книги / Самоубийство Социолог. этюд

Существует только одно исключение — территория Инсбру­ ка, где уровень самоубийств среди гражданского населения стоит низко, а коэффициент увеличения не поднимается выше среднего. В Италии из всех военных округов меньше всего самоубийств насчитывается в Болонин (180 случаев на 1 млн.), но прбчее население чаще всего прибегает к самоубийству именно здесь (89,5), Апулия и Абруцца, напротив, насчиты­ вают больше всего самоубийств среди военных (370 и 400 на 1 млн.) и только 15 или 16 среди гражданских лиц. Для Фран­ ции можно сделать вполне аналогичное замечание. Париж­ ский военный округ имеет 260 самоубийств на 1 млн. жите­ лей и значительно уступает Бретани, где мы имеем 440. Даже в Париже коэффициент увеличения должен быть незначи­ тельным, ибо в департаменте Сены на 1 млн. холостых в воз­ расте 20—25 лет приходится 214 самоубийств.

Все эти факты доказывают нам, что причины частых само­ убийств в армии не только различны, но и диаметрально про­ тивоположны тем, которые вызывают самоубийство среди гражданского населения. В современных сложных европей­ ских обществах самоубийства граждан обязаны своим сущест­ вованием крайне развитому индивидуализму, неизбежно со­ провождающему нашу цивилизацию. Самоубийство в армии должно зависеть от противоположного психического пред­ расположения, от слабого развития индивидуальности, т. е. от того, что мы назвали альтруизмом. И действительно, те народы, у которых особенно часто случаются самоубийства в армии, являются в то же время наименее цивилизованны­ ми, и нравы их ближе всего подходят к обществам низшего порядка. Традиционализм, этот главный противник всякого проявления индивидуализма, гораздо более развит в Италии, Австрии и даже в Англии, чем в Саксонии, Пруссии и Фран­ ции. Он более живуч в Заре, Кракове, чем в Граце и Вене; в Апулии — более, чем в Риме и Болоний; в Бретани — более, чем в департаменте Сены. Так как традиционализм предо­ храняет от эгоистического самоубийства, то легко понять, что там, где он еще в силе, гражданское население мало склонно к самоубийству. Однако он сохраняет свое профилактиче­ ское влияние только до тех пор, пока действует с умеренной

ше по сравнению с войсками, расквартированными в самой Франции (570 самоубийств на 1 млн, вместо 280). Наименее подверженными самоубийству оказываются понтоньеры, сапе­ ры, санитарные служители, рабочие в администрации, т. е. все те, на ком менее всего отражается военный дух. Точно так же в Италии, в то время как армия вообще за период 1878—1881 гг. давала только 430 случаев на 1 млн., у стрелков было 580 случаев, у карабинеров — 800, в военных школах и учебных батальонах — 1.010.

Специальные части войск отличаются особенно интенсив­ ным развитием духа военной самоотверженности и самоот­ речения, Значит, самоубийство в армии варьирует в прямой зависимости от этого морального состояния.

3. Последним доказательством этого закона является то, что самоубийство среди военных всюду уменьшается. В 1862 г.

во Франции приходилось 630 случаев на 1 млн., в 1890 г. их уже было только 280. Некоторые полагают, что подобное уменьшение объясняется новым законом, сократившим срок службы. Но это уменьшение началось значительно раньше введения нового закона, а именно в 1862 г., и продолжалось непрерывно, если не считать довольно значительного повы­ шения в 1882—1888 гг.107 С этим явлением мы встречаемся всюду. Число самоубийств в прусской армии вместо 716 на 1 млн. в 1877 г. снизилось до 550 в 1890 г.; в Бельгии вместо 391 в 1885 г. их насчитывалось 185 в 1891 г.; в Италии вместо 431 в 1876 г. — 389 в 1892 г. В Австрии и Англии уменьшение числа самоубийств мало заметно, но во всяком случае нет и увеличения (1.209 в 1892 г. в первой из этих стран и 210 — во второй в 1890 г., вместо 1.277 и 217 в 1876 г.).

Если предполагаемое нами объяснение правильно, то дело именно так и должно происходить. Можно считать установ­ ленным, что во всех странах одновременно наблюдается паде­ ние старого военного духа. Хорошо это или худо, но только прежние привычки пассивного послушания, абсолютного под­ чинения, одним словом, полного безличия мало-помалу при­ шли в противоречие с требованиями общественной совести и потеряли под собой почву. В соответствии с новыми веяния­ ми дисциплина стала менее требовательной и стеснительной

для индивида.108 Замечательно, что за этот же период времени, в этих же самых странах, число самоубийств среди граждан­ ского населения безостановочно увеличивалось. Новое дока­ зательство того, что причины, от которых оно зависит, по природе своей противоположны причине, обусловливающей специфическую склонность к самоубийству среди солдат.

Все убеждает нас в том, что самоубийство в армии пред­ ставляет собой только известную форму альтруистического самоубийства. Конечно, мы не желаем сказать этим, что все частные случаи самоубийств в полках носят этот определен­ ный характер или имеют только такое происхождение.

Солдат, надевший военную форму, не делается совершенно новым человеком; следы его предыдущей жизни, влияние по­ лученного им воспитания — все это не может исчезнуть как бы по мановению волшебной палочки. И кроме того, он не настолько отделен от остального общества, чтобы совершенно не участвовать в общественной жизни. Самоубийство солдата по своим мотивам и по своей природе может иногда не иметь ничего военного. Но если устранить эти отдельные случаи, не имеющие между собой никакой связи, то остается сплочен­ ная однородная группа, охватывающая большинство само­ убийств в армии. И здесь определяющую роль играет то состоя­ ние альтруизма, вне которого не может быть военного духа. 6 лице этой группы мы имеем как бы пережиток самоубийств, свойственных обществам низшего порядка: ведь и сама воен­ ная мораль некоторыми своими сторонами составляет как бы пережиток морали первобытного человечества.100 Под влияни­ ем этого предрасположения солдат кончает с собой при пер' вом столкновении с жизнью, по самому ничтожному поводу: вследствие отказа в разрешении отпуска, вследствие выгово­ ра, незаслуженного наказания или неудачи по службе, убивает себя по причине ничтожного оскорбления, мимолетной вспыш­ ки ревности или даже просто потому, что на его глазах кто-ни­ будь покончил с собой. Здесь мы находим объяснение тех явле­ ний заражения, которые так часто наблюдаются в армии. Выше мы приводили целый ряд относящихся сюда примеров.

Подобные факты были бы необъяснимы, если бы самоубий­ ство в корне своем зависело от индивидуальных причин.

Нельзя же Допустить, чтобы простой случай собрал именно в одном полку, на одной территории такое большое число лиц, по своему органическому сложению предрасположен­ ных к самоубийству. Еще менее допустимо предположение, чтобы возможной была эпидемия подражания со стороны ин­ дивидов, нисколько не предрасположенных к самоубийству. Но все легко объясняется, если согласиться с тем, что воен­ ная карьера развивает в человеке такой строй души, кото­ рый непреодолимо тянет его расстаться с жизнью. Вполне естественно, что этот душевный настрой встречается в той или другой степени у большинства людей, отбывающих воен­ ную службу. А так как именно он представляет собой почву, наиболее благоприятную для самоубийств, то нужен лишь небольшой толчок для того, чтобы претворить в действие го­ товность убить себя, скрытую в человеке рассматриваемого морального склада. Для этого достаточно простого примера, и поэтому поступок одного лица с силой взрыва распростра­ няется среди людей, заранее готовых следовать ему.

III

Теперь читателю будет более понятно наше желание дать объективное определение факту самоубийства и неизменно придерживаться его в ходе изложения. Хотя альтруистиче­ ское самоубийство и содержит в себе все характерные черты самоубийства вообще, но в своих наиболее ярких и порази­ тельных проявлениях приближается к той категории челове­ ческих поступков, к которым мы привыкли относиться с пол­ ным уважением и даже восторгом. Поэтому мы очень часто отказываемся даже признать в нем факт самоубийства.

В глазах Эскироля и Фальре смерть Катона и жирондистов не была самоубийством. Но если те самоубийства, которые своей видимой и непосредственной причиной имеют дух от­ речения и самоотвержения, не заслуживают такой квалифика­ ции, то последняя не может быть применена и к тем самоубий­ ствам, которые происходят от того же морального расположе­ ния, хотя и менее очевидного, ибо вторые отличаются от

первых только некоторыми оттенками. Если житель Канар­ ских островов, бросающийся в пропасть в честь своего бо­ га, — не самоубийца, то нельзя дать этого определения и для последователя секты Джина, если он убивает себя для того, чтобы войти в «ничто». Точно так же дикарь, отказывающийся под влиянием аналогичного умственного состояния от жиз­ ни после какого-нибудь незначительного оскорбления или даже просто для того, чтобы доказать свое презрение к жиз­ ни, в свою очередь не может быть назван самоубийцей, рав­ но как и разорившийся человек, не желающий пережить свое­ го позора, и, наконец, те многочисленные солдаты, которые ежегодно увеличивают сумму добровольных смертей. Все эти явления имеют своим общим корнем начало альтруизма, кото­ рое в равной степени является и причиной того, что можно было бы назвать героическим самоубийством. Быть может, все эти факты надо отнести к категории самоубийств и ис­ ключить из нее только те случаи, в которых имеется налицо совершенно чистый мотив самоубийства? Но, прежде всего, что может нам послужить критерием для такого разделения? С какого момента мотив перестает быть достаточно похваль­ ным, чтобы руководимый им поступок мог быть квалифициро­ ван как самоубийство? Разделяя коренным образом эти две категории фактов, мы тем самым лишаем себя возможности разобраться в их природе, потому что характерные для это­ го типа черты резче всего выступают в обязательном альтруис­ тическом самоубийстве; все остальные разновидности состав­ ляют только производные формы. Итак, нам приходится или признать недействительной обширную группу весьма поучи­ тельных фактов, или же если не отбрасывать их целиком, то — помимо того, что мы можем сделать между ними только самый правильный выбор, — мы поставим себя в полную не­ возможность распознать общий ствол, к которому относятся те факты, которые мы сохраним. Таковы те опасности, кото­ рым подвергается человек, если он определяет самоубийство в зависимости от внушаемых ему субъективных чувств.

Кроме того, доводы и чувства, которыми оправдывается подобное исключение, сами по себе не имеют никакого основа­ ния. Обыкновенно опираются на факт, что мотивы, вызываю­

щие некоторые самоубийства альтруистического характера, повторяются в только слегка измененном виде в основе тех актов, на которые весь мир смотрит, как на глубоко нравст­ венные. Но разве дело обстоит иначе относительно эгоистиче­ ского самоубийства? Разве чувство индивидуальной автоно­ мии не имеет нравственного достоинства так же, как и чувство обратного порядка? Если альтруистическое чувство — пред­ посылка известного мужества, если оно закаляет сердца и при дальнейшем развитии даже очерствляет их, то чувство индивидуалистическое размягчает сердца и открывает к ним доступ милосердия. В среде, где властвует альтруистическое самоубийство, человек всегда готов пожертвовать жизнью, но он так же мало дорожит и жизнью других. Наоборот, там, где человек настолько высоко ставит свою индивидуальность, что вне ее не видит никакой цели в жизни, он с таким же уважени­ ем относится и к чужой жизни. Культ личности заставляет его страдать от всего, что может ее умалить даже у себя подобных. Более широкая способность с симпатией переживать человече­ ское страдание заступает место фанатического самоотверже­ ния первобытных времен. Итак, и тот и другой тип само­ убийства является только преувеличенной или уклонившей­ ся от правильного развития формой какой-либо добродетели. Но в таком случае пути их воздействия на моральное сознание не настолько разнятся между собой, чтобы дать нам право соз­ давать так много зависящих от этого отдельных видов.

Глава V

АНОМИЧНОЕ САМОУБИЙСТВО

Общество является не только тем объектом, на который с различной интенсивностью направляются чувства и дея­ тельность индивидов; оно представляет собой также управ­ ляющую им силу. Между способом проявления этой регули­ рующей силы и социальным показателем самоубийств суще­ ствует несомненное соотношение.

Известно, что экономические кризисы обладают способ­ ностью усиливать склонность к самоубийству.

В 1873 г. в Вене разразился такой кризис, достигший своего апогея в 1874 г., и в то же самое время можно было конста­ тировать увеличение числа самоубийств. В 1872 г. насчиты­ вался 141 случай, в 1873 г. их было уже 153, в 1874 г. — 216; т. е. число их увеличилось на 51% по отношению к 1872 г. и на 41% по отношению к 1873 г. Что это увеличение единст­ венной своей причиной имело экономическую катастрофу, доказывается тем, что особенно высоко оно было в самый острый момент кризиса, а именно в течение первых 4-х ме­ сяцев 1874 г. С 1 января до 30 апреля 1871 г. зарегистрирова­ но 48 самоубийств, за тот же период 1872 г. — 44, 1873 г. — 43, 1874 г. — 73. Мы имеем здесь, следовательно, увеличение на 70%. Такой же кризис охватил одновременно Франкфурт- на-Майне. В годы, предшествовавшие 1874 г., среднее годо­ вое число самоубийств равнялось там 22, в 1874 г. их было уже 32, т. е. на 45% больше.

Еще очень ярко у всех сохранилось в памяти воспоминание о знаменитом крахе, постигшем парижскую биржу в 1882 г. Последствия его дали себя чувствовать не только в одном Париже, но и во всей Франции. С 1874 до 1886 гг. увеличе­ ние среднего годового числа самоубийств не превышало 2%; в 1882 г. оно достигает 7%. Кроме того, увеличение это рав­ номерно распределялось на протяжении всего года, но осо­ бенно ярко выразилось в течение трех первых месяцев, т. е. как раз в момент этого краха. На эти три месяца приходится 0,59 общего увеличения. Ясно, что это возрастание зависит от исключительных обстоятельств, так как его не только не наблюдалось в 1881 г., но оно исчезло в 1883 г., хотя этот последний имеет в общем немного большее число самоубийств, чем предыдущий:

Соотношение между экономическим состоянием страны и показателем самоубийств наблюдается не только в несколь­ ких исключительных случаях; оно является общим законом. Цифра банкротств может служить барометром, отражаю­ щим с достаточной чувствительностью изменения, происхо­ дящие в экономической жизни. Если при переходе от одного года к следующему цифра эта внезапно увеличивается, можно быть уверенным, что произошла какая-нибудь значительная пертурбация в финансовом мире. В период 1845—1869 гг. три раза наблюдалось внезапное повышение банкротств, этот характерный симптом кризиса. В продолжение этого перио­ да годовое увеличение числа банкротств равнялось 3,2%, в 1847 г. оно достигает 26%, в 1854 — 37%, в 1861 — 20%. Именно в эти моменты можно было констатировать также исключительно быстрый рост числа самоубийств. В то время как на протяжении этих 24 лет годовая сумма самоубийств увеличивается только на 2%, в 1847 г. увеличение достигало 17%, в 1854 - 8%, в 1864 - 9%.

Но чему именно должны мы приписать такое влияние кри­ зисам? Не потому ли происходит это явление, что с потрясе­ нием общественного благосостояния растет нищета? Не по­ тому ли, что условия жизни становятся тяжелее и расстаться с ней более легко? Подобное объяснение соблазнительно по своей несложности, тем более, что совпадает с общеприня­ тым мнением о самоубийстве. Тем не менее факты противо­ речат ему.

В самом деле, если число добровольных смертей увеличива­ ется в силу того, что условия жизни становятся тяжелее, оно должно было бы заметно уменьшаться в тот период, когда благосостояние страны улучшается. Но в то время как чрез­ мерное возрастание стоимости предметов первой необходи­ мости действительно вызывает повышение числа самоубийств, это последнее, как показывает опыт, не опускается ниже сред­ него уровня в тот период, когда наблюдается обратное движе­ ние цен. В Пруссии в 1850 г. цена на хлеб была так низка, как еще ни разу на протяжении всего периода с 1848 по 1881 гг.: 50 килограммов стоили 6 марок 91 пфенниг — и тем не менее число самоубийств вместо 1.527 в 1849 г. повысилось до 1.736,

т. е. увеличилось на 13% и продолжало увеличиваться в тече­ ние 1851—1853 гг., хотя низкие цены держались устойчиво. В 1858—1859 гг. имело место новое падение цен, но число самоубийств продолжало увеличиваться. В 1857 Г. оно было

2.038, в 1858 г. — 2.126, в 1859 г. — 2.146. В продолжение 1863—1866 гг. цены, достигшие 11 марок 4 пфеннигов в 1861 г., постепенно понижаются до 7 марок 95 пфеннигов в 1864 г. и остаются весьма умеренными до конца этого периода. За то же самое время число самоубийств увеличилось на 17% (2.112

в1862 г., 2.485в 1886 г.)

ВБаварии наблюдаются аналогичные факты: согласно кривой, установленной Майером (Мауег) в его книге «0 1е Сезе1 г1;та881дке11 СезеНвсЬа^ЫеЬеп» (с. 345) для периода 1835—1861 гг., цена ржи была ниже всего в течение 18571858 и 1858—1859 гг.; в противовес этому в 1857 г. насчитыва­ лось только 286 случаев самоубийств, в 1858 г. это число подня­ лось до 329, а в 1859 г. — до 387. То же явление наблюдалось

втечение 1848—1850 гг.: цены на хлеб были в это время очень низкие по всей Европе.

И однако, несмотря на легкое и временное понижение,

обязанное событиям политического характера, о которых мы уже говорили выше, число самоубийств осталось на том же уровне. В 1847 г. насчитывалось 217 случаев, в 1848 г. их было 215, а после того, как в 1849 г. число их на какой-то момент сократилось до 189, начиная с 1850 г. кривая опять пошла вверх и достигла 250.

Насколько трудно приписать возрастание числа само­ убийств влиянию растущей нищеты, видно из того, что даже счастливые кризисы, во время которых благосостояние стра­ ны быстро повышается, оказывают на самоубийство такое же действие, как экономические бедствия.

Завоевание Рима Виктором Эммануилом в 1870 г. окон­ чательно завершило объединение Италии и было для всей страны тем моментом, когда началось ее обновление, веду­ щее к положению одной из великих держав Европы. Торгов­ ля и промышленность получили энергичный толчок, и все преобразилось с необыкновенной быстротой. В то время как в 1876 г. потребности итальянской промышленности удов­