книги / Самоубийство Социолог. этюд

сознание человека делается для него источником несчастья, то это случается только тогда, когда оно достигает болезнен­ ного развития, когда, восставая против своей собственной природы, оно считает себя абсолютом и в себе самом ищет свою цель. Это состояние настолько мало может считаться результатом новейшей культуры, так мало зависит от завоева­ ний, сделанных наукой, что мы можем заимствовать у стои­ цизма главнейшие элементы его описания. Стоицизм также учит, что человек должен отречься от всего, что лежит вне его, чтобы жить своим внутренним миром и только с помощью одного себя. Но так как в этом случае жизнь лишается всяко­ го смысла, то эта доктрина ведет к самоубийству.

Тот же самый характер носит и финал, являющийся логи­ ческим последствием этого морального состояния. Развязка не заключает в себе в данном случае ничего порывистого и страстного. Человек точно определяет час своей смерти и за­ долго наперед составляет план ее выполнения. Медленный способ не отталкивает его, последние моменты его жизни окрашены спокойной меланхолией, иногда переходящей в бес­ конечную мягкость. Такой человек до самого конца не прекра­ щает самоанализа. Образчиком такого случая может служить рассказ, передаваемый нам Фальре: один негоциант удалил­ ся в малопосещаемый лес и обрек себя на голодную смерть.128 В продолжение агонии, длившейся около трех недель, он ак­ куратно вел дневник, куда записывал все свои впечатления; впоследствии этот дневник дошел до нас. Другой умирает от удушения, раздувая ртом уголья, которые должны привести его к смерти, и непрерывно записывает свои наблюдения: «Я не собираюсь больше показывать ни храбрости, ни тру­ сости, я хочу только употребить оставшиеся у меня момен­ ты для того, чтобы описать те ощущения, которые испытыва­ ешь, задыхаясь, и продолжительность получаемых от этого страданий».129 Третий, прежде чем пойти навстречу «плени­ тельной перспективе покоя», как он выражается, изобретает сложный инструмент, который должен был лишить его жиз­ ни так, чтобы на полу не осталось следов крови.130

Не трудно заметить, что все эти разные особенности от­ носятся к эгоистическому самоубийству. Совершенно несом­

мает их и продолжает жить, как дитя или животное, с той только разницей, что он отдает себе отчет в том, что делает. Он задается одной целью — удовлетворять свои личные по­ требности, даже упрощая их для того, чтобы наверняка быть в состоянии удовлетворить их. Зная, что ни на что другое он не может надеяться, он ничего другого не требует, всегда готовый в случае, если он не будет &состоянии достигнуть этой единственной цели, разделаться со своим бессмыслен­ ным существованием. К этому типу принадлежит самоубийст­ во, практиковавшееся у эпикурейцев. Эпикур не предписы­ вал своим ученикам стремиться к смерти, он советовал им, напротив, жить до тех пор, пока жизнь представляет для них какой-нибудь интерес. Но так как он чувствовал, что при отсутствии у человека какой-то другой цели он каждую ми­ нуту может потерять и ту, которая у него есть, и что чувст­ венное удовольствие — слишком тонкая нить, чтобы прочно привязать человека к жизни, то он убеждал их быть всегда готовыми расстаться с ней по первому зову обстоятельств. Таким образом, мы видим здесь, что философская мечтатель­ ная меланхолия уступает место скептическому и рассудочно­ му хладнокровию, особенно сильно проявляющемуся в час финальной развязки. Здесь человек наносит себе удар без ненависти, без гнева, но и без того болезненного удовлетво­ рения, с которым интеллектуалист смакует свое самоубийст­ во. Первый еще бесстрастнее второго; его не поражает тот исход, к которому он пришел. Он хорошо предвидел это собы­ тие в более или менее близком будущем, поэтому не затруд­ няет себя долгими приготовлениями, а только, следуя жела­ ниям своего внутреннего «я», старается уменьшить свои стра­ дания. Таким обычно бывает самоубийство хорошо поживших людей, которые с наступлением неизбежного момента, когда уже становится невозможным продолжать с легкостью свое существование, убивают себя с ироническим равнодушием, спокойствием и своеобразной простотой.131

Когда мы устанавливали альтруистический тип самоубий­ ств, мы иллюстрировали его достаточным количеством приме­ ров, и нам не представляется необходимым дальнейшее описа­ ние характеризующих его психологических форм. Они диа­

метрально противоположны тем, которые обнаруживаются

вэгоистическим самоубийстве, подобно тому, как и сам аль­ труизм является прямой антитезой эгоизму. Убивающий себя эгоист отличается полным упадком сил, выражающимся или

втомительной меланхолии, или в эпикурейском безразличии. Альтруистическое самоубийство, напротив, имея своим ис­ точником страстное чувство, происходит не без некоторого проявления энергии. В случаях обязательного самоубийства эта энергия вкладывается в распоряжение разума и воли; субъект убивает себя, потому что так велит ему его сознание, он действует, подчиняясь известному повелению; поэтому его поступок характеризуется по преимуществу той ясной твер­ достью, которую рождает чувство исполняемого долга. Смерть Катона — исторический образчик этого типа. В других слу­ чаях, когда альтруизм принимает особенно острые формы, этот его акт носит более страстный и менее рассудочный характер. Тогда перед нами порыв веры и энтузиазма, бросаю­ щий человека в объятия смерти. Сам по себе этот энтузиазм бывает радостного и мрачного характера, согласно тому, яв­ ляется ли смерть способом соединиться с горячо любимым божеством или носит характер искупительной жертвы, пред­ назначенной для умилостивления жестокой и враждебной силы. Религиозный экстаз фанатика, считающего блаженством быть раздавленным колесницей своего идола, не то же самое, что «асе&а» монаха или угрызения совести преступника, который кончает с собой для того, чтобы искупить свою вину.

Но под этими различными оттенками основные черты яв­ ления остаются неизменными. Это тип активного самоубийст­ ва, являющегося в силу этого контрастом того упадочного типа, о котором шла речь выше.

Такой вид встречается даже среди более простых типов самоубийств; например, он наблюдается у солдата, который убивает себя вследствие того, что легкая обида запятнала его честь, или просто с целью доказать свою храбрость. Но та легкость, с которой совершаются подобного рода самоубийст­ ва, не должна быть смешиваема с рассудочным хладнокрови­ ем эпикурейцев. Готовность человека пожертвовать своей жизнью не перестает быть активной наклонностью даже тогда,

когда она глубоко укоренилась в существе человека и оказыва­ ет на него влияние с легкостью и самопроизвольностью ин­ стинкта. Леруа передает нам факт, который может служить примером этого. Дело касается офицера, который, после того как уже безуспешно пытался повеситься, готовится возобно­ вить покушение на свою жизнь, но предварительно заботится о том, чтобы записать свои последние впечатления: «Странная судьба выпала мне на долю, — пишет он.. — Я только что пы­ тался повеситься, уже потерял сознание, но веревка оборва­ лась, и я упал на левую руку... Окончив новые приготовле­ ния, я хочу выкурить еще одну трубку; надеюсь, последнюю. Первый раз совершить самоубийство для меня не представля ло никакой трудности; надеюсь, что и теперь не будет ника­ кого затруднения. Я так же спокоен, как если бы утром со­ бирался выпить рюмку водки; бесспорно, это несколько стран­ но, но, между тем, это действительно так. Все написанное — правда. Я умру второй раз со спокойной совестью».132 Под этим спокойствием не кроется ни иронии, ни скептицизма, ни особого невольного содрогания, которого решившийся на самоубийство прожигатель жизни никогда не смог бы скрыть.

Спокойствие полное; никаких следов самопринуждения, акт совершается от чистого сердца, потому что все деятель­ ные наклонности человека прокладывают ему путь.

Наконец, существует третий тип самоубийств, отличаю­ щийся от первого тем, что совершение его всегда носит харак­ тер страстности, а от вторых — тем, что вдохновляющая его страсть совершенно иного происхождения. Здесь не может быть и речи об энтузиазме, религиозной вере, морали или политике, ни о какой-нибудь военной доблести; здесь играет роль гнев и все то, что обычно сопровождает разочарование. Бриерр де Буамон, рассмотревший записки 1.507 самоубийц, констатировал тот факт, что большинство из них было про­ никнуто отчаянием и раздражением. Иногда они выражались в проклятиях, в горячем протесте против жизни вообще; иног­ да это были жалобы на определенное лицо, которое самоубий­ ца считал ответственным за все свои несчастья. К этой груп­ пе, очевидно, относятся самоубийства, являющиеся как бы до­ полнением предварительно совершенного убийства; человек

ект, на который изливается этот избыток страсти, играет второстепенную роль. От случая зависит, в каком направле­ нии разрядится накопленный запас энергии.

То же самое наблюдается и тогда, когда человек отнюдь не опускается, а, наоборот, непрерывно стремится, но без нормы и меры, превзойти самого себя. Иногда он теряет ту цель, достигнуть которой он считает себя способным, но кото­ рая на самом деле превосходила его силы; это самоубийства непризнанных людей, часто встречающиеся в эпоху, когда нарушена всякая определенная классификация. Иногда же случается, что после того, как человеку в течение долгого времени удавалось удовлетворять всем своим прихотям и желаниям, он наталкивается на такое препятствие, которое у него не хватает сил победить, и он нетерпеливо спешит прекратить существование, которое с этого момента стано­ вится для него полным лишений. В таком положении нахо­ дился Вертер, неугомонное сердце, как он сам себя называл, человек, влюбленный в бесконечное, убивающий себя оттого, что любовь его была безответной. Таковы те артисты, кото­ рые долгое время наслаждались блестящим успехом и убива­ ют себя после одного услышанного ими свистка, или прочи­ тав о себе слишком суровую критику, или потому, что мода на них начинает проходить.133

Существуют и такие самоубийцы, которые не могут пожа­ ловаться ни на людей, ни на обстоятельства, а сами по себе устают в бесконечной погоне за недостижимой целью, в ко­ торой их желания не только не удовлетворяются, но возбужда­ ются еще сильнее; тогда они возмущаются жизнью и обвиня­ ют ее в том, что она обманула их. Между тем, то тщетное воз­ буждение, во власти которого они находились, оставляет после себя особого рода изнеможение, мешающее ослабевшим стра­ стям проявляться с той же силой, как и в предыдущих случа­ ях; они как бы утрачивают свою силу, и поэтому с меньшей энергией оказывают свое влияние на человека; индивид, та­ ким образом, впадает в состояние меланхолии и до некото­ рой степени напоминает собой интеллектуального эгоиста, но не ощущает в своей меланхолии присущей этому послед­ нему томительной прелести; в нем доминирует более или

менее сильное отвращение к жизни. Подобное состояние од­ новременно со следующими из него самоубийствами наблю­ дал у своих современников уже Сенека: «Поражающее нас зло находится не около нас, оно — в нас самих. Мы лишены сил что-либо перенести, не в состоянии вытерпеть страдания, нетерпеливы, не можем наслаждаться радостью. Сколько людей призывают смерть потому, что, испробовав все возмож­ ные перемены, они приходят к заключению, что им знакомы уже все ощущения и ничего нового они испытать не могут».134 В новейшей литературе наиболее ярким представителем та­ кого типа является Рене у Шатобриана. В то время как Рафаель — мечтатель, погружающийся в себя, Рене ненасытен: «Меня упрекают в том, — восклицает он с горечью, — что

уменя непостоянные вкусы, что одна и та же химера не

всостоянии долго занимать меня, что я вечно нахожусь во вла­ сти воображения, которое стремится возможно скорее исчер­ пать дно моих желаний, как будто их наличие его удручает; меня обвиняют в том, что я всегда ставлю себе цель, которой не могу достигнуть; увы! Я только ищу неизвестное благо, которое я инстинктивно чувствую. Моя ли в том вина, что я повсюду нахожу препятствия и что все уже достигнутое теряет для меня всякую ценность?».135 Это описание довер­ шает характеристику тех черт сходства и различия между самоубийством эгоистическим и аномичным, которые выше были установлены нашим социологическим анализом. Само­ убийцы того и другого типа страдают тем, что можно назы­ вать «болезнью бесконечности», но в обоих случаях эта бо­ лезнь принимает различные формы. В первом случае мы имеем дело с рассудочным умом, который испытывает болезненное изменение и чрезмерно гипертрофируется, во втором случае речь идет о чрезмерной и нерегулярной чувствительности. У одного — мысль, возвращаясь все время к самой себе, утра­ чивает, наконец, всякий объект, у другого — не знающая гра­ ниц страсть не видит впереди никакой цели. Первый теряет­ ся в бесконечности мечтаний, второй — в бездне желаний.

Таким образом мы видим, что психологическая формула самоубийцы не так проста, как это обычно думают. Сказать, что он устал, испытывает отвращение к жизни, еще не зна­

чит определить эту формулу. На самом деле существуют са­ мые различные типы самоубийц, и эти различия ощущаются особенно сильно в том способе, которым совершается само­ убийство. Можно таким путем распределить самоубийства и самоубийц на определенное количество видов; они должны совпадать в их существенных чертах с типами, установлен­ ными нами выше, согласно природе тех социальных причин, от которых они зависят; они являются как бы продолжением этих социальных фактов во внутреннем мире индивида.

Нужно добавить, что они не всегда наблюдаются в опыте

вчистом виде; часто случается, что они комбинируются меж­ ду собой и дают начало сложным видам; признаки, принад­ лежащие нескольким из них, встречаются одновременно

водном и том же самоубийстве. Причиной этого явления служит то обстоятельство, что различные самоубийства мо­ гут одновременно оказывать свое действие на одного и того же индивида, и таким образом результаты их перемешива­ ются. Так, мы видим часто больного, подверженного различ­ ным бредовым идеям, которые перепутываются между со­ бой, но все же воздействуют в одном и том же направлении и, несмотря на различное происхождение, приводят к одно­ му и тому же поступку; они взаимно усиливают друг друга. Таким же образом различные лихорадки, соединяясь у одно­ го и того же субъекта, способствуют каждая поднятию темпе­ ратуры его тела.

Существуют два фактора самоубийства, обладающие по отно­ шению друг к другу особым сходством, — это эгоизм и ано­ мия. В самом деле, нам известно, что обычно они представля­ ют собой только две различные стороны одного и того же социального состояния, поэтому нет ничего удивительного, что они могут встретиться у одного и того же индивида. Да­ же почти неизбежно бывает так, что у эгоиста замечается склонность к беспорядочности: так как он оторван от общест­ ва, последнее уже не может регулировать его внутренний мир. Если же тем не менее желания его разгораются чрезмер­ но, то это происходит вследствие того, что жизнь страстей течет у него очень медленно, что взоры его обращены всецело на него самого и окружающий мир не привлекает его. Но мо­

жет случиться, что человек не будет ни полным эгоистом, ни ярко эмоциональным типом. В таком случае он соединяет в себе две соперничающие между собой личности. Для того чтобы заполнить пустоту, которую он ощущает внутри себя, он ищет новых ощущений; правда, в этот поиск он вкладыва­ ет меньше горячности, чем человек действительно страстный, но зато он быстрее устает, чем этот последний, и усталость снова направляет его внимание на самого себя и усиливает его первоначальную меланхолию. Напротив, дезорганизатор­ ская тенденция не может не содержать в себе зачатка эгоизма, так как нельзя восстать против всяких социальных уз, буду­ чи в сильной степени социализированным человеком. Только там, где первенствующую роль играет аномия, зачаток этот не имеет возможности развиться, потому что аномия, застав­ ляя человека выходить из границ, тем самым мешает ему уеди­ ниться в самом себе. Но в случае, если действие аномии ме­ нее интенсивно, она позволяет в известной степени эгоизму проявить себя. Например, препятствие, на которое наталкива­ ется ненасытное желание человека, может заставить его об­ ратиться к своему внутреннему миру и поискать в нем от­ влекающее средство от своих потерпевших крушение страс­ тей. Но так как он не находил там ничего, за что он мог бы прочно ухватиться, и так как тоска, которую в нем вызывает созерцание этого зрелища, может только усилить желание бежать от самого себя, то, конечно, вследствие всего этого его беспокойство и недовольство только возрастают. Таким образом возникает тип смешанных самоубийств, где подавлен­ ность чередуется с возбуждением, мечта с действительностью, порывы желаний с меланхолическими размышлениями.

Аномия может точно так же сочетаться и с альтруизмом. Один и тот же кризис может потрясти существование индиви­ да, нарушить равновесие между ним и его средой и в то же самое время обратить его альтруистические наклонности в со­ стояние, возбуждающее в нем мысль о самоубийстве. Это тот случай, который мы называем самоубийством одержимых. Если, например, евреи в большом количестве лишали себя жизни во время взятия Иерусалима, то делали это потому, что, во-первых, победа над ними римлян, превращая их в поддан­