книги / Самоубийство Социолог. этюд

чивости и только в слабой степени могут сдерживать стра­ сти, которые принимают самые широкие размеры. Чувство уже не так легко подчиняется тем условиям, которые ему предписаны. Исчезает спокойствие, моральная уравновешен­ ность, составлявшие преимущество человека, пребывающего

вбраке. На их место появляется известное состояние беспо­ койства, мешающее человеку дорожить тем, что у него есть. Он тем менее обращает внимание на настоящее, что благо­ состояние его кажется ему неустойчивым, будущее менее определенным. Нельзя прочно держаться за ту позицию, на которой находишься, если она в любой момент может быть разрушена с той или другой стороны. В силу этих причин

встранах, где влияние брака в сильной степени умеряется разводами, неизбежно ослабляется иммунитет женатого че­ ловека. Так как вследствие этого состояние его приближает­ ся к состоянию холостяка, он не может не потерять части своих преимуществ. Таким образом увеличивается общее число самоубийств.123

Но эти последствия развода касаются исключительно му­ жа и неприменимы к жене. В самом деле, половая сторона жизни женщины имеет гораздо менее интеллектуальный ха­ рактер в силу того, что вообще умственная жизнь ее менее сильно развита. Половые потребности женщины более непо­ средственно связаны с требованиями ее организма: они, ско­ рее, следуют за ними, чем их опережают, и таким образом находят в них действительную узду. В женщине гораздо силь­ нее, чем в мужчине, развит инстинкт, и для того, чтобы найти для себя покой и мир, ей достаточно только следовать ему. Та узкая социальная регламентация, которую несет с собой брак, и в особенности — моногамный брак, является для нее необходимой. Но эта дисциплина даже там, где она полезна, сопряжена с рядом неудобств. Определяя навсегда брачные условия, она тем самым отрезает пути к отступлению, каки­ ми бы условиями оно ни было вызвано. Ограничивая гори­ зонт человека, она запирает все возможные выходы, запреща­ ет всякие, даже вполне лояльные, надежды. Мужчина также часто страдает от этой неподвижности, но зло, причиняемое ему ею, широко компенсируется теми благодеяниями, кото­

рые он в то же время подучает от нее. К тому же, сами нра­ вы данного общества дают ему известные привилегии, поз­ воляющие в определенной степени смягчить всю суровость супружеского режима. Для женщины, наоборот, не существу­ ет ни компенсаций, ни смягчений. Для нее моногамия есть строжайшее обязательство, не допускающее никаких послаб­ лений. С другой стороны, брак не нужен для нее по крайней мере в той степени, как для мужчины, чтобы ограничить ее и без того естественным путем ограниченные желания и чтобы научить ее довольствоваться своим жребием; он только меша­ ет ей изменить свою жизнь, когда она станет для нее нестер­ пимой. Таким образом, супружеская регламентация делает­ ся для нее стеснением, лишенным больших преимуществ. Следовательно, все, что смягчает эту регламентацию, может только улучшить положение замужней женщины: вот поче­ му наличие развода является для нее благоприятным обстоя­ тельством и почему она охотно к нему прибегает.

Итак, мы видим, что состояние супружеской аномии, соз­ даваемое институтом развода, объясняет параллельный рост числа разводов и самоубийств. Поэтому-то такого рода са­ моубийства мужей в странах с часто встречающимися разво­ дами увеличивают число добровольных смертей и составля­ ют одну из разновидностей аномичного самоубийства. Они происходят не потому, что в этих обществах существует боль­ шее число дурных мужей или жен и, вследствие этого, боль­ ше несчастных браков: они являются результатом морально­ го состояния 5ш депггх5, которое само по себе вытекает из ослабления брачной регламентации. Это возникшее в тече­ ние супружества состояние, переживающее самый брак, одно только и развивает склонность к самоубийству, которую обна­ руживают разводы. Мы не хотим сказать, что это разруше­ ние брачного регламента целиком создано законным введени­ ем развода. Юридический развод является всегда на сцену только для того, чтобы освятить нравы общества, сложившие­ ся до него. Если общественное сознание не пришло бы малопомалу к заключению, что неразрывность супружеских уз бессмысленна, закон не мог бы сделать их более легко рас­ торжимыми. Брачная аномия может, таким образом, сущест­

вовать в умах людей даже тогда, когда она не провозглашена законом. Но, с другой стороны, она может проявлять все свои последствия только тогда, когда она облечена в закон­ ную форму. Поскольку брачное право не смягчено, постоль­ ку оно хотя бы материальным путем может сдерживать чело­ веческие страсти; оно препятствует тому, чтобы вкус к ано­ мии завоевал себе в умах людей слишком большое место, уже одним тем, что не одобряет его. Вот почему аномия прояв­ ляет свои особенно характерные, резко бросающиеся в гла­ за черты только там, где она становится юридическим ин­ ститутом.

Помимо того, что это объяснение бросает свет на парал­ лелизм, наблюдаемый между числом разводов и само­ убийств,124 и те обратные отклонения, которые обнаружива­ ются в области иммунитета мужей и жен, оно подтверждает­ ся также многими другими фактами.

1. Только при наличии развода мужей может иметь место настоящая брачная неустойчивость; только он один оконча­ тельно разрушает супружеские узы, тогда как раздельное жительство только отчасти ограничивает брак, не давая супру­ гам окончательной свободы. Если эта специальная форма ано­ мии действительно усиливает склонность к самоубийству, раз­ веденные должны обладать ею в гораздо более сильной сте­ пени, чем супруги, проживающие раздельно. Это именно и вытекает из единственного документа, который мы по это­ му поводу имеем. Согласно вычислениям, сделанным Легуа (Ор. ей. Р. 171), в Саксонии в течение периода 1847—1856 гг. на 1 млн. разведенных приходилось 1.400 самоубийств, а на 1 млн. раздельно проживающих — только 176. Это последнее число даже меньше того, которое выпадает на долю жена­ тых (318).

2. Если столь сильная степень склонности к самоубийст­ ву, наблюдаемая у холостяков, в известной своей части зави­ сит от половой аномии, то именно в тот момент, когда поло­ вое чувство находится в состоянии наивысшего возбужде­ ния, она должна ощущаться сильнее всего. В самом деле, от 20 до 45 лет показатель самоубийств холостяков гораздо бы­ стрее возрастает, чем впоследствии; в течение этого периода

он учетверяется, тогда как начиная с 45 лет и вплоть до пре­ дельного 85-летнего возраста он только удваивается. Что же касается женщин, то среди них этого ускоренного темпа не наблюдается; в возрасте от 20 до 45 лет число самоубийств среди девушек даже не удваивается, а со 106 поднимается всего до 171 (см. табл. XXI). Таким образом, период поло­ вой жизни не влечет за собой роста женских самоубийств. Это обстоятельство только подтверждает вышесказанное на­ ми относительно того, что женщина мало подвержена этой форме аномии.

3. Наконец, множество фактов, установленных в главе III этой книги, находят себе объяснение в только что изложен­ ной нами теории и этим самым могут служить для нее про­ веркой.

Мы видели там, что брак во Франции, независимо от се­ мейных условий, давал человеку коэффициент предохране­ ния, равный 1,5; теперь мы знаем, чему этот коэффициент соответствует. Он представляет собой те преимущества, ко­ торые извлекает для себя человек из регулирующего влия­ ния, оказываемого на него браком, из его умеряющего воз­ действия на страсти и вытекающего отсюда благополучия. Но в то же самое время мы констатировали, что в этой же стране условия жизни замужней женщины ухудшились по­ стольку, поскольку присутствие детей не исправило дурных для нее последствий брака. Мы только что указали причину этого явления. Это объясняется не тем, что мужчина по при­ роде своей зол и эгоистичен и играет роль мучителя, застав­ ляющего страдать подругу своей жизни, а только тем обстоя­ тельством, что во Франции, где до настоящего времени брак не был ослаблен разводом, он устанавливал для женщины нерушимые правила жизни, превращался в ярмо, которое переносить для нее было слишком тяжело и совершенно не давало никаких выгод. Вообще, вот та причина, которой обя­ зан своим существованием этот антагонизм полов, не поз­ воляющий мужчине и женщине в одинаковой степени поль­ зоваться преимуществами брака; у них совершенно различ­ ные интересы: одному необходимо стеснение, другой — свобода.

Между тем, оказывается, что в известные моменты своей жизни мужчина получает от брака то же, что и женщина, но в силу других причин. Если, как мы указали выше, молодые мужья чаще лишают себя жизни, чем холостые того же воз­ раста, то это указывает на то, что страсти их в это время слишком беспорядочны и они слишком полагаются на самих себя для того, чтобы быть в состоянии подчиниться таким суровым правилам брачной жизни. Брак кажется им непрео­ долимым препятствием, на которое наталкиваются и о кото­ рое' разбиваются все их желания. Вот почему возможно, что брак оказывает все свое благотворное влияние только тогда, когда возраст немного успокаивает страсти человека и дает ему чувствовать всю необходимость дисциплины.125

Наконец, в той же самой главе мы видели, что там, где брак благоприятнее для жены, чем для мужа, разница меж­ ду числом самоубийств тех и других всегда меньше, чем при обратных условиях. Это является доказательством того, что даже в обществах, где брачное состояние дает преиму­ щества женщине, оно оказывает ей услуг меньше, чем муж­ чине, ибо последний все же выигрывает от него больше, чем она. Если брак стесняет ее, то она от него страдает, но не может выиграть от него ничего даже в том случае, если он отвечает ее интересам. Это доказывает только то, что жен­ щина не испытывает в браке никакой необходимости, а это и есть именно то самое, что предполагает вышеизложенная теория. Результаты, полученные нами раньше и вытекающие из данной главы, совпадают и взаимно подтверждают друг Друга.

Мы пришли, таким образом, к заключению, крайне дале­ кому от того мнения, которое обычно составляют о браке и его роли в жизни человека. Его считают институтом, защи­ щающим интересы женщины и охраняющим ее слабость от мужского своеволия. Моногамия, в частности, часто изобра­ жается в виде жертвы, которую мужчина приносит в ущерб своим полигамным инстинктам для того, чтобы возвысить и улучшить путем брака условия жизни женщины. На самом деле, каковы бы ни были исторические причины, которые за­ ставили его решиться на подобное самоограничение, от него

выигрывает только он сам. Свобода, от которой он таким путем отказался, являлась для него только источником муче­ ния. У женщины не было этих причин, и потому молено сме­ ло сказать, что, подчиняясь этим правилам, жертву прино­ сит она, а не мужчина.126

Глава VI

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ФОРМЫ РАЗЛИЧНЫХ ТИПОВ САМОУБИЙСТВ

Один из выводов, к которым приводило до сих пор наше исследование, гласит: существует не один определенный вид самоубийства, а несколько его видов. Конечно, по своей сути самоубийство всегда есть и будет поступком человека, кото­ рый предпочитает смерть жизни, но определяющие его при­ чины не во всех случаях одинаковы; иногда они, напротив, по природе своей совершенно противоположны. Вполне по­ нятно, что разные причины приводят и к различным резуль­ татам. Поэтому молено быть вполне уверенным, что есть не­ сколько типов самоубийств, качественно отличных друг от друга. Но еще не достаточно показать, что это отличие долж­ но существовать; необходимо, непосредственно уловить его наблюдением и указать, в чем оно заключается. Необходи­ мо, чтобы частные случаи самоубийств были сгруппированы в определенные классы, соответствующие установленным выше типам. Таким путем появляется возможность просле­ дить весь разнообразный ряд самоубийств от их социально­ го источника до их индивидуальных проявлений.

Эта морфологическая классификация, казавшаяся в нача­ ле этого труда невозможной, может быть с успехом испробо­ вана теперь, когда основание для нее открывается в класси­ фикации этиологической. В самом деле, нам достаточно для этого взять точкой отправления три найденные нами вида факторов самоубийства и установить, могут ли те отличи­ тельные особенности, которые обнаруживают самоубийства,

реализуясь различными субъектами, вытекать из этих фак­ торов и каким образом. Конечно, невозможно вывести та­ ким путем все существующие особенности самоубийств, так как некоторые из них должны зависеть от личной природы данных индивидов. Каждое самоубийство носит на себе от­ печаток личности, представляет собой проявление темпера­ мента того лица, которое его совершает, зависит от тех усло­ вий, в которых оно производится, и поэтому не может быть всецело объяснено одними только общими и социальными причинами. Но эти последние, в свою очередь, должны нало­ жить на все самоубийства известный колорит зиг депепз, придать им определенную специфическую особенность. Этуто коллективную печать нам и предстоит'выяснить.

Конечно, такое исследование не может быть произведено с безусловной точностью. Мы не в состоянии сделать методи­ ческого описания всех ежедневно совершаемых самоубийств или всех случаев, имевших место на всем протяжении исто­ рии. Мы можем установить только самые общие значимые типы, не имея к тому же вполне объективного критерия, ко­ торый дал бы нам возможность сделать этот выбор. Более того, мы можем идти только дедуктивным методом в попытках связать их с теми причинами, от которых они, по-видимому, происходят. Все, что р нашей власти, — это показать их логи­ ческую необходимость, не имея зачастую возможности под­ крепить наши рассуждения экспериментальным доказательст­ вом. Конечно, мы прекрасно сознаем, что такая дедукция, которая не может быть проверена опытом, всегда подозритель­ на, но даже при наличии этих оговорок, нельзя сомневаться в полезности нашего изыскания. Даже в том случае, когда бы оно не дало ничего, кроме иллюстраций примеров выше­ приведенных выводов, оно все же представляло бы некоторый плюс, сообщая этим выводам более конкретную форму, связы­ вая их более тесным образом с данными наблюдений и дета­ лями повседневного опыта. Но этого мало — оно даст нам возможность ввести некоторые разграничения в массу таких фактов, которые обычно смешиваются между собой, как будто бы вся разница между ними исчерпывалась одними только от­ тенками, тогда как в действительности между ними сущест­

вует иногда диаметральное различие. Это имеет место по от­ ношению к самоубийству и умственному расстройству. В гла­ зах профанов последнее представляет собой некоторое опре­ деленное состояние, способное только в зависимости от об­ стоятельств изменяться внешним образом. Для психиатра это слово обозначает, напротив, целый ряд различных типов бо­ лезни. Точно так же в обыденной жизни самоубийцу пред­ ставляют себе обычно меланхоликом, тяготящимся жизнью. В действительности же те акты, посредством которых люди расстаются с жизнью, группируются в различные виды, имею­ щие самое различное моральное и социальное значение.

I

Первый вид самоубийства, без сомнения, известный уже в античном мире, но в особенности распространенный в на­ стоящее время, представляет в его идеальном типе Рафаэль Ламартина. Характерной его чертой является состояние то­ мительной меланхолии, парализующей всякую деятельность человека. Всевозможные дела, общественная служба, полез­ ный труд, даже домашние обязанности внушают ему только чувство безразличия и отчуждения. Ему невыносимо сопри­ косновение с внешним миром и, напротив, мысль и внутрен­ ний мир выигрывают настолько же, насколько теряет внеш­ няя дееспособность. Закрывая глаза на все окружающее, че­ ловек главным образом обращает внимание на состояние своего сознания; он избирает его единственным предметом своего анализа и наблюдений. Но в силу этой исключитель­ ной концентрации он только углубляет ту пропасть, которая отделяет его от окружающего его мира. С того момента, как индивид начинает заниматься только самим собой, он уже не может думать о том, что не касается только его и, углуб­ ляя это состояние, увеличивает свое одиночество. Если зани­ маться только самим собой, нельзя найти повод заинтересо­ ваться чем-нибудь другим. Всякая деятельность в известном смысле альтруистична, так как она центробежна и как бы раздвигает рамки живого существа за его собственные пре­

деды. Размышление же, напротив, содержит в себе нечто личное и эгоистическое. Так, оно возможно только при усло­ вии, если субъект освобождается из-под влияния объекта, отдаляется от него и обращает мысли внутрь самого себя; чем совершеннее и полнее будет это сосредоточение в себе, тем интенсивнее будет размышление. Действие возможно только при наличии соприкосновения с объектом; наоборот, для того, чтобы думать об объекте, надо уйти от него, надо созерцать его извне. В еще большей степени такое отчужде­ ние необходимо для того, чтобы думать о самом себе. Тот человек, вся деятельность которого направлена на внутрен­ нюю мысль, становится нечувствительным ко всему, что его окружает. Если он любит, то не для того, чтобы отдать себя другому существу и соединиться с ним в плодотворном сою­ зе; нет, он любит для того, чтобы иметь возможность размыш­ лять о своей любви. Страсти его только кажущиеся, потому что они бесплодны, они рассеиваются в пустой игре образов, не производя ничего существующего вне их самих.

Но, с другой стороны, всякая внутренняя жизнь получает свое первоначальное содержание из внешнего мира. Мы мо­ жем мыслить лишь объекты и тот способ, каким мы их мыс­ лим. Мы не можем размышлять о нашем сознании, беря его в состоянии полной неопределенности: в таком виде оно не представимо. Определиться же оно может только с помо­ щью чего-нибудь другого, находящегося вне его самого. По­ этому, если оно, индивидуализируясь, переходит за границу известной черты, если оно слишком радикально порывает со всем остальным миром — миром людей и вещей, оно уже лишает себя возможности черпать из тех источников, кото­ рыми в норме должно питаться, и не иметь ничего, к чему оно могло бы быть приложено. Создавая вокруг себя пусто­ ту, оно создает ее и внутри себя, и предметом его размышле­ ния становится лишь его собственная духовная нищета. Тог­ да человек может думать только о той пустоте, которая об­ разовалась в его душе, и той тоске, которая является ее последствием. Он и ограничивается этим самосозерцанием, отдаваясь ему с какой-то болезненной радостью, хорошо из­ вестной Ламартину, который прекрасно описал это чувство,

вложив рассказ о нем в уста своего героя: «Все окружающее меня было наполнено тем же томлением, что и моя душа, и удивительно гармонировало с нею и увеличивало мою тоску, придавая ей особую прелесть. Я погружался в бездны этой тоски, но она была живая, полная мыслей, впечатлений, слия­ ния с бесконечностью, разнообразных светотеней моей души, и поэтому у меня никогда не являлось желания освободиться от нее. Это была болезнь, но болезнь, вызывавшая вместо страдания чувство наслаждения, и следующая за ней смерть рисовалась в виде сладостного погружения в бесконечность. Я решился с этого времени отдаваться этой тоске всецело, запереться от могущего меня развлечь общества, обречь себя на молчание, одиночество и холодность по отношению к тем людям, которые могут встретиться мне на моем жизненном пути; я хотел, чтобы одиночество моей души было для меня как бы саваном, который, скрывая от меня людей, давал бы возможность созерцать только природу и Бога».127

Но нельзя оставаться только созерцателем пустоты — она неминуемо должна поглотить человека. Напрасно ей дают название бесконечности; природа ее от этого не изменится. Когда сознание, что он не существует, доставляет человеку столько удовольствия, то всецело удовлетворить свою наклон­ ность можно только путем совершенного отказа от существо­ вания. Этот вывод вполне совпадает с отмеченным Гартма­ ном параллелизмом между развитием сознания и ослаблени­ ем любви к жизни. Действительно, мысль и движение — это две антагонистические силы, изменяющиеся в отношении обратной пропорциональности; но движение есть в то же самое время и жизнь. Говорят, что мыслить — значит удержи­ вать себя от действия; в то же время и в той же мере это значит — удерживать себя от жизни. Вот почему абсолютное царство мысли невозможно, так как оно есть смерть. Но это еще не значит, как говорит Гартман, что действительность сама по себе нетерпима и выносима только тогда, когда она замаскирована иллюзией. Тоска не присуща предметам, она не является продуктом мира, она есть создание нашей мыс­ ли. Мы сами создаем ее от начала до конца, и для этого нуж­ но, чтобы наша мысль функционировала ненормально. Если