и, наоборот, включение в разговор мужской лексики и грубых выражений у женщин.

Некоторые образцы речевого этикета, кроме основной коммуникативной нагрузки, выполняют еще воспитательную, регулирующую функции. Так, когда старшие члены семьи хотят указать на неправильное поведение младших, но не в форме жесткого наставления, они прибегают к иронии или шутливым намекам. Это обозначается у башкир выражениями төртмənүҙ (колкое слово), мəрəкəлəу (дружеские подшучивания).

Писаных нормативов поведения у башкир не существовало, однако их повседневная жизнь всегда была насыщена йола – обычаями, обрядами и традициями. В настоящее время башкирский этикет постоянно меняется под воздействием процессов модернизации и коренного изменения образа жизни, влияние оказывают и взаимодействия с другими народами.

СЕМЕЙНАЯ ОБРЯДНОСТЬ

ОБРЯДЫ, СВЯЗАННЫЕ С РОЖДЕНИЕМ РЕБЕНКА

ДОРОДОВЫЕ ПРЕДПИСАНИЯ И ЗАПРЕТЫ

Беременная женщина в башкирском обществе имела особенный статус. Ее освобождали от тяжелой физической работы, оберегали от отрицательных эмоций. Родные и близкие должны были обязательно исполнять желания будущей роженицы, касающиеся еды. Беременную следовало всячески охранять от потусторонних сил: не оставлять дома одну, в крайнем случае, можно было прибегнуть к помощи оберега, положив рядом с ней нож или ножницы, ее нельзя было отпускать в одиночестве мыться в бане, гулять в лесу и в поле, подниматься на гору («духи заберут плод в утробе»), особенно до и после заката солнца (Лечебная и охранительная магия, 2009).

Беременная соблюдала целый ряд пищевых и поведенческих запретов. Она старалась не грызть семечки из опасения, что ребенок родится плаксивым, не есть заячье мясо, чтобы у младенца не было заячьей губы. Кроме того, она устранялась от приготовления пищи за 40, в других случаях – за семь или девять дней до родов (Султангареева, 1998. С. 14; Султангареева, 2006б. С. 60). Будущей матери следовало избегать неприятных зрелищ. Чтобы ребенок родился здоровым, ей нельзя было смотреть на все связанное со смертью и увяданием: на больных и калек, убитых животных, срубленные деревья, сломанные ветки, желтые листья. Нежелательны были и встречи с бездетными женщинами (Батыршина, 2008а. С. 42; Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 72).

Башкиры полагали, что внешность и характер будущего ребенка, а также ход протекания родов (легкие или трудные) напрямую связаны с поведением будущей матери. Ребенок мог родиться злым или прожорливым, если женщина будучи беременной точила ножи или косы; некрасивым, со шрамом на лице, если щипала лучину, со щетиной, собачьей шеей и даже с собачьей душой, если она обижала домашних животных. Во избежание осложнений (неправильное положение плода, возможность запутывания в пуповине) ей

337

Семейный портрет. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского © МАЭ РАН. № 1919-132

Отец с сыном. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского © МАЭ РАН. № 1919-104

338

не следовало перешагивать через коромысло, конскую дугу, сидеть на пороге. Во время беременности рекомендовалось любоваться красивыми вещами, носить амулеты (изречения Корана, завернутые в ткань или обшитые кожей, пучки гусиного пуха, раковины каури). В южных и юго-восточных районах Башкирии в качестве оберега под порог дома закапывали волчью голову, над дверью вешали когти медведя или волка, птичьи перья, оленьи рога. До настоящего времени сохранились запреты беременным участвовать в похоронах («иначе ребенок не увидит этого света»), справлять нужду на природе, садиться на траву, не произнеся молитвы. Для защиты от сглаза им полагалось носить на одежде булавки, броские украшения, повязывать яркие платки (Куюргазинский, Бурзянский районы). Если в прошлом беременным запрещалось крутить жернова, сучить нитки, то сейчас, чтобы не запуталась пуповина, не рекомендуется вязать и шить. Оберегом по-преж- нему служат медвежьи шкуры, которые хранят на чердаках, а также когти медведя и волка, спрятанные, в укромном месте (Бурзянский район) (Руденко, 1973. С. 30; Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 88; Султангареева, 2006а. С. 19; Хисамитдинова, 2006. С. 10; Батыршина, 2008а. С. 40–41).

Некоторые ограничения касались и будущего отца: не вступать в конфликты, не заключать пари, не резать домашний скот. В день родов ему запрещалось брать в руки острые предметы (Султангареева, 2006а. С. 60; Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 32).

Существовало множество способов предсказания пола будущего ребенка: по снам (приснится топор – будет мальчик, веретено – девочка), пищевым предпочтениями женщины (хочется острой еды – будет мальчик, сладкой – девочка), форме ее живота (острый – мальчик, круглый – девочка), изменению внешности (женщина подурнела – будет мальчик, похорошела – девочка). Более желанным для семьи ребенком был мальчик. Считалось, что близнецы рождаются слабыми и нежизнеспособными, поэтому во избежание их появления, будущие роженицы не ели яйца с двойными желтками и сдвоенные ягоды. (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 89).

ОБРЯДЫ, СВЯЗАННЫЕ С РОДАМИ

Полы или нары в доме застилались перед родами чем-то мягким: свежей травой, сеном, старыми тряпками. С началом схваток бежали за повивальной бабкой, которой помогала одна из женщин, не являющаяся роженице родственницей (Султангареева, 2006а. С. 67).

Повитуха пользовалась большим уважением. Принятый ею ребенок, став врослым, называл ее матерью (инəй, инəс, инəсек, инəс, инəкəй) или бабушкой (əлəсəй) (Куюргазинский, Белорецкий, Бурзянский районы), пуповой матерью или пуповой бабушкой (кендек əсəй – Учалинский район; кендек əби – Куюргазинский район; кендек карсык – демские башкиры; кендекəй, кендек əбей – северные районы). В Бурзянском и Куюргазинском районе повитуху иногда называли водяной матерью – hыу инəhе (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 89). Повитухи не только помогали во время родов, но умели лечить многие женские и детские болезни. Навыки передавались от матери к дочери, практиковать они могли, только выйдя из детородного возраста. Начиная с 1960-х годов, когда повсеместно появились специальные медицинские

339

учреждения для приема родов, к услугам повитух почти не прибегали, хотя в экстренных случаях к ним продолжали обращаться.

Получив известие о предстоящих родах, повитуха произносила молитвы и благопожелания, а входя в дом роженицы (непременно с правой ноги) – одну из заговорных формул: «Пришла освободить мешок, освобождаю мешок» или «Пусть будет легко, пусть этот ребенок родится скорее» (Белорецкий район).

Подойдя к роженице, повитуха произносила молитвы и трижды трясла возле нее подолом, отгоняя злых духов. Одновременно она говорила с ребенком, поглаживая голову и живот роженицы: «Ну, скорее освободи мешок, нам нужен мешок» (Ишимбайский район) или «Скорее будь, быстрее будь» (Куюргазинский район) и обращалась к роженице: «Изгибайся как хомут, сворачивайся как береста» (Ишимбайский район).

Башкирки рожали лежа (в северных районах) или сидя на коленях, на корточках (в южных и юго-восточных районах), схватившись за остов юрты или полотенце, перекинутое через жердь. Если роды протекали легко, магических действий, помимо чтения молитв, было немного, и все они имитировали «открывание», «развязывание»: косы роженицы расплетали, расстегивали пуговицы на одежде, открывали в доме все замки и т.д. В случае же трудных родов прибегали к подражательной магии: повитуха быстро ходила по дому, разрывала правую часть подола рубахи роженицы, опорожняла наполненный чем-нибудь мешок и трясла им перед роженицей (Куюргазинский район), ударяла женщину пустым кожаным сосудом (Зианчуринский район). У пермских башкир повитуха символически била роженицу мягкой подушкой, которую затем клала на пол и просила переступить через нее мужа женщины. Иногда роженицу клали на палас или войлок и катали по полу, заставляли перешагивать через полотенце. Медвежьи когти, растягивающиеся при опускании в теплую воду, имитировали раскрытие матки. А в южных и юго-восточных районах роженицу пропускали через волчью или медвежью губу; для этого у убитого на охоте животного срезали кожу вокруг пасти и сильно вытягивали, образуя кольцо (сакральное отверстие). Сверху вниз по спине роженицы проводили когтем норки, медведя, куницы (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 30), одновременно произнося заговоры (Руденко, 1955. С. 269; Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 92; Султангареева, 1998. С. 19; Батыршина, 2008. С. 53, 69).

Тяжело рожавшей женщине, имитируя отрыв плода, происходящий в ее утробе, давали выпить воду, в которой сполоснул руки человек, вырвавший лягушку изо рта змеи, или воду, в которую соскоблили роговицу с его ногтей (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 92). Для облегчения родов повитуха обмывала роженицу водой, которой протирала священные книги, дверные скобы и ручки, оконные стекла. Она водила роженицу по дому, растирала ей поясницу, массировала живот, «выжимала» ребенка, перевязав живот платком, заставляла пинать порог дома или нары (Баймакский район), прислоняться к дверному косяку. Окно, дверь и связанные с ними предметы олицетворяли границы миров; под порогом хоронили послед (Султангареева, 1998. С. 20).

В исключительных случаях к роженице допускали мужа для символического освобождения ее от грехов. Женщину усаживали с вытянутыми

340

ногами, и муж трижды перешагивал через них туда и обратно, произнося заклинания. Иногда мужу было достаточно сказать: «Жена моя, я доволен тобою, разродись поскорее» (Бурзянский, Хайбуллинский, Куюргазинский районы).

Существовал ряд мер и при неправильном положении плода, включающих как символическое, так и прямое физическое воздействие на роженицу: ее трясли за волосы на макушке или за руки; положив на одеяло, раскачивали

ирезко опускали на пол; стреляли из ружья; неожиданно обливали холодной водой; повитуха, намазав руки маслом или мылом, массировала ей живот.

Повитуха перерезала новорожденному пуповину, стараясь оставить ее подлиннее «чтобы ребенок не мочился в постель» и произносила: «Пусть живет долго, пусть будет счастливым». Нож, которым обрезали пуповину, тщательно мыли и не использовали в течение 40 дней или до отпадания пу-

повины, иногда закапывали в землю. Пупок замазывали куском сушеного творога (корот) с маслом (на юге и юго-востоке Башкирии) или посыпали древесной трухой (центральные районы). А саму пуповину закапывали в землю в укромном месте (подпол, под забором), засовывали в щель между бревнами дома, потолочными досками, за стропила на крыше. Пуповину мальчика иногда прятали на конюшне, чтобы у него водились кони, девочки – заворачивали в полотно, чтобы была хорошей пряхой. Нередко пуповину вшивали в амулет бетеү, хранили между страницами религиозных книг, в складках штор и занавесок, так как считалось, что она защищает от злых духов. У пермских башкир пуповину хоронили в саване как умершего человека (Бикбулатов, Фатыхова, 1991. С. 92; Султангареева, 2006а. С. 73; Лечебная

иохранительная магия, 2009. С. 33–34).

Башкиры полагали, что душа вселяется в новорожденного с первым криком, поэтому если он долго молчал, повитуха звенела металлическими предметами, стучала по подносу, громко произносила имя отца ребенка или сама имитировала плач. Человек, принесший весть о радостном событии, особенно о рождении сына, получал от отца подарок (Султангареева, 1998. С. 30–31). По архаическому обычаю, постепенно ушедшему с укреплением ислама, повитуха, заворачивая новорожденного, нарекала его временным, «пуповым» («пеленочным») именем кендек исеме (йүргəк исəме).

Предзнаменованием счастья и особой удачи для новорожденного считалось появление на свет в «рубашечке»-плаценте, (бөркəнсек), которая высушивалась и хранилась в течение всей жизни. Ее держали в сундуке, а отправляя человека в дорогу, вшивали в ворот рубахи или внутрь кармана, при необходимости передавали родственникам, после кончины владельца клали вместе с ним в саван (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 93, 95; Хисамитдинова, 2010б. С. 72, 255).

Новорожденного заворачивали в пеленки, сшитые из старой рубахи отца («будет ближе к отцу») или матери («будет ближе к матери»), в платье бабушки или ее платок, в белую обережную пеленку (Хисамитдинова, 2010б. С. 15). Старая одежда была призвана принести малышу долголетие, предать ему силу и качества носившего эту одежду человека. Новые пеленки из суеверного страха не готовили заранее, эта традиция сохраняется и до сих пор. По возвращении из роддома, заворачивают ребенка в рубашку отца, «чтобы отец любил» (Бурзянский район, г. Уфа). Поверх пеленок младенца

341

раньше перевязывали специальной лентой, на которую пришивали разноцветные кусочки ткани или раковины каури в качестве оберегов (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 95), В Бардымском районе Пермского края малышу до определенного возраста, независимо от пола, повязывали платок (Давлетшина, 2011б. С. 79). Сейчас молодые родители пользуются покупными конвертами и бельем для новорожденных, мальчиков перевязывают синей лентой, девочек – красной, также подбирают цвета детских колясок и одежды.

Роженица по окончании родов продолжала лежать до полного выхода последа. Для этого повитуха мяла ей живот или водила по дому, засовывала ей в рот волосы, чтобы вызвать рвоту, заставляла дуть в пустую бутылку, сажала в теплую воду или поила горячим чаем с коротом (Никольский Д.П., 1899. С. 122; Горбунова, 1932. С. 118; Руденко, 1955. С. 270; Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 94).

Послед (бала арты, hуңғы, бала ⌐кабы, бала аçтығы, яткылы⌐к) считался частью ребенка, и обряд избавления от него имитировал похоронные ритуалы. Послед обмывали с молитвами три, семь или 40 раз, заворачивали в саван в три или пять слоев, перевязывали нитками. На севере Башкирии и в Пермской области его зарывали, засунув в лапоть или бросали в текучую воду, иногда прятали на чердаке бани (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 94), хоронили в укромном месте, завернув в тряпочку с горсткой земли (мотив возврата в землю) (Батыршина, 2008а. С. 63); Среднеуральские башкиры вывешивали послед на столбе, крыше бани, изгороди или под крышей, чтобы унесли птицы (отголосок древнего обычая оставлять покойника на дереве для птиц) (Лечебная и охранительная магия, 2009.

С.36). В южных районах республики послед закапывали под крыльцо (чтобы «кровь тянула человека в родной дом») на определенную глубину, чтобы не достала собака или не наступил человек, но и не слишком глубоко, в противном случае в семье больше не будет детей. Вообще способы захоронения последа определялись дальнейшими намерениями родителей ребенка. Так, если послед клали пуповиной вниз, детей больше не планировали; если пуповину последа обматывали влево, то следующей ожидали дочь, если вправо – сына; количество узелков в пуповине свидетельствовало о желаемом количестве детей (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991.

С.95).

После выхода последа роженицу обмывали, переодевали в чистую одежду, давали мясной бульон, чай с молоком, корот, размятый с маслом в теплой воде, или сладкую воду. Использованные во время родов вещи тщательно мыли (обычно три раза) и вместе с послеродовыми выделениями и последом закапывали. После этого повитуха мылась сама. Если ребенок или его мать были слабы, повитуха оставалась с ними несколько суток, читала молитвы и заговоры, ухаживала за ними.

После родов, в тот же день или на следующий, но непременно в первой половине дня, когда солнце поднималось уже высоко (ориентир на благополучный рост и жизнь), готовили баню для ребенка – бəпес/нəнəй мунсаhы (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 39). Повитуха обмывала ребенка теплой водой, иногда с добавлением соли («для укрепления тела ребенка»), смазывала тело топленым маслом и держала перед теплой печкой (Зилаир-

342

ность новорожденного: лицо мазала кровью из пуповины, чтобы было розовым, пощипывала носик, чтобы не был расплюснутым.

Перед первым кормлением новорожденного проводился обряд ауыҙландырыу (букв.: наделить ребенка ртом): повитуха клала ребенку в ротик немного масла и меда, сметаны или сладкой воды, проводила едой по личику, приговаривая: «Пусть будет сытым, как я, обе руки пусть будут полны масла, рот полон меда»; «Будь сладкоречивым к людям, будь красивым, здоровым» (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 95), «Будь милосердным к отцу и матери, пусть язык твой будет мягким, как это масло, и сладким, как мед» (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 37). Мать, произнеся «Бисмилла», сначала давала ему правую, затем левую грудь, протирала младенцу щеки, лоб, глаза грудным молоком.

В течение первых 40 дней новорожденного ежедневно купали в бане, семь дней повитуха, потом – сама роженица. Маленьким веником повитуха парила младенца, каждый раз произнося заговоры, иногда не от себя, а от имени более сильной знахарки. Собрав по всему телу пот ребенка, она сплевывала его на каменку со словами: «Рублю камень, рублю камень, будь крепким, как камень, будь длинным, как полог, каменка, конец бревна! Лютому не давай откусить, обидчику не спускай» и тыкала ручкой веника в потолочную балку, после чего проведя веником с головы до ног младенца, выплескивала воду через отдушину. Туда же выбрасывался и, как бы собравший болезни,

343

веник, который затем с молитвой сжигали в банной печи (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 43). С 1990-х годов известна новая традиция, согласно которой, искупав новорожденного в тазу или в ванной, некоторые родители не сразу сливают воду, чтобы «детская энергия не утекла из дома» (г. Уфа).

ПОСЛЕРОДОВЫЕ ОБРЯДЫ

В башкирском обществе к роженице проявляли особую заботу и внимание, односельчане приносили для нее вкусную еду и подарки, помогали по хозяйству. Пространство вокруг нее наделялось особыми свойствами. Так, любая женщина, проходящая мимо дома, где прошли удачные роды, лишь посмотрев на его крышу или выходящий из трубы дым, избавлялась от части своих грехов (Бикбулатов, Фатыхова, 1991. С. 96).

Первые 40 дней считались наиболее опасными как для ребенка, так и для матери («40 дней для них могила открыта») и повитухи. В доме новорожденного весь этот период поддерживали огонь в очаге, не тушили свет, рядом с ребенком оставляли обереги – нож или ножницы. Роженице в это время нельзя было готовить еду и появляться на людях. Первые три дня роженице полагалось не вставать с постели, а домашнюю работу за нее выполняли мать или свекровь, другие родственницы, в случае их отсутствия – повитуха. Если в силу разных обстоятельств приходилось нарушить это правило,

344

сəйе (чай дочери), в котором участвовали пожилые родственницы и соседки. Они приносили с собой угощения (масло, сметану, сладости и выпечку) и подарки ребенку, украшения – девочке, кисеты и лоскуты ткани – мальчику, произносили благопожелания (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 95–96). Угостить роженицу считалось добрым делом, взрослые, не сумевшие прийти сами, отправляли на праздник детей. После трапезы гостям раздавались мотки ниток, заранее приготовленные роженицей – əп сəйе (нитки младенца), обязательно белого цвета. Длина ниток отмерялась следующим образом: нитки 10, 33 или 40 раз наматывались на руку от большого пальца и до локтя, или ногу от стопы до колена, затем отрезались. В северо-западных районах Башкирии по случаю праздника на стол ставился большой таз, который, передвигаясь по кругу, постепенно наполнялся подарками (Батыршина, 2008а. С. 69). И в настоящее время в башкирских селениях принято навещать роженицу после роддома, принося с собой гостинцы (сладости, выпечку, плов). Обряд часто называют бəпес сəйе или бəпес ебе.

Все обычаи и обряды в первый год жизни санкционировали переход ребенка в мир людей. Он получал жилище-колыбель, одежду, постоянное имя. Родственники и близкие отмечали его физические успехи – появление зубов, волос, ногтей, первые шаги и первые слова.

Детские колыбели изготовляли из бересты, луба, лыка, древесины черемухи, липы, рябины (Калтасинский район), можжевельника (Пермский край), ивы и пр. Предпочтительнее других была рябина, как обережное дерево и символ достатка: сколько гроздьев – столько и детей.

Описание башкирской берестяной колыбели было оставлено еще И.И. Лепехиным: «…улаживают наподобие челна или лодки, укрепляя оную по краям таловым прутьем. Снаружи и внутри в головашках, где младенцевой груди быть надлежит, с обеих сторон продеваются по две петли. В ногах подобные же две петли продевают. Сими петлями прикрепляют грудь и ноги младенца, чтобы из люльки не мог выпасть. За таловину, прикрепленную к боку, утверждают ремень или пояс, которую надевают через плечо. Таким образом башкирка, едучи верхом, спокойно может везти и кормить грудью своего младенца; да и младенец, будучи привязан, из люльки вывалиться не может, хотя бы лошадь споткнулась, или другой бы какой случился толчок» (Лепехин, 1822. С. 173). Д.П. Никольский сообщал, что у пермских и оренбургских башкир часто встречалась колыбель, «представляющая собой корзину, сделанную из лубка, с приделанным к ней посредине обручем наподобие дуги, при посредстве которого колыбель надевается через плечо для переноски или привешивается к дереву, когда мать работает в поле». Длина берестяной люльки достигала 12–14 вершков (около 60 см). На дно люльки клали березовые гнилушки для впитывания влаги, по мере надобности их меняли» (Никольский Д.П., 1899. С. 123).

О довольно остроумном использовании колыбели во время полевых работ писал М.А. Круковский: «Среди поля стоит телега с поднятыми кверху оглоблями; к ним на веревке подвешена люлька, а в ней лежит неприкрытый ребенок. Но для чего к люльке привязана собака? Эта собака просто-напросто качает люльку… когда ребенок заплачет, собака бежит на зов и таким образом раскачивает люльку. Убаюканный ребенок успокаивается» (Круковский, 1909. С. 70). В фольклоре зауральских башкир, в колыбельных песнях, также

345

упоминается люлька из бересты, которую подвешивали к дереву, чтобы она покачивалась от дуновения ветра и успокаивала ребенка (Сальманова, 2008.

С.342).

ВРЭМ хранятся колыбели из бересты, приобретенные С.И. Руденко в восточном Зауралье. Одна снабжена поперечными завязками, сшитыми из кусочков разноцветной материи, и шнурком для подвешивания, украшена кисточками, резным орнаментом и полосками красной и зеленой ткани. Вторая защищена амулетами (шарик из овечьей шерсти с закатанной в него молитвой). Третья, кроме завязок и веревок, имеет согнутый прут для поддерживания покрывала. С.И. Руденко описал распространенные в северной и центральной Башкирии колыбели в виде пялец, сплошь оплетенные лыком, где с четырех углов свисают витые мочальные веревки, которые затем связываются воедино. Другие колыбели – с основами в виде обруча из толстого согнутого прута и обтянутой мешковиной, с четырьмя конопляными веревками, соединенными узлом с петлей для подвешивания. Еще один вид колыбели – рама с одной или двумя перекладинами; на нижнюю натягивался кусок ткани, на верхнюю – привязывались веревки, с помощью которых люльку подвешивали к потолочному крюку. В качестве крюка нередко использовали конские удила, веря, что это придаст ребенку особую силу. Крюк никогда не вбивали в матицу (Руденко, 1925. С. 306).

Бытовали и переносные колыбели. Например, сплетенные из черемуховых веток, которые для этой цели обламывали в тихом месте, чтобы ребенок был спокойным. При работе в поле и переездах использовались колыбели из обычного головного платка. Были у башкир люльки-корзины из прутьев,

Колыбель. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского © МАЭ РАН. № 1919-136

346

Колыбель в поле. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского © МАЭ РАН. № 1919-180

видимо, заимствованные у русских крестьян, иногда они делались в форме лаптя (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 98–99).

Вдомах колыбели часто устанавливались над нарами. Колыбель покрывалась занавеской, чаще белого цвета, а в особые периоды, например, во время эпидемий – красного (Давлетшина, 2011б. С. 80), к ней крепились различные обереги: кольца, стрелы, монеты, камни из священных мест (Никольский Д.П., 1899. С. 123), закатанные в шерсть волосы младенца, зашитые

втряпочку или кожу изречения из Корана (Руденко, 1925. С. 306); мешочки с пуповиной или плацентой новорожденного; животных когти или зубы; плоды рябины и можжевельника. Сегодня также рядом с младенцем кладут ветки рябины, металлические предметы (нож, ножницы), книги с молитвами. Для отпугивания злых сил комнату окуривают можжевельником, душицей, березовой чагой; во всех углах раскладывают или подвешивают веточки можжевельника, с молитвами обходят жилище, иногда по примеру русских с горящей свечой.

Внекоторых семьях и в настоящее время используются традиционные колыбели, сохраняются связанные с родинным комплексом запреты. Например, плохая примета – качать пустую колыбельку (коляску, кроватку). По-прежнему стараются не показывать ребенку зеркало, потому что по народным представлениям, у него может помутиться разум, он не сможет говорить или станет заикой. Нельзя стирать детские вещи с изнаночной стороны оставлять на улице на ночь развешенные сушиться пеленки («их потрогают злые духи»), ходить возле младенца в развевающейся одежде («может задеть дух болезни»), заходить в дом, где есть ребенок, в сумерки («за человеком

347

может увязаться шайтан»). Если в дом заходил посторонний, незнакомый человек, новорожденного прикрывали накидкой.

Сразу после рождения или после отпадания пуповины ребенка наделяли специальной рубашкой-оберегом, сшитой повитухой или матерью из лоскутков треугольной формы. В Хайбуллинском районе новорожденному в течение первых 40 дней шили и надевали поочередно три рубашки: первую из пяти, вторую из семи, третью – из девяти лоскутков. В некоторых селениях лоскутная рубашка (также, как и одеяло) состояла из 40 лоскутков 40 цветов, собранных в 40 домах, у саратовских башкир – из семи лоскутков от старой одежды родителей, братьев и сестер младенца. Рубаху-оберег, имеющую разные местные названия ( карама күлдəге – лоскутная рубашка), ⌐кырк ⌐карама күлдəге (рубашка из сорока лоскутков), шайтан күлдəге (рубашка черта) (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 100; Батыршина, 2008а. С. 71–72, 74; Фаттахова, 2011. С. 13), хранили всю жизнь.

Другим подобным оберегом была так называемая «собачья рубашка» – эт күлдəге (восточные, северо-западные районы), көсөк күлдəге (южные районы), надетая на какое-то время на собаку и якобы получившая способность противостоять злым духам. Эта способность передавалась и носившему ее ребенку: «Пусть будет живучим как собака, пусть болезни заберет собака!» (Бурзянский район).

Первые волосы у ребенка состригали не позднее сорокового дня, часто на 21-й или 33-й день со дня рождения (Батыршина, 2008а. С. 79–80). По случаю праздника сəс алыу (пострижины) устраивалось коллективное торжество: резали жертвенное животное белой масти для общей трапезы, приглашенный мулла читал суры из Корана. Опытный пожилой человек с «легкой рукой» обривал голову ребенка специальным ножичком бəке. За свой труд он получал подарок (рубашку, ягненка) или деньги. В настоящее время волосы малышу до сорокового дня стригут родители.

Первые состриженные волосы младенца наделялись магическими свойствами, считались носителями части его души и жизненной силы. Из них делали амулеты, хранили, скатав в шарик, в укромном месте (между бревен дома, в сундуке), привязывали к коньку колыбели.

Накануне 40 дней ребенку впервые стригли ногти на пальцах рук и ног, у саратовских башкир состриженные ногти бросали в щели между половицами (Фаттахова, 2011). Теперь эта процедура не приурочивается к определенному сроку и каких-то определенных правил не сохраняется. В некоторых группах башкир (Куюргазинский, Белорецкий районы) новорожденному прокалывали мочку ушка, как бы «отмечая» его и тем самым отделяя от злого шайтана.

Получив постоянное имя, ребенок становился полноценным членом социума. Младенец, умерший без имени, мог, по поверью, превратиться в злого духа. Обряд имянаречения исем туйы / исем кушыу вначале являлся частью праздника колыбели, но постепенно вытеснил его и занял центральное место в цикле обрядов, связанных с рождением ребенка. Он проводился на третий (Баишев М., 1895. С. 21; Никольский Д.П., 1899. С. 109; Руденко, 2006. С. 227), седьмой день (Попов Н.С., 1813. С. 23), как правило, до сороковин, но в исключительных случаях, например, если дети в семье часто умира-

348

Участники именин

БАССР, Салаватский район, д. Ибраево Фото Р. Кашанова, 1963 г.

© ИИЯЛ УНЦ РАН

ли, откладывался на продолжительный, до двух лет, срок (Горбунова, 1932. С. 118).

Обряд наречения имени проходил в соответствии с нормами ислама, но мог включать и более архаические элементы народных верований. Приглашали муллу, повитуху, близких родственников. Чтобы в дом не проникли шайтаны, до прихода муллы наглухо закрывали окна, двери, дымоход. Ребенка купали, заворачивали в чистые пеленки, смазывали ротик капелькой меда и укладывали на подушку головой на восток. Мулла, прочитав Азан, трижды шептал малышу на каждое ушко: «Пусть твое имя будет (таким-то)». По случаю торжества готовилась обильная трапеза для гостей, состоявшая из традиционных мясных блюд, различных каш и блинов, подавались кумыс, чай с медом и сладкой выпечкой. Угощались поочередно, сначала мужчины, потом – женщины, в некоторых местах одновременно в одном помещении, но по разные стороны занавеса шаршау. У саратовских башкир кости после обрядовой трапезы закапывали в специальную яму, а остатки еды отдавали птицам. В день имянаречения лоб и уши ребенка мазали кровью жертвенного животного. Башкиры считали, что кровь является могучим оберегом, дает силу и здоровье, связывает мир живых и мертвых. На запястья младенца с благопожеланиями привязывали разноцветные шерстяные нитки. Одна из пожилых женщин, присутствовавших на празднике, которую потом называли сəс əсə (мать волос), отрезала у ребенка прядку волос и клала его между страниц Корана (Султангареева, 1998. С. 54, 56, 58). У саратовских

349

башкир праздник завершался очистительным ритуалом: во всем доме разбрызгивали воду, прикасаясь влажными руками к виновнику торжества и ко всем предметам обстановки. При этом использовалась особая вода, которой предварительно обмывали дверные ручки и оконные стекла (Фаттахова, 2011. С. 12).

Роженица раздавала подарки повитухе, своей матери и свекрови – платья, платки или деньги, гостям – полотенца и платки, а мулла получал серебряную монету со словами: «Пусть мой ребенок будет крепким и чистым, как серебро» (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 46). Гости, в свою очередь, произнося благопожелания, также одаривали новорожденного различными предметами одежды, в старину – домашний скот (Руденко, 1955. С. 270).

В настоящее время в день имянаречения также устраивается трапеза с традиционными блюдами, чаще, для пожилых родственников, совместная для мужчин и женщин. Члены семьи раздают гостям, пришедшим с подарками, хəйер деньгами и вещами, передают угощения и для тех, кто не смог присутствовать лично.

По народным представлениям, если ребенок спал после обряда спокойно, значит имя ему понравилось, в противном случае проводили обряд замены имени. Кто-нибудь из домочадцев залезал на крышу дома и бросал в дымоход ложку, которая должна была упасть в чашку с пшенной кашей, поставленную в печь. Несколькими ложками этой каши кормили ребенка, а оставшуюся часть выносили птицам, после чего малышу давалось второе имя (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 47). И в наши дни многие родители, чтобы защитить ребенка от шайтана, дают ему два имени: одно – по официальным документам, другое – сказанное муллой во время обряда. Нередко, чтобы жизнь новорожденного не оказалась скоротечной, избегают коротких имен, состоящих из одного слога.

Башкиры сохранили веру в магию имени, якобы влияющего на судьбу, характер и способности человека. Отсюда имена-обереги, связанные с металлическими предметами (Сынтимер, Булат, Тимербике), камнями (Таштугай), значимыми для народа географическими объектами (Урал). Бытуют имена, свидетельствующие о почитании солнца (⌐Кояшбикə) и луны (Айбулат, Айхылыу), особом отношении к цветам (Роза, Лилия), часто содержащие корень – гуль (цветок) (Айгуль, Гульдар, Гульнур). Нередко имя отражало время рождения (Буранбай – хозяин бурана) или какие-то физические свойства ребенка ⌐Карасəс – черноволосая). Если младенец появлялся на свет с родинкой на теле, к имени добавляют слово минֽ родинка (Миннигуль). Детям, здоровье которых внушает опасения, дают защитные имена в честь животных Буребай, Айыухан (Илимбетов, 1973. С. 89–95). Многие башкирские имена заимствовались у других народов: Альбина (лат. белоглазая), Илдар (перс. правитель, но чаще всего приходили из арабского языка: Абдулла (араб. «раб Аллаха»), Ильяс (араб. могущество Аллаха). В XX в. имена отражали социально-политические события (Ревмир – революционный мир), выбирались по красоте звучания, например, топонимы (Казбек) и даже химические элементы (Марганец) и материалы (Атлас). В 1970–1980-х годах в моду вошли звучные имена иностранного происхождения или заимствованные из книг и кинофильмов: Руслан, Рустам, Регина, Амалия, Эльмира и Альмира, а

350

с1990-х годов опять вернулись старинные мусульманские имена: Мухаммед, Рамазан, Мадина и др.

Впервый год жизни ребенка имело значение буквально каждое происходившее с ним изменение, каждое событие в его физическом развитии. Так, по случаю появления зубов проводили теш сəйе (теш ⌐котлау) – чай в честь зубов (поздравление зубов). Было лучше, если первый молочный зуб у ребенка обнаруживал кто-то из посторонних, становившийся, соответственно, «зубным отцом». Он должен был подарить своему новообретенному чаду что-то из одежды или домашней живности. Снова за столом собирались гости, чаще это были пять-шесть пожилых женщин, которые читали молитвы и желали малышу, чтобы зубы у него были крепкими как железо, а жизнь – долгой и счастливой. Выпавшие молочные зубы хранили в доме между бревен (Белокатайский район).

Первые шаги ребенка также отмечались чаепитием тəпəй сəйе (тəпəй котлау). Гости несли в подарок полотенца или монеты, которые давали со словами: «Пусть первый шаг будет благословен, а нога будет как дуб». Как и

сзубиком, подарок причитался и с того, кому посчастливилось первым увидеть это событие. В этот день малыш получал и свою первую в жизни пару обуви (Фаттахова, 2011. С. 13), а его мать на радостях раздавала гостям платочки.

Позднее начало хождения объяснялось неправильным поведением матери в период беременности: может быть, она обидела человека или животное, либо пожалела стреноженного коня. Существовало множество способов решения этой проблемы. Например, специальный обряд тышаү киçеү (разрезание пут). Пожилая женщина, обычно бабушка, готовила для ребенка путы, для чего она брала семь лоскутков с одежды его родных (брата, сестры, матери, отца) и, называя лучшие черты характера каждого, чтобы предать все это малышу, сшивала куски ткани вместе. Затем лоскутными путами перевязывали ножки ребенка и одновременно начинали катать между ними сваренное вкрутую куриное яйцо. Как только внимание малыша удавалось отвлечь, путы перерезали, как бы открывая ему дорогу.

Был и другой, рискованный, способ заставить ребенка ходить – его сажали посреди улицы во время прогона стада, чтобы он, испугавшись опасности быть раздавленным, встал и пошел. Помочь беде могла и женщина, родившая близнецов. Надев суконные чулки, она должна была символически попинать ножки ребенка и произнести специальные заговоры. Прибегали также к заговором с особой травой, вынутой из желудка только что зарезанных коровы или барана. Такой травой обвязывали ребенку ручки и ножки или просто сажали на нее сверху. Использовали и магию подобия, пропуская между ножками резвого щенка.

Когда ребенок произносил первое слово, ему желали красноречия как у сэсэна, счастья и мягкосердечия, повитуха дарила подарки: белый платок и бусы – девочке, кисет, платочек и ножик – мальчику, угощала медом (Султангареева, 1998. С. 63; Батыршина, 2008а. С. 84, 85). Если ребенок долго не начинал говорить, в новолуние проводился специальный обряд. В одной форме выпекали три булочки-колобка, которые слипались между собой боками. С появлением на небе луны этими булочками водили вокруг головы и пояса ребенка, отделяя их друг от друга со словами: «Как луна становится на небе

351

1899; Баишев М., 1895; Попов,

1813), но предпочтительнее было нечетное количество лет: один год, три и пять лет (Бикбулатов Н.В., Фатыхова, 1991. С. 109). Обрезанием занимался сөннəтсе или баба – человек, в возрасте от 25 до 50 лет, получивший от мусульманского духовенства специальное свидетельство. Отсюда другие названия обряда – бабалатыу, бабаға ултыртыу. Иногда на целый уезд не было ни одного специалиста и его выписывали издалека. Профессия передавалась по наследству. Хотя обрезание мог произвести не только баба, но, если специального человека не было, и один из родственников (Лепехин, 1822; Попов, 1813; Баишев М., 1895; Никольский, 1899. С. 110; Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 65).

Сөннəтсе клал мальчика на пол, стараясь отвлечь прибаутками, например, такой: «Дам зайца-коня, дам красные штанишки» (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 65), затем с молитвой точными уверенными движениями обрезал крайнюю плоть острым ножом. При этом использовался деревянный зажим. Для дезинфекции применялась труха или зола от сгоревшей соломы, никаких перевязок не делалось. По окончании обряда, в тот же день или позднее, устраивалось угощение с раздачей подарков, баба получал за свой труд деньги и круглый каравай хлеба.

В1940–1960-х годах сохранялся институт странствующих сөннəтсе.

Водном из домов села собирали мальчиков разных возрастов, и, разгоро-

352

Групповой портрет мальчиков. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского © МАЭ РАН. № 1919-138

див пространство ширмой из простыней, специалист проводил операции. От боли дети стонали, но, как полагается будущим мужчинам, терпели. После обрезания на них надевали только длинные рубахи и в таком виде, без штанов, отправляли домой. Праздничных угощений по случаю обрезания не проводили. С 1960-х годов обряд прекратили проводить вовсе, в последние годы сөннəтлəү делают уже при мечетях.

Многие обрядовые действия, несмотря на наличие магических элементов, имели рациональную основу и санитарно-гигиеническое обоснование, особенно сорокадневный карантин ребенка и роженицы. Они были направлены на уменьшение физических и нервных нагрузок матери и малыша, предполагали оказание помощи, предохранение от болезней, создание спокойной обстановки для восстановления сил и укрепления здоровья.

ПРОФИЛАКТИКА И ЛЕЧЕНИЕ ДЕТСКИХ БОЛЕЗНЕЙ

До сих пор у башкир сохраняется вера в дурной глаз, поэтому бытует множество способов предохранения от него. Так, глядя на ребенка и восхищаясь им,следуетобязательнодобавлять,символическисплевываявсторону:«Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить». Особенно старались уберечь маленьких детей. На их головные уборы пришивали бисер, мелкие ракушки, веточки рябины, монеты, белое заячье ухо и хвостики, выкрашенные в разные цвета и собранные в пучок, гусиный пух, кисточки из разноцветных ниток мулине. Часто использовались серебряные монеты, которые пришивали девочкам на платье, делали из них своеобразные браслетики на нитке. Кроме того, малышам

353

привязывали на запястье красные нитки, прикрепляли к волосам кораллы, лобик мазали разноцветной краской, сажей или углем, раздавленными рябиновыми ягодами, а ротик – катыком (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 48–51). И сегодня можно увидеть ребенка с вымазанным губной помадой лбом, привешенные к коляске и кроватке обереги – суры из Корана, булавки, ветки рябины, душицы; положенные рядом с малышом ножницы или другие металлические предметы.

Народные методы лечения детей от сглаза сохраняются до сих пор. Практикуют умывание ребенка водой, пролитой через дверные скобы и оконные рамы, набранной во время восхода солнца или смытой с трех банных камней, окуривают дымом душицы, можжевельника, березовой чаги и т.д. Пермские башкиры окуривали дымом стружки, снятой с ворот тлеющей старой тряпки и можжевельника.

Причиной тяжелой болезни считался не только сглаз, но и подмена ребенка шайтаном. Для излечения приглашали муллу. Он символически ударял младенца веточкой, а затем уносил его на улицу и оставлял там со словами: «Отдай ребенка». Мать и отец поджидали тут же и сразу уносили малыша. Нередко, чтобы отвадить шайтана, касались ребенка тлеющей головешкой («злой дух боится огня») или растирали ему лоб порохом. Если ребенок беспрестанно плакал, по просьбе родителей мулла готовил для него амулет: написанный на бумаге и зашитый в тряпочку или кожаный кошелек текст из Корана. Подобные амулеты используют и в настоящее время.

Бытовал у башкир архаичный обычай, известный и у других народов, – «перепекание» болезненного ребенка: завернув в полотенце и привязав на лопату, которой ставили хлебы, трижды со специальными заговорами засовывали его в теплую печь. Болезнь, могли «передать» собакам или птицам через хлеб, раскрошенный и выброшенный со словами: «Ребенка не ешь, вот это ешь!», а также духам через кашу, вынесенную во двор ночью и оставленную на столбе с семью ложками (Лечебная и охранительная магия, 2009. С. 48, 68–87).

Семьи, в которых часто умирали дети, прибегали к обряду «купли-про- дажи» младенца бала hатып алыу. Зафиксировано много вариантов этого ритуала. Повитуха приносила новорожденного в дом многодетной женщины и спустя некоторое время возвращала через посредников и после долгих «торгов». При этом, ребенка она выносила из дома через дверь, а вносила в

354