стран мира. О самом акте вручения говорится до обидного скудно. Даже не описана медаль — большая, красивая, вешавшаяся на шею. Зато все происходившее до и после вручения производит впечатление, а потому привожу почти безкупюр.

«31.12.2003. <...> В Москве 7, в Пекине полдень. 9-го прилетел, и Янь увез меня в Тяньцзинь, после обеда в библиотеку, сделал ксерокопии старых иллюстраций к "Троецарствию ". На следующий день встреча с Фэн Цзицаем (разговор о Василии Михайловиче и лубках, приглашение приехать 24 в Шаньдун на всекитайское рабочее совещание по подготовке двадцатитомника лубков). Лекция "Китайская классическая литература в России: труды Василия Михайловича", было много вопросов, профессор, который издал перевод Сыкун Ту на байхуа и английском, предложил, чтобы после нового издания "Поэмы о поэте " был осуществлен китайский перевод (малореально, удивительно сложно!). Потом городская библиотека, снова ксерокопирование. Янь привел профессоршу, специалистку по русскому языку, которая ушла из Университета и играет в театре, исполняя роль Лю Бэя (получил интереснейшую консультацию по лубкам по "Троецарствию "). Из Тянъцзиня поездом в Цзинанъ в Шанъдунский университет. Лекция "Моя работа по китайской литературе за 50 лет" (140 слушателей), на другой день лекция в Академии прикладного искусства (над входом в Академию кумачевый лозунг "Приветствуем члена-корреспондента Ли Фу-цина", на дверях факультета печатная афиша с лубком 50-х годов (рабочий и крестьянин!!) о моей лекции. Было человек 200. Показывал слайды. Длилось более 2 часов.

Перед лекцией осмотр небольшого, крайне интересного музея, тут же сфотографировали все нужное и дали дискету. Впервые увидел большие шитые кошельки с набором небольших лубков (в основном театральных),

48 О юбиляре

которые давались невесте в приданое! Ни в одной работе об этом ни слова (в последний день в Пекине купил на рынке такой старый кошель с 7лубками, в том числе по "Троецарствию "). Из Цзинани поездом в Пекин, куча дел и встреч, 22-го вручение награды в здании Собрания народных представителей на площади Тяньаньмэнь. Пришел наш посол Рогачев, корреспонденты ТАСС и "Труда". 24-го снова в Шанъдун в уезд Вэйфан, где лубочный центр и где был Василий Михайлович в 1907. Ехали на автобусе. <...> В 7 утра вышел из гостиницы, в 7 вечера приехал в местную гостиницу.

Наутро совещание по лубкам. Фэн Цзицай планирует серию из 20 томов. Два тома лубки, хранящиеся вне Китая, один том — Россия, другой — Япония и остальные страны. Просят меня как самого большого в мире (так сказал Фэн Цзицай) знатока зарубежных коллекций быть составителем этих двух томов. Сперва российский. Был с Фэном Цзицаем у местного собирателя, очень интересно, впервые видел скабрёзные лубки по новеллам Ляо Чэюая. Выклянчил составленный им альбом редких шаньдунских лубков стоимостью ПО долларов США! Вот это подарок, привез в рюкзаке. Получил уйму альбомов и материалов по лубкам. Присутствовал в Вэйфане на открытии местного музея лубков (беднее, чем у собирателя). Прекрасно, что ехал на автобусе со вторым в Китае специалистом по истории лубков. Получил консультации (сидели в гостинице почти до часу ночи, и в автобусе 10 часов туда, 7 — обратно), очень приятный человек, старше меня на 6 месяцев.

Потом снова Пекин, лекция в воскресенье в Пекинской библиотеке о заграничных собраниях лубков. Посольство, беседа с послом дельная, предлагает помощь. Еще выступал в Пекине на двух заседаниях, на одном по Дуньхуану рассказывал про Льва Меньшикова. Привет ему. Купил всего 3 книги, а отправил почтой 45 кг. Все подарки, кг 10 осталось в Пекинеу друзей. Книги стали дороги и тяжелые. Янь подарил словарь по истории, два тома весят 8 кг. Вот краткий отчет. С Новым годом!».

Чтобы не возникло впечатления, что это письмо нечто исключительное, приведу недавно полученное — тоже отчетное, после очередной командировки. На этот раз на Тайвань.

07.04.07. «...На симпозиуме я был один из неазиатов. Познакомился с японским профессором с Окинавы, первая работа которого была о Невском, но он не знал про работу Невского на Тайване.По дороге все говорили о Невском, я потом послал ему мой китайский перевод работы Невского. Выступал в трех городах в 4 университетах с лекциями ("Мои работы по китайской литературе за 50 лет ", "Мифы аборигенов Тайваня ", "Китайские лубки в России", "Изучение фольклора и мифологии"), просят прие-

хоть для чтения лекций или на месяц, или на три, или на 6, или на год. Получил три приглашения на симпозиумы на ноябрь на Тайвань и в Ханой, но поеду в Осло на симпозиум по китайскому сказу, а также в следующем марте на Тайвань на симпозиум по мифологии. Посмотрел интересную коллекцию лубков у одного собирателя в Тайчжуне, в том числе эротические по новеллам Ляо Чжая. Мне любезно сделали много слайдов. Купил всего 4 книги (одну про лубочные иконы), надарили уйму (отправил 15 кг, привез на себе еще 5 кг). Дел уйма. <...>«.

Краткие электронные информации Рифтина любопытны и даже увлекательны. Научным его странствиям перевалило за 40, близится 50-летие с первой поездки. Но не стоит расспрашивать Бориса Львовича о музеях и прочих достопримечательностях посещаемых стран: он не турист, разного рода книгохранилища — библиотеки настолько доминируют в его рассказах, что страны за ними почти и не видны. Многим это кажется смешной узостью, но вижу то же и в дневникахАлексеева: на посещения музеев,выставок, театров времени всегда не хватало и ему. За это сам себя ругал, сожалел о неувиденном, но — интересыдела занимали первое место, и, думается, по большому счету были важнее всего.

Как иллюстрациюк сказанному об Алексееве привожу, par exemple,цитату из идентичногосамой своей сутью письма Рифтина по возвращении из Рима: «29.09.04... Вот я и дома. Съездил очень успешно. Нашел 40 неизвестных кантонских сказов в изданиях начала XIX века, рукопись начала XX века (170 пекинских народных песен), неизвестные драмы, фрагменты неизвестногоромана XVI века. А лубков в Музее Востока всего 5, но один из них по "Речным заводям ", о чем я сейчас пишу. Принимали исключительно хорошо, меня всюду принимают хорошо, но нигде не было столь теплого приема. Жаль только, что в библиотеке Ватикана ремонт и дезинфекция, смог посмотреть только печатный каталог и заказать микрофильмы».

Отправляясь очередным образом в загранкомандировку, Рифтин, можно сказать, берет с собой и Алексеева: в своих выступленияхон всегда находит повод сказать о нем и его трудах. «На Тайване два университета просят прочитать лекции. В одном буду говорить о моих работах за 50 лет, в другом— о лубках в России, то есть о Василии Михайловиче» (07.03.07).

Неукротимый библиограф

И так не только о лубках, хотя китайская народная картина — праздник, который всегда был при Алексееве и по наследству перешел к Рифтину. В

числе других также общих обоим праздников можно назвать и китаеведную библиографию, несмотря на все связанные с ней труды и трудности. «Всякий ученый востоковед обязан быть библиографом» — не только провозглашал Алексеев, но и из года в год разрабатывал проекты библиографических курсов. Так, в 1933 г. он делился с аспирантами опытом в курсе «О китайской книге как предмете описания и каталога», в 1936 г. среди разработанных тем стоит «Китаист-библиограф и его подготовка». Отличными ки- таистами-библиографами назвал Алексеев К.К. Флуга, К.И. Разумовского, В.Н. Казина, Л.Н. Рудова. Заглянув в будущее, несомненно добавил бы имена В.В. Петрова, Б.Л. Рифтина — и присудил бы им звание «профессоров библиографии» — этот термин беру из выступления Алексеева на защите одной диссертации: «Когда к нам приезжал Юань Тун-ли [директор Пекинской библиотеки] я его представил нашему выдающемуся латинисту Малеину, представил так: "вот профессор библиографии". Малеин спросил: "А такая наука есть? Что значит профессор библиографии?" Характерный вопрос. Для китаиста же вполне ясно: библиография в Китае есть несомненная наука». Ибо нет, как не раз говорил Алексеев, «предмета труднее китайской книги в смысле учета ее библиографических указаний и ценности».

В словаре первым значением слова «библиография» стоит «учет печатной и рукописной продукции и информация о ней». Для Рифтина в этот учет входит, пожалуй, прежде всего остального выслеживание рукописей и книг в закромах, в которые никто до него не заглядывал, да и в будущем вряд ли заглянет. «Я копатель и находчик, — говорит он о себе, — за это меня китайцы и ценят». Ценят не только китайцы. Нельзя не ценить редкостный дар — какую-то поистине шерлокхолмсовскую интуицию Рифтина.К сказанному Алексеевым: «Шерлок Холмс был бы неплохим китаистом» — можно добавить: если бы кроме дара уголовного сыска владел бы и библиографическим. Как Борис Рифтин.

Странствия по городам не обходятся, конечно, без разной степени дорожных трудностей, но порой не меньших усилий требуется, чтобы, преодолев сопротивление хранителей библиотек и архивов, добиться допуска к захороненным в запасниках коллекциям, рукописям и книгам. Даже в книжных магазинах радушный прием порою не обходился без афронтов. Выразителен эпизод из рассказов Рифтина об охоте за книгами в Китае в 1965 г.: «Помню, как однажды в книжном магазине я углядел сквозь неплотно прикрытую дверь, ведущую в отдел, в который иностранцев не пускали, нужный мне роман и просил мне его продать. Дверь была тут же захлопнута, про роман было сказано, что его нет и не было». Нюх на ки-

тайские китаеведные книги у Рифтина доведен до какой-то мистической способности учуять интересную книгу, даже если она запихнута в задний ряд на подпотолочной полке.

На талантливого следопыта Рифтина, как на ловца, бегут находки — часто те, что веками лежали под боком. Так, на моих глазах он извлек из шкафа в китайском кабинете Эрмитажа фотографии из коллекции Н.И. Гомбоева к великому изумлению сотрудника-тибетолога, годами мимо этого шкафа ходившего. Так же, что называется, не выходя из дома, Рифтин обнаружил в Ленинграде — в ЛОИВАН'е! — уникальную рукопись «Сна в красном тереме», которая была затем описана им совместно с Л.Н. Меньшиковым и издана факсимильно в Пекине в 1986 г. (Первое совместное советско-китайское издание.)

Везучесть — удачливость сопровождают Рифтина во всех его странствиях. Так, неведомо зачем зайдя в китайскую лавку старых часов, он обретает там не часы, а старые рукописи драм.

«28.02.05. ...Потратил полтора дня для добавления к отчету о поездке в Китай про купленные лубки и старые книги, например рукописи XIX века двух драм (куплены в лавке старых часов), или роман 1832 года издания (такое издание не зафиксировано в справочниках), или ксилографические издания сказов под барабан, которые тоже нигде не значатся, или роман начала 20 века, не учтенный в огромной библиографии романов этого периода, составленной дотошным японцем».

Легко представить, в какое изумление должны приводить европейских синологов находки Рифтина в их европейских собраниях. Так, директор Синологического института при Венском университете, переводивший Ляо Чжая, только от него узнал о рукописи этих новелл с изумительными красочными иллюстрациями, хранящейся неподалеку в королевской библиотеке. Не одно поколение синологов должно было пройти мимо в ожидании Бориса Рифтина.

Как предновогоднее самому себе поздравление звучит письмо от 29 декабря 2006 г. о находке в Берлине никому не известного собрания драм из коллекции какого-то барона, которое было приобретено музеем у частного лица в 1991 г.

В письме от 20.06.2002, написанном Борисом Львовичем в больнице, говорится как о главном среди перечня поставленных себе заданий « "Описание редких и уникальных изданий романов, драм, простонародной литературы", обнаруженных в России, Германии, Австрии, Чехии, Дании, Англии, Голландии, Италии, Испании, Швеции, Вьетнаме, Монголии и частично в Японии, Швеции, США. Для этого пригласил одного китайца из Нанкина,

52 О юбиляре

который приехал за свой счет в Москву на S года или год, чтобы вложить все это в компьютер; ранее у меня было обработано около 15 п.л., сейчас приводим в порядок драмы — более 3 листов. А еще гора».

За прошедшие 5 лет гора не убыла, как видно по реестру находок в письме от 11 мая 2007 г.: «Про находки. Материала уйма. Мне это самому не сделать, не могу ведь все бросить. Поэтому договорился с Ван Чанъю из Нанкинской АН, чтобы делать вместе. Сделали и напечатали в трех номерах журнала Гонконгского университета только описание драм жанра банцзы. Это на компьютере страниц 70. Ранее на Тайване в научных журналах опубликованы описания кантонских народных книг (одна статья об этих книгах в России, одна в Германии, одна в Англии, одна в Академии Синика на Тайване), это листов 9 печатных. В 1993 году в Шанхае изданы одной книгой три сборника драм (два обнаружены мною в Дании, один в Вене), теперь нашел четвертый в Берлине. А еще уйма изданий романов, произведений всяких жанров простонародной литературы и т. п. Вану даны ксерокопии записей, он вкладывает в компьютер, но страшно медленно, так как его назначили главным редактором журнала "Исследование минского и цинского романа ". Я все время говорю ему, что хочу дожить до выхода Описания, тем более что издательство Пекинской библиотеки готово издать. А еще Ван все пишет про меня статью, да никак не кончит».

Легко понять Ван Чан-ю: представить хотя бы приблизительно содеянное Борисом Рифтиным — дело не простое, а если он хочет охватить все — безнадежное. Что и признается им самим: «18.05.07... Получил письмо из Пекина, жалуются, что статья обо мне для книги о российских академиках и членах-корреспондентах, которую пишет уже года полтора Ван из Нанкина, до сих пор не готова, а в мае книгу надо сдавать. Это моя вина, слишком много сделал вразных областях».

Лишь немногие из находок описаны Рифтиным. А какие сюжеты для увлекательных рассказов таят в себе если не все, то многие перечисленные в реестре рукописи, можно судить хотя бы из такого краткого письма:

«19.08.05... Я обнаружил в Ленинке рукопись (из собрания миссионера Виноградова, который умер в Оптиной пустыне после революции). Судя по расписке ее когда-то смотрел П.Е. Скачков, рукопись необычная, вверху каждой страницы карандашный рисунок, сделанный европейцем (кем?),под ним подробные объяснения китайца. Всего 1080 небольших стр., но нет первых двух тетрадей. Поэтому нет заглавия и авторов. Упоминаются события только годов цзя-цин (1796—1820).Вроде бы Скачков написал на записке, что она принадлежала Палладию. На одной тетради надпись адреса на Кирочной и фамилия Зверев, кто такой?».

Тут все так и требует научного сыска, так и взывает к Шерлоку Рифтину — Борису Холмсу. Но Борис Рифтин не Конан Дойл, да и нет у неговремени в череде и суете неотложныхдел. Он щедро делится находкой, показав рукопись оказавшимся в Москве китайцам из издательства Чжунхуа шуцзюй, и они,конечно, будут ставить вопрос о ее издании, как исключительно, по их мнению, интересной.

Отрадно, что открыватель-следопыт Рифтин своих открытий нескрывает. Девиз Алексеева «творить науку на виду» продолженим с началавступления в науку. В 1965 г. была опубликованаего статья «В поисках редких рукописей и ксилографов», переведенная на китайский язык в 2005 г. В статье говорится о результатах поездок по Прибалтике, в Казань, Одессу. «Прочитав статью, — пишет Рифтин в письме от 06.02.07, — монгольский академик Б. Ринчен поехал в Вильнюс и нашел там в фонде Ковалевского рукопись "Поучения Чингиз-хана", которую и издал. А проф. М.Гимм из Кельна поехал в Ригу и написал про маньчжурские рукописи П.П. Шмидта. <...> А у многих копателей по архивам такая психология: а вдруг перехватят? Мне это непонятно, хотя когда я в Пекине, выступая в АН, рассказал, что нашел фрагмент минского издания "Речных заводей" в Дании, кто-тотут же сообщил об этом профессору Ma с Гавайских островов, он послал туда 14 долларов, получил микрофильм и тут же написал статью, конечно не упоминая о моей находке, а мою статью, напечатанную через год или два в известиях ОЛЯ, никто и не знает. Но мне не жалко, хотя о последней находке неизвестного собрания минских драм написал просто — в Европе, без указания страны и музея, все жду фото с него, чтобы написать как следует».

Конечно, если даже найденные Рифтиным рукописи остаются не описанными им или безымянно заимствуются другими, они открыты и тем самым воскрешены. И все же... Думается, причина тут не только в занятости Бориса Рифтина, но и в погоне его за новыми находками.«Ленинка хочет, чтобы я разобрал китайскиерукописи (то ли 400, то ли 500!). Надо сначала посмотреть. А вдруг интересное!» (06.07.05).

«Интересное!» — сокровенная движущая сила, пароль всех ученых того типа, к которому принадлежати Алексеев, и Рифтин. И в то же время— круговая порука, не позволяющая отказаться от предложений. «Из Пекина просят написать предисловие к переводу "Описания китайскихрукописных книг и карт из собрания К.А. Скачкова " (более 300 в Ленинке). Это старый Скачков,который был в Китае в середине 19 века и собрал прекраснуюколлекцию книг ирукописей. Сам бог велел написать предисловие и сделать дополнения, но где взять время, а ведь скинуть не на кого. Вот беда»(15.04.07).

54 О юбиляре

Способность изыскивать — урывать! — время, когда его не хватает катастрофически {«вот беда»), присуща Рифтину, как редко кому из всех известных мне ученых.

Как следует из E-mail 06.06.07, время было изыскано: «Хожу в Ленинку, читаю рукописи К.А. Скачкова, чтобы писать предисловие к китайскому изданию описания его китайских рукописей. Интересный был человек, но дневник читать очень трудно из-за почерка. Вот пока все».

По правде говоря, Борис Львович мог бы и отказаться от этой нелегкой работы — дел уйма. Но — никто другой не возьмется, а не сделать нельзя, считает Рифтин. А кроме того — «интересный человек». «Надо» и «интересно» сливаются у Рифтина само собой, и бывает трудно понять, что превалирует. Важен результат: предисловие-статья, которую все, кому удалось прочесть ее в рукописи, прочли на едином дыхании, запоем — так же, видно, была она и написана увлеченным сюжетом «копателем находок».

Чтобы заинтриговать будущих читателей, не пересказывая содержания, приведу поразившую меня красотой и точностью цитату из К.А. Скачкова, которой Рифтин заканчивает свое предисловие: «Китай — это камень необъятного размера, покоящийся на почве. Подверженные окружающим веяниям составные части этого камня не всегда однородны, но за всем тем связь между ними настолько плотна, что они в длинные века своего существования не подчиняются ни выветриванию, ни измельчанию, ни разложению, ни тлению. Стойкость всей массы камня такова, что даже грозные мировые события в течение четырех тысяч лет не стерли его с лица земли, даже не сдвинули с однажды занятого места, несмотря на исчезновение многих других сильных царств и народов, о которых мы знаем только азы, изучая их по следам обломков в голых степях... И по сию пору он стоит столь же непоколебимо,как и прежде».

Думается, что эту метафору, созданную в 1875 г. и ныне открытую Борисом Рифтиным, будут цитировать не раз. Однако еще чаще, наверное, будут с благодарностью листать составленные Рифтиным библиографии — бесконечные списки литературы в стольких изданиях, что не пытаюсь их перечислять. Но не могу не назвать хотя бы некоторые, относящиеся к теме настоящей статьи.

О четырех (!) библиографиях к «Трудам по китайской литературе», составленных самим Рифтиным или под его началом, говорилось в первой главе. Казалось бы, после этакой изнурительной кропотищи должно было возникнуть, мягко говоря, чувство пресыщения. Но библиографирование — это работа без выходных: следующий за «Трудами по китайской литературе» том в трехтомнике избранных сочинений Алексеева — «Поэма о поэте» Сыкун Ту потребовал библиографии еще покруче.

электронных рапортах Рифтина за 2006 г. эта работа продолжается, нарастает и не заканчивается.

Снова и снова приходится ходить в Синологичку проторенной дорогой:

«Все надо проверять, журнал "Тунбао" 1911 оказывается том 11, 1910» (06.01.06). «...Библиография может получиться огромной (западная, китайская и японская) <...> Янь перегнал мне из интернета список китайских работ по Сыкуну за последние годы (более 2001). Что делать? Надо будет дать всё в приложении, это осовременит книгу...».

Неукротимый библиограф в Борисе Рифтине сильнее его самого: к ноябрю он уже сам не рад, но и бросить не может: «08.11.06. <...> Совсем очумел от дополнений к библиографии Сыкун Ту. Мне привезли библиографию по Сыкуну (до 86-го), напечатанную на Тайване, оказалось, что у меня пропущено названий 50 или больше. Я пользовался библиографиями КНР, Японии, США, а эту составил профессор из Гонконга. Удивительно, что все пропущенное напечатано в КНР, а в их библиографиях не значится. Такие вот дела». «11.11.06. 22.02. <...> Кончил добавления, их набралось 70. <...> Просидел с 7 утра до 10 вечера. Больше таких библиографий составлять не буду».

Прочли бы эти признания поборники библиографии как единственного спасения от верхоглядства, Алексеев и Петров, пришли бы не только в восхищение, но и преисполнились состраданием тоже. Нельзя забывать о том, сколько всякой ругани лилось на голову Алексеева за эту самую «Поэму о поэте», никому не нужную — ни нам, ни китайскому народу.

В письме от 13.07.06: «<...> Стал составлять план на ближайшее время— сплошной Василий Михайлович <...> Библиография к Сыкун Ту. Уйма работы». Затем следует «Василий Михайлович — переводчик Ляо (Чжая)», о чем будет говориться ниже, а также две статьи о лубках, тоже связанных с Алексеевым. «Сплошной В. М» — лучшее свидетельство того, что пророчество Алексеева о вдумчивом ценителе сказалось непредвиденным для него образом на отношении к нему самому, его трудам.

Библиографический учет продолжается: Рифтин неукоснительно вылавливает все «новые» данные из старых журналов, пополняя Биобиблиографию неучтенными работами Алексеева и рецензиями на них.

Библиографическое слежение Рифтина, конечно, отнюдь не ограничивается трудами Алексеева. Первая по синологическому счету библиография по китайской мифологии была составлена им к книге Юань Кэ «Мифы

56 О юбиляре

древнего Китая» в 1965 г. Но это было только началом. В письме от 17.12.04 говорится: «Вожусь со своей библиографией по мифологии народов Китая, которую издает Издательство Пекинской библиотеки (работы на 12 языках)». И дальше 21.07.05: «<...> Жду корректуру моей многострадальной библиографии по мифологии народов Китая...». Страдания не кончаются (17 лет от начала и 12 лет от корректуры на Тайване, с которой тамошние издатели не справились из-за множества языков и шрифтов) и поныне. Говорят, однако, что уже был сигнал.

Иногда слышу сомнения в самой нужности библиографий, которые-де заменяет интернет. Но до замены еще далеко, и она опасна: «29.12.06. <...>

Скоро найти что-нибудь будет почти невозможно — выбрасывают карточные каталоги и переводят на компьютер. Но я же не могу сказать компьютеру, пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Невольно хочется назвать Бориса Львовича Рифтина одним из последних, может быть, принципиальных исследователей, копателей архивных кладов — архивных археологов.

Фактолог

Борис Рифтин называет себя фактологом. В оценках Алексеева едва ли не высшей была: «искренний ученый». Еще он мог добавить «точный», потому как точность, достоверность следствие искренности. Можно не сомневаться, что обе эти аттестации — искренность и точность — были бы сказаны Алексеевым в адрес фактолога Рифтина.

Преемственность, о которой идет речь, в научной деятельности Алексеева и Рифтина видится в главных ее направлениях, но только в перестановке: у Алексеева на первом месте была китайская литература и на втором фольклор, у Рифтина на первом месте фольклор, на втором литература. Однако в 1987 г. Борис Львович Рифтин был избран членом-корреспондентом АН СССР по отделению литературы и языка. Список научных трудов, к тому же размером в печатный лист, говорит о Борисе Рифтине лучше всяких речей. Их перечисление вышло бы за рамки статьи. К тому же большая их часть напечатана на Тайване, в Пекине, Нанкине и в Японии на китайском языке, так что читателю некитаисту недоступна, но, тем не менее, и непричастных к китаистике, к коим принадлежу и я, библиография Рифтина не может не поразить числом и разнообразием работ.

О фольклоре — главном предмете научного внимания Бориса Рифтина уже говорилось в главе, посвященной ему как лучшему изучателю китай-