Искусство – игра или утилитарное искусство

Нам нет нужды декретировать искусство как элемент морального совершенствования, чтобы придать ему человеческую ценность в том виде, как она "практически" распространяется, если так можно выразится, на самый незначительный предмет, на самую простую форму.

Можно сказать, что наш вкус, в смысле способности верно чувствовать, полностью развращен факторами сентиментального или интеллектуального порядка, которые ничего общего не имеют с красотой, такими, как культ воспоминаний, фамильная сентиментальность или упрямая приверженность к древностям, фетишизация всего старинного (которую Фарну-Рейно остроумно назвал суеверной любовью к червоточине), пристрастие к живописности, почитание усвоенного и возводимого в абсолют знания, начетничество в направлении несовершенства материи, увлечение редкими находками и т. д.

Навязать новое там, где требуют только привычного, что относится даже к самым проницательным из наших современников, победить упорное желание видеть только привычное для глаза, который оказывается еще более чувствительным к предметам обихода, чем к произведениям чистого искусства, такова, на наш взгляд, задача.

Подлинный дух традиции

Мы считаем, что подлинность традиции заключена в ее духовном начале, т.е. в логической и человеческой мере, постоянно применяющейся к техническому прогрессу и социальной эволюции, а не в букве, понимаемой как накапливание старого хлама из нечетких, бесполезных, неспособных к развитию форм.

Желания

Мы ценим равновесие, логику и чистоту.

Разве такая программа достойна порицания или осуждения?

А для этого мы нашли новые формы, верные и точные; мы создали новые материалы и реабилитировали непризнанные. Мы попытались извлечь пользу из каждого открытия, из любого прогрессивного проявления.

Константин Степанович Мельников

о наследии и современных задачах¹⁶⁹

1935

Среди других изоискусств архитектура находится в наиболее сложном положении. Это объясняется тем, что если живопись и скульптура входят в жизнь собственной продукцией, то архитекту­ра вынуждена пользоваться для своего натурального рождения пал­лиативными мерами – в приблизительной форме, в виде проектов, макетов и других способов выражения, далеко уступающих нату­ре – самой природе архитектурного искусства¹⁷⁰.

Но не одно только это препятствие имеется у архитектуры, от­даляющее ее от нас; есть и другое, не менее грозное: с архитекту­рой связаны законы устойчивости, которые, будучи трактованы ис­кусством, породили определенные эстетические формы, и некоторые из них настолько обаятельны, что своими чарами держат в плену свое собственное, архитектурное развитие.

Этот вековой застой особенно бесславен для нас, современни­ков великого социалистического возрождения.

Бесславен он тем, что, несмотря на большие сдвиги в общест­венно-социальной культуре, а также несмотря на имеющиеся гро­мадные достижения в технике, позволяющей применять смелые и грандиозные конструкции, все это, вместе взятое, мало подхвачено искусством.

[...]

Такое бессилие, заставляющее архитектуру мы­каться из стороны в сторону, объясняется тем, что мозг конструк­тивиста не может заменить могучего чувства художника, и конст­руктивизм, как и "классические творения" современников, своим появлением обязан опять особенному положению: [...] ни живо­писец, ни скульптор, ни один из них не имеют права на жизнь без одаренности, между тем как в архитектуре компилятивная работа все чаще и чаще оставляет позади творческую деятельность архи­тектора¹⁷¹.

Все больше и больше входящий в моду подмен, хотя бы пред­ставленный и в блестящей форме, скоро окажется обесцененным, и в особенности примут жалкий вид объекты большого государст­венного значения, долженствующие войти в историю социалистиче­ского строительства¹⁷². Пора сказать, что если хочешь быть достойным своей эпохи, то нужно развивать подлинное творчество, творчество, воодушевленное талантливой одаренностью художника-архитек­тора¹⁷³.

[...]