Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
0 Башкиры (Народы и культуры) - 2015.pdf
Скачиваний:
73
Добавлен:
05.12.2021
Размер:
31.02 Mб
Скачать

Поимка конокрада. Начало XX в.

Башкир с нагрудным значком. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского

Фото М.А. Круковского

© МАЭ РАН. № 1919-190

© МАЭ РАН. № 1919-83

Значительные изменения как волостная, так и общинная организации претерпели в период кантонной системы управления (1798–1865 гг.). С переводом башкир в военно-служилое сословие, административные функции перешли к новым военно-административным единицам, так называемым «юртовым командам».

Окончательно утрачиваются административные и управленческие функции башкирских волостей в пореформенный период, когда башкиры были переведены в податное сословие и уравнены в правах с «прочими свободными сельскими обывателями» (1863–1865 гг.) (Усманов Х.Ф., 1981. С. 34). Несмотря на перемены в социальном статусе они признавались собственниками волостных земель, что способствовало сохранению общинного уклада. Однако в период сплошной коллективизации 1920–1930-х годов этот уклад был полностью и окончательно разрушен.

СКОТОВОДСТВО

Кочевое и полукочевое скотоводство на протяжении длительного периода времени составляло основу хозяйственного комплекса башкир. Как материальная база всей системы жизнеобеспечения, скотоводство влияло на формирование особенностей культуры в целом, а также выступало в качестве регулятора общественно-политического и социально-экономического развития народа.

136

После присоединения башкир к Русскому государству и на протяжении XVII в. полукочевое скотоводство продолжало оставаться основным видом хозяйственной деятельности всего населения. Вместе с тем, с этого времени постепенно возрастала роль земледелия, особенно на северо-западной и западной территориях расселения башкир (волости, примыкающие к Осинской, Казанской и Сибирской дорогам) (МИБ, 1949. С. 486–487). Хотя по свидетельству исследователей и путешественников на большей части этой территории полукочевое скотоводство доминировало и во второй половине XVIII в. (Паллас, 1786. С. 95–96; Фальк, 1824. С. 321). При этом отмечалось, что хозяйство обладало способностью к скорому восстановлению после смут и потрясений этого довольно непростого времени – целой череды башкирских восстаний и крестьянской войны: «Во время бывших башкирских замешательств сей народ приведен уже был до великого оскуднения в лошадях, но по успокоению оного в короткое время так они снова у них расплодились, что ныне из них многие имеют сот по пять лошадей и больше, и все вообще стали оными опять достаточны» (Рычков П.И., 1767. С. 168). Скот, таким образом, оставался привычным богатством башкир, очень образно это выразил И.П. Фальк: «летом бывает оный [скот], как и самые башкирцы, жирен» (1824. С. 321).

Хозяйственное развитие отдельных территорий, где расселялись башкиры, протекало неравномерно. Это привело к формированию в конце XVIII – первой половине XIX в. трех крупных районов с разными хозяйственными укладами жизни: оседлого земледельческого на северо-западе, скотоводческого со слабым включением земледелия на юго-востоке и расположенного

Хозяйственные районы Башкирии в конце XIX в.

© Автор Р.З. Янгузин

137

между ними в направлении с юго-запада на северо-восток скотоводческоземледельческого.

В«земледельческом районе» (Пермский, Осинский, основная часть Красноуфимского, Бугульминского, Мензелинского и Бирского уездов) процесс перехода башкир к оседлости и земледелию был практически завершен, а скотоводство оставалось важным, но второстепенным занятием. В архивных документах о башкирах указанных территорий говорится, что они «землю пашут» и «промысел имеют хлебопашеством, скотоводством, звериною ловлею…» (Янгузин Р.З., 1989. С. 67–70).

Впримыкающих к этим уездам башкирских волостях Белебеевского (Елдятская, Калининская, Кубовская, Дуванейская и Караеланская) и Троицкого (Дуванская, Малая и Большая Кущинские) уездов, которые образовывали «оседлый земледельческо-скотоводческий район», седентаризация находилась на стадии завершения. В хозяйственном комплексе местного населения сочетались земледелие и скотоводство. На основной же части проживания башкир, входившей в третью хозяйственную зону «скотоводческого района со слабым развитием земледелия», хлебопашество оставалось подсобным занятием (Янгузин Р.З., 1989. С. 70).

Интенсивность развития скотоводства различалась в разных хозяйственных районах, сформировавшихся к началу XIX в. Оно преобладало на юго-востоке. Юго-восточный скотоводческий район в свою очередь подразделялся на два подрайона – оседло-скотоводческий и скотоводческий полукочевого типа. На территории первого подрайона, к которому относились некоторые башкирские волости, располагавшиеся недалеко от Уфы на территории Уфимского и Бирского уездов, башкиры уже не выходили на сезонные кочевки. Во второй зоне, охватывающей огромное пространство Екатеринбургского, Шадринского, Челябинского, Верхнеуральского, Бугурусланского, Бузулукского, Бугульминского, Стерлитамакского, часть Белебеевского, Троицкого и Уфимского уездов, башкиры еще долгое время придерживались полукочевого образа жизни (Янгузин Р.З., 1989. С. 67–72).

Скотоводческое хозяйство велось традиционными, веками выработанными способами, адаптированными к различным природным условиям, непременным их атрибутом являлись перекочевки с одного места на другое с практически круглогодичным пастбищным содержанием домашнего скота. Маршруты этих передвижений, максимально отдаленные от зимних мест проживания, как и у всех кочевников, могли быть меридиальными, горизонтальными и радиально-круговыми.

С наступлением весны башкиры со своими стадами до глубокой осени покидали деревни. Первая стоянка, располагавшаяся рядом с деревней, служила отправной точкой, откуда население перемещалось на самое дальнее кочевье, с которого затем постепенно возвращалось обратно, меняя места стоянок несколько раз за весну-лето.

Во время таких сезонных кочевок башкиры жили в переносных жилищах, различавшихся по способу и материалам изготовления. В кочевьях встречались тюркская (с пологой шатровой крышей) и монгольская (с конусовидной крышей) разновидности войлочных юрт (тирмə). Если первая существовала повсеместно, то вторая – в восточном Зауралье, в южных и юго-западных районах Южного Приуралья, в бассейне р. Демы. В северных лесных рай-

138

Дойка кобылиц. Андреевская летняя кумысолечебница

Уфимская губ., Белбеевский у. Открытка. Начало ХХ в.

© Личный архив В.К. Федорова

На летовке

БАССР, Белорецкий район, д. Серменево Фото С.Н. Шитовой, 1982 г.

© ИИЯЛ УНЦ РАН

139

онах были распространены так называемые вежи – постройки из бревен, в горнолесной зоне использовались жердевые шалаши-чумы (кыуыш) и бревенчатые избушки (бурама/бура аласык). В Южном Приуралье, кое-где в Зауралье и по отрогам Уральских гор на летовках жили в каркасных жилищах – аласыках (аласык, кабык аласык) (Бикбулатов Н.В., Юсупов Р.В., Шитова, Фатыхова, 2002. С. 116–117).

Современники, побывавшие среди башкир-полукочевников, отмечали, как они с большими трудностями переносят зиму, и как с приближением весны «лица их расцветают радостью, все сердца бьются ожиданием» (Черемшанский. 1859. С. 144). Особенно красочно описывались дни перед отъездом: «Мужчины, собираясь толпами на улице, говорят о будущих кочевках, не заботясь больше ни о чем, женщины собирают вещи, а старики, переходя от одной толпы к другой, рассказывают молодежи о прелестях давно минувших кочевок. И вот наступает долгожданный день. Собирается истощенный от бескормицы скот, лошади запрягаются в арбы, в которые складывается вся домашняя рухлядь, другие седлаются под отдельных седоков и таким образом целыми вереницами отправляются в поход…». Осенью же, по возвращении в деревни, начиналась обычная жизнь с «нуждами и крайностями». Скот опять «всю зиму гуляет в степи на тебеневке (т.е. добывает корм из-под снега на вольном выпасе. – авт.) и только жеребята да мелкий скот держатся в это время дома и кормятся сеном, соломой – и то в пропорции слишком скудной» (РГИА. Ф. 1281. Оп. 5. Д. 79. Л. 34 об.).

Башкиры разводили, главным образом, лошадей, крупный рогатый скот

иовец. Неслучайно именно эти животные занимали наиболее важное место в их мифологии, обрядах и обычаях (Илимбетова, Илимбетов, 2009. С. 167– 288). В небольшом количестве держали также коз и верблюдов.

На качественный состав стада и его структуру наложили отпечаток особенности вмещающего ландшафта, а также приспособленность животных к местным природно-климатическим особенностям, прежде всего, к суровым

имногоснежным зимам, к долгим и скоростным перекочевкам. Преобладали лошади, которые могли находиться на подножном годовом содержании, благодаря своей способности к тебеневке, не нуждаясь ни в стойловом содержании, ни в заготовке для них зимних кормов. В архивных источниках читаем об этом: «Лошади самою природою назначены для степных походов – никогда не зная сухого корма, они всегда довольствуются подножным: летом зеленою травою, а зимою мерзлым ковылем, выгребаемым ими же из-под снега, – особенно замечательны в этих лошадях крепость ног

икопыт, которые никогда незнакомы с подковами, не затрудняются ни в какое время года и удивляют своею цепкостью на езде по крутым горам» (РГИА. Ф. 1281. Оп. 4. Д. 13. Л. 31 об.). Лошади выступали в качестве рабочей силы, являлись основным видом транспортного передвижения. Конские мясо и жир, кумыс из кобыльего молока занимали центральное место в пищевом рационе, а шкуры шли на изготовление разнообразных бытовых предметов и одежды.

Башкиры выращивали лошадей местной породы, покрытых густой шерстью, низкорослых, с коротким корпусом и большой закругленной мордой. Их внешняя неказистость, отмеченная многими авторами, с лихвой компенсировалась крепкой мускулатурой, быстротой бега, непривередливостью к

140

Кумысные курорты. Ямщики

Открытка. Начало ХХ в.

© Личный архив В.К. Федорова

корму и, самое главное, способностью к самообеспечению практически на протяжении всего годового цикла. К началу XX в. в башкирской породе лошадей выделились три основных типа, которые были приспособлены к определенным природно-климатическим условиям: горный вьючно-верховой, степной верховой в южных районах и равнинный, укрупненный упряжный, а в северных районах (Рычков П.И., 1762. С. 292–293; Руденко, 2006. С. 96).

Важное место в хозяйстве занимали и овцы, которые при малом снеговом покрове, так же как и лошади, могли сами добывать себе подножный корм. Баранина ценилась наравне с кониной, овечьи шкуры использовались на пошив зимней одежды, а из шерсти получали необходимые для кочевого и полукочевого образа жизни войлок и сукно.

Овец разводили двух видов: русских короткохвостых – для получения качественной шерсти и так называемой «киргизской» породы, характеризующихся более плотным телосложением и наличием толстого курдюка, – на мясо (Рычков П.И., 1762. С. 278–280; Фальк, 1824. С. 321; Георги, 1776. С. 92). На рубеже XIX–XX вв. наиболее распространенной породой овец стала разношерстная, по большей части белая, с коротким хвостом и грубой, курчавой шерстью.

Поголовье крупного рогатого скота, не приспособленного к тебеневке, было в несколько раз меньше количества лошадей и овец, поскольку его содержание требовало больших затрат. Крупный рогатый скот в основном не отличался как от разномастной азиатской (в частности, казахской), так и от местной русской породы коров, представляя собой смешанный тип с невысокими молочными и мясными показателями (Руденко, 2006. С. 98).

141

Держали также коз, а в отдельных хозяйствах и двугорбых верблюдов. «Башкиры 6-го и 9-го кантонов имеют верблюдов», – читаем мы в одном из архивных источников 1820-х годов (АРГО. Разряд 26. Оп. 1. № 19. Л. 81). Встречались они и у башкир, живущих по рекам Белой, Деме, Сакамаре и Исети. По официальным же данным, в 1850 г. у башкир Оренбургской губернии насчитывалось 774 верблюда (Черемшанский, 1859. С. 53). Видимо, раньше их было гораздо больше, так как во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. башкиры предоставляли более тысячи верблюдов для нужд армии. Кроме того, они не раз обеспечивали верблюдами русские военные экспедиции в казахские степи (Казанцев, 1866. С. 95). Поскольку верблюды являются теплолюбивыми животными, для ночлега им необходимо устраивать шалаши, с подстилкой из хвороста или соломы, – то разводили их в небольших количествах и не на всей территории расселения башкир, в основном, в южных и юго-восточных районах, крайне редко – на северовостоке. Верблюдов не навьючивали, а впрягали в телеги и сани, используя для перевоза груза при кочевках, руды на горные заводы, сена, дров и т.д. Верблюжьи шкуры и шерсть шли на домашние нужды, а мясо и молоко – в пищу (Янгузин Р.З., 1989. С. 65–66).

Рождающийся молодняк также по-разному адаптировался к перекочевкам. Жеребята переходили к самостоятельному движению за табуном практически в день появления, ягнята и козлята по прошествии двух-трех дней, а телята и верблюжата еще долгое время не были способны к самостоятельному и тем более интенсивному движению совместно со всем стадом.

В середине XVIII в., по сообщению П. Рычкова, среди башкир было немало таких, «кои от трех до четырех сот кобыл имеют» (1762. С. 292). П.С. Паллас отмечал в 1770 г., что «по всей южной стороне Исетской провинции» нередко встречались владельцы «кои по нескольку сот лошадей имеют, а есть и такие, коих богатство в сем от двух до четырех тысяч лошадей простираются» (1786. С. 95–96). В этот же период И.-Г. Георги писал, что «редко и у простого человека бывает меньше 30 и 50 лошадей; многие имеют оных до 500, богатые же до 1000. А иные до 2000 и свыше; чему соответствует число и прочаго скота. Число овец почти соответствует у богатых числу лошадей, или и превосходит число оное, однако малым числом. Рогатого же скота держат богатые в половину противу лошади. Почти у всех есть небольшие козьи стада. Зажиточные люди держат по нескольку и верблюдов» (1776. С. 91–92). Подобные данные приводились И.П. Фальком, по словам которого башкиры держали «иные по 500, 1000 и более лошадей, столько же овец… и несколько рогатого скота» (1824. С. 321).

Таким образом, во второй половине XVIII в. бедные хозяйства насчитывали в среднем 30–50 лошадей, столько же овец, небольшое количество коров и коз, а зажиточная часть башкирского общества могла позволить себе содержать стада до тысячи и более голов лошадей, мелкого и крупного рогатого скота. Минимальный количественный порог согласуется с расчетами исследователей по обеспечению потребностей средней башкирской семьи, ведущей кочевой и полукочевой образ жизни (Акбулатов, 1996. С. 87; Демидова, 1958 С. 46). Тысячные же стада отмечались и во второй половине XIX в. (Кузеев, Бикбулатов, Шитова, 1962. С. 204).

142

Полукочевое скотоводство сохраняло ведущую роль в хозяйственном комплексе и на протяжении первой половины XIX в., хотя поголовье в целом сокращалось. Так, по сведениям Н. Попова в начале XIX в. в Шадринском уезде богатые хозяйства содержали «рогатого скота от 50 до 100, средние от 20 до 40, бедные от 3 до 15». Овцы и бараны содержались «соразмерное сему количеству». Лошадей держали «первые от 300 до 400, вторые от 100 до 200, последние от 10 до 20» (Попов Н.С., 1813. С. 17). К середине того же столетия на этой территории в башкирских населенных пунктах на 1 двор в среднем приходилось от 7,1 до 51,9 голов крупного рогатого скота, от 2,9 до 15,9 голов овец и коз, от 5,5 до 32 голов лошадей (Янгузин Р.З., 1989. С. 91).

Снижение численности скота началось в 1830-е годы и усилилось в середине ХIХ в. Наиболее интенсивно этот процесс шел среди зауральских (кроме северных), юго-западных, южных и юго-восточных башкир. Это явилось результатом сокращения пастбищных угодий из-за увеличения плотности населения в крае, а также ряда административных мер по переводу полукочевых башкир к земледелию.

В 1834 г. под предлогом того, что башкиры оказываются вне надзора полиции и уклоняются от несения повинностей, им было запрещено выходить на хутора. Со стадами теперь могли находиться одни лишь пастухи.

В1835 г. был введен запрет на пересечение башкирами административных границ уездов, в которых они проживали, без специального увольнительного билета, полученного у кантонного начальства. В 1845 г. распоряжением губернатора башкирам было строжайше запрещено выходить на кочевки во все время посевов, сенокосов и уборки хлебов и т.д. В совокупности эти меры приводили к перестройке образа жизни полукочевых башкир, к нарушению технологической цепочки скотоводческого хозяйства, что вело к сокращению количества скота (Шаяхметов, 2005. С. 172–173, 175–176).

К1830–1840-м годам в северо-западном земледельческом районе на одно подворье приходилось в среднем 2–3 лошади, 1–3 коровы и 2–4 головы мелкого рогатого скота (Уфимский, Пермский уезды), на северо-востоке в земледельческо-скотоводческой зоне эти показатели составляли в среднем 9–12 голов лошадей, такое же количество крупного и мелкого рогатого скота (Екатеринбургский уезд). На скотоводческих юго-восточных и юго-запад- ных территориях проживания башкир на один двор приходилось от 6–10 лошадей и 4–5 голов крупного рогатого скота (Стерлитамакский уезд) до 20– 25 лошадей, 5–12 голов крупного рогатого, 10–20 овец (Белебеевский уезд) (Янгузин Р.З., 1989. С. 85, 91, 93). К 1855 г. по сравнению с 1827 г. (за 28 лет) поголовье лошадей у башкир в среднем уменьшилось с 1,37 до 0,98 головы, крупного рогатого скота с 0,72 до 0,59 головы на одного человека. Увеличение наблюдалось только среди мелкого рогатого скота, с 0,99 до 1,14 голов на человека (Асфандияров, 2006. С. 213–214).

Сократилось и количество хозяйств, выходивших на сезонные кочевки.

В1846 г. из 439 584 чел. учтенного башкирского населения Южноуральского региона полукочевой образ жизни вели всего 208 725 чел. (47,4%) (Асфандияров, 2006. С. 211–212), а в 1851–1854 гг. из 519 236 башкир кочевали лишь 221 788 чел. (42,8%) (Шаяхметов, 2005. С. 257).

143

Одновременно менялись дальность и сроки перекочевок. Древнебашкирские племена, по исследованиям Р.Г. Кузеева, в течение года передвигались со своими стадами с севера на юг (в Приаралье или в Прикаспий) и обратно

сюга на север на сотни километров, подобные показатели сохранялись у разных групп башкир до присоединения к Российскому государству. Однако

сюридическим оформлением традиционных границ родоплеменных земель башкиры лишились возможности кочевать на большие расстояния (Кузеев, 2009. С. 47, 64, 75). К середине XIX в. зауральские башкиры, кочевавшие раньше до первых заморозков, стали выезжать на срок «с 15 мая по 15 сентября» и на расстояние всего «от 5 до 35 верст» от своих деревень (Янгузин Р.З., 1989. С. 97).

Тем не менее, полукочевое скотоводство еще долго продолжало оставаться основной формой хозяйствования башкир «в восточной покатости и в Уральских горах», летом кочевавших, а зимой живших «в устроенных селениях, отлучаясь на непродолжительное время для звероловства» (ЦГИА РБ. Ф. И-2. Оп. 1. Д. 7150. Л. 13 об.). По данным 1846 г., на сезонные кочевья выходило 22381 из 26784 чел. (83,5%) в Челябинском, 9683 из 16000 чел. (60,5%) в Шадринском, 36 750 из 45756 чел. (80,3%) в Стерлитамакском, 47361 из 50609 чел. (93,5%) в Верхнеуральском, 61045 из 78233 чел. (78,0%) в Оренбургском и 9364 из 10127 чел. (92,4%) в зауральской части Троицкого (4 Загорный кантон) уездов (Асфандияров, 2006. С. 211–212). Наиболее сильны кочевые традиции были в четырех последних башкирских кантонах (ЦГИА РБ. Ф. И-2. Оп. 1. Д. 5529. Л. 1), жители которых продолжали выходить на сезонные кочевья почти в полном составе даже в 1851– 1854 гг., когда почти все остальное башкирское население прекратило этим заниматься (Шаяхметов, 2005. С. 257). Соответственно, изменилось и хозяйственное районирование в целом.

Новая особенность в кочевании была связана с увеличением доли земледелия и необходимостью возвращения к своим посевам к периоду жатвы. Как писал применительно к Шадринскому уезду Н. Попов, башкиры «в июле откочевывают к своим жилищам, дабы поставить сено и снять поспевший хлеб» (Попов Н.С., 1813. С. 16). К середине XIX в. таким способом продолжала кочевать часть башкир Белебеевского, Бугульминского и Бугурусланского – 11 196 из 54 644 чел. (22,3%), Уфимского – 3795 из 22 611 чел. (16,7%), Екатеринбургского, Красноуфимского – 5284 из 11 411 чел. (46,3%), а так же часть башкирского населения Челябинского Оренбургской и Шадринского уездов Пермской губерний. На территории проживания остального башкирского населения – среди западных, северо-западных, северных, частично, северо-восточных башкир – скотоводство наряду с лесными промыслами, пчеловодством и др. выступало как важная составляющая комплексного земледельческого хозяйства, но кочевая жизнь здесь осталась в далеком прошлом. И в 1846 г. все башкиры Осинского, Пермского уездов Пермской губернии, Бирского, Мензалинского, Сарапульского, большая часть Уфимского, Шадринского, Троицкого, Западного, Белебеевского, Бугульминского и Бугурусланского уездов Оренбургской губернии были отмечены как «оседлые» (Асфандияров, 2006. С. 211–212).

Тенденции, наметившиеся в развитии хозяйствования, сохранялись и во второй половине XIX в. – начале XX в., что привело сначала к сущест-

144

венным изменениям границ распространения традиционно сложившихся хозяйственно-культурных комплексов, а затем и к исчезновению кочевого и даже полукочевого скотоводства как типа хозяйствования вообще (Кузеев, 2009. С. 109). Так, юго-восточный земледельческо-скотоводческий район постепенно превращается в район оседлого земледельческого хозяйства без летних кочевок. Хотя последние еще и бытовали в разных масштабах на юге, юго-востоке и в некоторых районах Зауралья вплоть до революции 1917 г., а местами и до коллективизации 1930-х годов (Янгузин Р.З., 1989. С. 166).

Вцелом же численность населения в крае увеличивалась, а площадь принадлежащих башкирам земель сокращалась. Если в 1851 г. в Оренбургской губернии проживало 1713 тыс. чел., то в 1897 г. на этой же территории насчитывалось уже 3797 тыс. чел. (Кузеев, 2009. С. 97). Соответственно изменялась и плотность населения с 2,8 чел. в 1811 г. (Оренбургская губерния) до 17 чел. на квадратную версту (20,5 чел. в Уфимской и 13,5 в Оренбургской губерниях) в 1897 г. (Кузеев, 1992б. С. 347). Башкирское же землевладение сократилось к 1916 г. почти на 4,5 млн дес. (История Башкортостана..., 2004.

С.398).

В1870–1880 гг. уменьшение поголовья скота наблюдалось во всех башкирских кантонах, особенно в тех районах, где скотоводческая отрасль являлась основным видом хозяйственной деятельности. Это было настолько очевидно, что Л. Сабанеев в 1873 г. писал о зауральских башкирах, что «лет 15, даже 10 назад, редкий башкирец имел менее 20 лошадей, многие выезжали на «коши» с сотнею, двумя, даже четырьмя; теперь редкий имеет до 50 голов и крестьяне далеко перещеголяли их в этом отношении» (Сабанеев, 1873. С. 83). Постепенный переход башкир к полной оседлости охватывает

Уборка сена. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского © МАЭ РАН. № 1919-184

145

Стога башкирской кладки. Начало XX в.

Фото М.А. Круковского

©МАЭ РАН. № 1919-186

июго-западную Башкирию (Белебеевский, Стерлитамакский уезды), и юговосточные районы расселения башкир. Так, в Оренбургском уезде в 1887 г. на один двор приходилось от 2,3 до 8,4 лошадей, от 1,3 до 4,1 голов крупного

иот 1 до 7,9 голов мелкого рогатого скота, в Верхнеуральском уезде в хозяйствах насчитывалось от 4 до 20 голов скота (Янгузин Р.З., 1989. С. 139, 142, 149, 150). Понятно, что средние показатели не учитывали в полной мере все конкретные ситуации в отдельных волостях, и данные могли различаться в каждой из них в зависимости от различных факторов, прежде всего социального расслоения башкирского общества. В богатых домохозяйствах могло содержаться от 200 до 500 голов скота (Обзор Оренбургской губернии…, 1896. С. 5), одновременно в иных башкирских деревнях 25–30% от общего числа хозяйств составляли безлошадные (НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 2. Д. 151. Л. 80).

Ксередине 1860-х годов в башкирских кантонах было зарегистрировано 1327 кочевий с 27049 кибитками (кочевыми семейными коллективами, семьями). Больше всего кочевий находилось в Верхнеуральском уезде – 660, кибитки же распределялись следующим образом: 7,5 тыс. в Стерлитамакском, по 6,5 тыс. в Верхнеуральском и Челябинском, 4,6 тыс. в Оренбургском и 1,6 тыс. в Белебеевском уездах (Бикбулатов Н.В., Юсупов Р.М., Шитова, Фатыхова, 2002. С. 56).

В этот период башкиры уже выезжали на летние кочевья после окончания весенних полевых работ, т.е. в конце мая или в начале июня. Помимо ухода за скотом и заготовки на зиму продуктов питания, летом они занимались еще различными подсобными промыслами, а пребывание на осенних кочевьях совпадало с заготовкой кормов и жатвой. Собственно с завершением жат-

146

Летнее пастбище на берегу Лемезы

БАССР, Иглинский район, д. Нижние Лемезы Фото С.Н. Шитовой, 1975 г.

© ИИЯЛ УНЦ РАН

Сдача молока

БАССР, Баймакский район, совхоз Сувакинский Фото М.Д. Панова, 1964 г.

© ИИЯЛ УНЦ РАН

147

Пастухи верхом на лошадях

БАССР, Баймакский район, д. Юмашево Фото М.Д. Панова, 1964 г.

© ИИЯЛ УНЦ РАН

вы для большинства семей кочевой сезон завершался до следующего года. Только наиболее зажиточная часть башкир снова отправлялась со своими стадами подальше от деревень до конца сентября или середины октября,

взависимости от погоды. Откочевывали в среднем на расстояние от 10 до 20 км (Мурзабулатов, 1979. С. 64–66, Кузеев, 2009. С. 116, 120).

Внекоторых башкирских районах до начала XX в. сохранялась еще одна традиция кочевого скотоводческого быта – зимняя тебеневка скота, позволявшая содержать домашних животных на подножном корме практически круглый год. Тебеневка производилась в определенной последовательности. Вначале на пастбище выгоняли лошадей, которые копытами выбивали корм из-под снега, потом на том же месте выпасали коров, а затем – овец. Так, в 1860 г. на долю гулевого скота в Шадринском уезде приходилось – 41,6%, Екатеринбургском – 60,9% лошадей. В зауральских уездах Оренбургской губернии тебеневавшего скота было больше – около 70% лошадей башкир в Троицком и 73,4% – Челябинском уездах круглый год находились на сезонных пастбищах (Курганские башкиры, 2002. С. 52). В начале XX в. лошади

восновном содержались на подножном корму в течение всего года также у зауральских и юго-восточных башкир (Руденко, 2006. С. 100).

На сокращение поголовья скота помимо причин социального характера немаловажное влияние оказывал также и природный фактор. Особенно губительными были неурожайные годы. Так, в 1876 г. корреспондент газеты «Оренбургский листок» писал из г. Верхнеуральска, что в 1874 г. большую

148

часть башкирских посевов и трав «истребили черви и кобылка… Вследствие этого цены на хлеб… поднялись более чем вдвое, цены же на сено увеличились чуть ли не в десять раз… дороговизна корма и позднее наступление весны 1875 года имели следующие последствия: большая часть скота от бескормицы пала, другая часть продана за бесценок… оставшаяся часть рабочего скота до конца мая не могла оправиться… почему башкиры в 1875 году посев сделали поздний, а так как лето… закончилось преждевременными морозами, то и эти небольшие посевы были побиты морозами…». «В конце 1875 года и в начале 1876 года, – продолжает он, – с башкир начали взыскивать подати за два года и повели это дело так круто, что многие башкиры для уплаты податей продавали по дешевым ценам чуть ли не последнюю скотину…». Неурожаи трав и хлебов периодически повторялись (1864, 1874–1875, 1879–1880, 1896–1897) и каждый раз уносили десятки тысяч голов скота (Усманов Ф.Х., 1973. С. 73).

Кроме того, продолжительные морозы, затяжные метели, гололед, мощный слой крепкого наста приводили к бескормице и как следствие к массовому падежу скота, нанося настолько ощутимый урон, что на восстановление хозяйства уходило до нескольких лет. Самой действенной мерой являлась заготовка сена. Поэтому, если в первой половине XVIII в. сенокошение было более развито в земледельческих районах – в северо-западной части современной Башкирии (Осинская и Казанская дороги) (МИБ, 1949. С. 486–487), то в первой половине XIX в. оно распространилось на всей территории расселения башкир (Янгузин Р.З., 1989. С. 97).

Табун

Башкортостан, Баймакский район, д. Ишмухаметово © Фото Э. Ефнер, 2014 г.

149